Философия осени

Илона Завадская [valya_volf] | 18.10.2025 в 15:16:26 | Жанр: Рассказ

Марк неторопливо брёл по безлюдным дорожкам опустевшего сквера. Сколько он себя помнил, это место всегда было особенно любимо им. Мужчина старался идти там, где было как можно меньше людей. С первого взгляда могло показаться, что он не любит социума и предпочитает жить затворником. Как знать… Марк был довольно общительным и даже компанейским человеком, и рос обычным ребёнком, с удовольствием носился с другими мальчишками по двору, ввязываясь во все игры и даже потасовки. А впрочем, как частенько он вспоминал строки своей любимой поэтессы и переводчицы Марии Петровых, «живу сама с собой в борьбе», вот так и Марк – был борцом с самим собой. Почему? С одной стороны – он был вполне себе коммуникабельным, а с другой – любил уединение и тишину; и поэтому, с этой, другой, стороны, старшая сестра Надежда никак не могла понять его.
- Бирюк и есть бирюк! – возмущалась она. – И в кого только такой родился?! Всё бы молчал! Поэтому от тебя четыре жены сбежали. Не то, что я общительная женщина: что поговорить, что посоветовать…
Марк обычно на её обвинительные тирады не реагировал, думая про себя о том, что же она вся такая «общительная» к своим пятидесяти трём до сих пор одна, и иногда на её «бирюка» парировал ей «старой девой». Разумеется, сестра обижалась и говорила, что никакая она не старая, а уж тем более не дева. Мужчина саркастически хмыкал и, не веря ей, думал о том, что у Нади просто не реализованное чувство материнства и, конечно же, отсутствие заботы не только о детях, но и о муже. «Ей бы мужика, да детей десяток, а потом и внуков! Может, познакомить её с кем?» - думал он и даже время от времени предлагал это сестре. Но та возмущалась, выказывая своё искреннее презрение к этой идее, брезгливо бросая в ответ, что если бы она только захотела, то давно бы вышла замуж, да только где они, настоящие мужчины: благородные и порядочные? А то, что он беспокоился о её одиночестве, так она ещё в любое время может для себя родить, даже врач её так говорит, что у неё ещё могут быть дети. В этот момент Марк морщился и цедил, что сестра о себе слишком высокого мнения и для того, чтобы родить ребёнка, как минимум, нужен мужчина.
- Пошляк! – заносчиво фыркала сестрица и выскакивала из комнаты.
- Это всего-навсего лишь констатация факта, обычная физиология! – смеясь, выкрикивал ей вслед брат.
Но особенно психовала она, когда Марк называл её злой.
- Я ж сама доброта, особенно к тебе, - чуть не плакала Надя, - а ты!.. Как ты только можешь?
- Эх ты! Классику знать надо – это же Окуджава, - укорял её брат и негромко напевал, подражая знаменитейшему барду, - «только топот мерный, флейты голос нервный да надежды злые».
Но ничто уже не могло в тот момент успокоить женщину.
Марк с наслаждением шёл по дорожкам, усеянным опавшими листьями. Пахло сыростью и ещё чем-то сладко затрагивающим трепетные струны души. Мужчина брёл по любимому городу, загребая ногами жёлто-красно-зелёные ворохи, ощущая себя неким эсминцем, рассекающим могучие волны океана. Марк думал о том, что невозможно до конца насладиться яркими насыщенными красками осени. Художник решил сегодня же пойти на этюды – такие светотени, формы не должны пропасть даром, ведь этого не напишешь в ни в одной мастерской, только на пленэре.
- Даа, - вслух проговорил Марк, задумчиво остановившись у могучего дуба, - действительно, живой свет и настроение природы не передать в студии, только на открытом воздухе!
Он поднял голову вверх и залюбовался голубым, почти прозрачным небом. У художника закружилась голова то ли от чарующего воздуха, то ли от бесконечной выси с медленно плывущими по ней облаками. Как можно было не восхищаться этой окружающей мир красотой?!
Марк шёл мимо деревьев, нарядно одетых в пышные золотистые и пурпурные платья. Трава была ещё по-прежнему сочно зелёной, но уже укрытой красными и жёлтыми листьями.
Неожиданно налетел лёгкий ветерок, и деревья, словно гигантские спруты, зашевелили своими щупальцами, одновременно заплакав крупными разноцветными слезами.
- Бесспорно, осень самое чудесное время года! – улыбнулся Марк. – Когда ещё, как не осенью, можно полюбоваться очаровательным преображением природы. Так и хочется задержать эти прекрасные мгновения, наслаждаться волшебным ароматом кружащихся в медленном танце листьев.
Художник остановился и, повернув обратно, решительно направился в сторону своего дома: ему нестерпимо, тотчас же, захотелось запечатлеть всю эту нынешнюю красоту на холсте. Он торопливо поднялся на свой этаж и, вытащив из кармана куртки ключи, открыл дверь.
- Марик, ты? – откуда-то из глубины квартиры донёсся голос сестрицы, а вскоре показалась и она сама. – Нагулялся уже? Что-то быстро сегодня…
- Я снова сейчас уйду… На этюды… Только быстренько соберу всё необходимое, - торопливо говорил Марк, на ходу сбрасывая ботинки.
Забежав в свою комнату, он схватил специальный рюкзак, в который закинул валяющуюся на стуле ветошь для вытирания кистей, сами кисти, разбавитель для красок. Марк огляделся, взял ещё мольберт и пошёл к выходу.
- Ну что ты тут топчешь?! – возмутилась Надежда, тыльной стороной ладони вытирая со лба пот. – Всё взял?
- Конечно! – улыбнулся брат. – Не забыл даже ни профессиональные навыки, ни вдохновение; а эмоции и наблюдения ждут меня снаружи.
- Юморист! – усмехнулась женщина. – Лучше бы порядок у себя навёл, а то развёл грязюку!
- Скажи спасибо, что ещё не скульптор! – хохотнул Марк. – Вот бы было – гипс, пыль, битые черепки!
- Черепки, - заворчала сестра, принявшись ожесточённо тереть тряпкой полку в прихожей, - черепки! Ты всю жизнь свою разбил и мою заодно! Ведь четыре жены было, и каждой после развода квартиру оставил…
- Как благородный мужчина, заметь, - вмешался Марк, - я ж не на улице остался, а в родительской квартире, а если ты на неё виды имеешь, то я и тебе оставлю, найду, где жить.
- Ну вот почему ты такой дурак у меня?! И в кого только такой уродился? Архитектор, а занимаешься мазнёй какой-то, - вопила Надежда. – Нет! Надо было тебя тоже на юрфак отправить. Вот, например, я юристка…
- Не мазнёй, а творчеством, а то, что не творчество (если ты имеешь в виду моё расписывание зданий, так то, как у Пушкина: «Не продаётся вдохновение, но можно рукопись продать» - кушать-то хочется. А то не буду есть, стану голодный и злой, как ты! – перебил сестру Марк и, хитро посмотрев на неё, с упрёком поправил. – И вообще надо говорить не юристка, а юрист! Ещё высшее образование имеешь.
- Умник! – нахмурилась женщина и, коротко всхлипнув, приобняла брата. – Какой же ты оболтус! Как ты не поймёшь, что кроме тебя мне никто не нужен. Ведь я вырастила тебя! Как же я тебя брошу, на кого оставлю?
Художник картинно подкатил глаза вверх.
- Балбес! – беззлобно шлёпнула его по спине Надежда. – Думаешь, только ты у нас весь такой чувствительный, а я так… бессердечная?.. Думаешь, я не помню, как было грустно, когда заканчивались летние каникулы, и мы возвращались с дачи домой, потому что нужно было собираться в школу. А помнишь, какой мы урожай привозили? Вся кухня была завалена яблоками, тыквами, патиссонами, кабачками... Как мама жарила на сковородке вкуснейшую молодую картошку вместе с грибами, которые мы с утра перед отъездом насобирали с папой в соседнем лесу. И как тут же мама варила свежий ягодный морс: из клюквы, малины, смородины… Думаешь, только ты видишь красоту окружающего мира?! Я, например, тоже всегда задумывалась над тем, что природа, как только отдаст людям свои дары, словно тоскуя, начинает увядать, словно стареет, как женщина от разлуки… Помню мамины грустные, какие-то осенние глаза, когда уходило лето… А я никак не могла понять тогда, почему короткую тёплую пору осени называют бабьим летом. Но теперь-то уж давно всё понятно, - женщина глубоко вздохнула и, не глядя на брата, грубовато буркнула, - ну ладно, иди на свои этюды.
- Надь, - несмело произнёс Марк, попытавшись подойти к ней поближе.
- Иди, - коротко бросила та и, отвернувшись от него, направилась в сторону ванной.
- Надо же! – потрясённый, качал головой мужчина, выходя из подъезда. – И кто бы мог подумать?! Такие чувства под суровой оболочкой.
Художник снова зашагал по усыпанным разноцветными влажными листья дорожкам, мысленно соглашаясь с неожиданным для него трогательным монологом сестры. Да, пусть и увядшая, но природа нисколько не потеряла своей красоты. Напротив, она стала потрясающе прекрасна!
Марк вспомнил слова Надежды о бабьем лете, подумав, что он любит даже дождливую погоду, которая как правило приходит после этого короткого бархатного периода. Обычно он выходил после дождя на улицу и подолгу бродил по мокрым тротуарам, наблюдал за изменениями, произошедшими в природе; медленно плывущими плотными серыми облаками. И хотя днём светило ещё довольно яркое и относительно тёплое солнце, но по утрам и ночами стало значительно холоднее; и осень уже уверенно чувствовала себя полноправной хозяйкой, и это ощущалось повсюду: и в городе, и за его пределами, куда Марк изредка выезжал на пленэр. Он любил писать дальние вольные равнины; тёмные молчаливые леса; поля, отдыхающие после напряжённого весенне-летнего сезона; сады с богатым урожаем фруктов.
И вот, казалось бы, только недавно блестели в лучах солнышка лёгкие паутинки – вестники бабьего лета, а уже и они отлетали. Деревья, словно изысканная модница, каждый день меняли свои наряды. Во дворах ещё полыхали клумбы с астрами, георгинами и хризантемами, дразня волнующими терпкими запахами.
Разговор с сестрой заставил Марка вернуться в воспоминаниях в далёкое детство. Он почему-то подумал, что в лесу сейчас, наверняка, много опят.
Вновь налетел ветер. Небо вдруг заволокло низкими тёмными тяжёлыми тучами, делая его серым и безрадостным. Прямо перед глазами художника выросла целая рябиновая аллея, вспыхнувшая пунцовым костром. Мужчина шёл по зелёной, но уже потускневшей траве. Он шёл и наслаждался осенним пейзажем, который скоро станет его новой картиной. Он шёл и не мог оторвать глаз от этой восхитительной красоты.
Марк знал, что многие не любят это время года за грустное уныние и тоску, которые приходят вместе с заунывными дождями, холодом, тоскливой слякотью и чередой простуд. Но художнику было непонятно, как можно было не восхищаться этой до безумия удивительной и прекрасной порой. Его же всё это приводило в неописуемый восторг, ведь осень была неким завершением или подведением итогов естественного жизненного цикла, как и возраст. А сама осень была такая же красивая, переменчивая и капризная, как женщина – женщина любого возраста также прекрасна. Как говорил поэт: «О возраст осени он мне милее юности и лета»… И Марк не мог не согласиться с тем, что только осень величава своей зрелой красотой. Только осень была такой разнообразной и интересной.
Художник остановился и принялся раскладывать мольберт, думая о том, что нужно ходить на этюды каждый день, потому что природа с каждым мигом меняется до неузнаваемости. Вот и журавли откричали. Ещё немного и воздух дохнёт свежей морозностью, прилетит первый трогательный снег, лужи стянет тонкий хрупкий ледок, который Марк до сих пор любил ломать и, наступая на него каблуком, он, слыша его хруст, снова возвращался в детство, как и сегодня после разговора с Надеждой.
Мужчина задумался, почему же он так любил осень, её монаршую власть над собой? Может быть, потому, что была близка и понятна его сердцу... Потому, что снова возвращала в детство, даруя воспоминания о родителях, ушедших очень давно… А, может быть, ему просто не хватало общения с его единственной сестрой?..

Свидетельство о публикации №10277 от 18.10.2025 в 15:16:26

Философия осени

Отзывы