Дела минувшие… обычные дела

Илона Завадская [valya_volf] | 26.10.2025 в 17:23:19 | Жанр: Рассказ

  Пелагея Никитична по привычке проснулась рано, когда молочное утро ещё не торопилось заглянуть в окно. Но сразу вставать она обычно не торопилась, давая возможность работающей части семьи спокойно собраться. А однажды она услышала, как зять сказал её дочери, что у матери крепкий сон, прямо удивительно для пожилого человека. Дочь поддержала мужа, ответив, что это хорошо, значит, нервы крепкие. Старушка тогда усмехнулась про себя, подумав, что какие ж они глупые, что не понимают того, что она просто не хочет им мешать и путаться под ногами. У неё ведь день длинный, она теперь птаха вольная – пенсионерка. Но сегодня совсем другой коленкор – они с внучкой на время остались одни, и надо подниматься, готовить завтрак, а после проводить девочку в школу.
  Когда дымящаяся каша разносила по кухне сладкий аромат, а на пузатом чайнике весело запрыгала крышка, Пелагея Никитична вошла в комнату Леры.
- Любушка моя, - с нежностью посмотрела она на девочку, уютно посапывающую на подушке, подложив под голову аккуратно сложенные ладошки. – Как жалко будить. Если бы не в школу, так бы и дала ей поспать вволю. Ведь сон – самое главное. Пока спится – надо спать. Вот пройдёт чуть времени, выйдет замуж, дети пойдут, там и не до сна будет. А да́ле, к старости, рад бы, да не поспишь. Проснёшься ночью – думки разные одолевают, и как ни старайся – не уснёшь…
Но время шло, и Пелагея Никитична, вздохнув, с грустью осторожно тронула внучку за плечо, а потом погладила по взъерошенной со сна макушке.
  Когда дочь была дома, то она вместе со своим мужем готовила обед, и старушка занималась только тем, что ухаживала за внучкой. Но девочка росла, становилась самостоятельной, и Пелагея Никитична всё больше освобождалась от забот: разве только тарелки где помоет, да тряпочки свои подстирает. А так… она гуляла (одна или с Лерой), смотрела телевизор; вязала, но всё больше ради баловства. Сидеть у подъезда она не любила и товарками в городе не обзавелась, да и в деревне, по правде говоря, где она жила раньше, не любила с бабами языком чесать, там у неё было много своих дел да думок, поэтому собирать сплетни о чужих, совсем не хотелось.
  После уроков, выполнив домашние задания, Лера, по обыкновению, за чаем, уютно устроилась на стуле и с любопытством уставилась на бабушку. Но та, лукаво прищурилась и, будто ничего не понимая, только улыбнулась, ничего не говоря, на самом деле понимая, что внучка ждёт новой истории.
- Бабушка! – с укоризной затянула голосянку Лера.
- Что? – смеясь, продолжила свою игру Пелагея Никитична.
- Ты же обещала! Расскажи про повозки!
- Вот же дались тебе эти повозки! – коротко бросила старушка, но на мгновение задумавшись, неторопливо произнесла. – Повозок-то на самом деле, пока машин, паровозов столько не стало, тады много было: и телеги, и брички, и кареты… У людей, коль была лошадёнка, и телега имелась. Запрягут бывалоча жеребца и поедут по своим делам, а она родимая на ходу и стучит, и гремит, и скрыпит…
- Да! – обрадованно вскрикнула Лера. – Говорят же – скрипит, как несмазанная телега!
Бабушка кивнула, соглашаясь, а потом продолжила: «Ну а зимой снег, на колёсах не поездишь – в снегу увязнешь, сани тады в ход шли. Как у ребят салазки… И розвальни ещё были: тоже сани, только низкие и широкие, бока у них расходились врозь от передка и сиденья для кучера не было. А ещё дровни… Но они только у крестьян имелись, на них грузы перевозили».
- А я помню, - весело перебила бабушку внучка, - Пушкин писал: «Зима! Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь», а ещё в новогодней песенке «В лесу родилась ёлочка» поётся: «Везёт лошадка дровенки, а в дровнях мужичок».
- Да, - согласилась с Лерой Пелагея Никитична, - но, если на дровнях только мужуки ездили, то в санях и баре ездили. Они у них красивые бывали, резные, коврами устланные, и сиденьице мягкое было, и задок.
- О! А я ещё вспомнила! – восторженно закричала девочка. – Вот почему пословица – не в свои сани не садись, то есть каждый знай своё место!
- Всё правильно, - снова кивнула бабушка, - но, тогда как-то все и знали своё место. Так будешь дальше слушать про повозки аль нет-с? – и, увидев полные нетерпения глаза внучки, продолжила. – Зимой-то ещё на возке перемещались. Он тоже был на полозьях, только крытый. Барин к отцу приезжал на возке. А там внутри: и перины, и подушки… Чтоб не дуло, стенки были обиты медвежьей шкурой и красным бархатом. Так что тепло там было – не застынешь! Уж не знаю почему, но помню, отец говорил, что возок по снегу бойчее, чем сани бежит.
- Даа, - разочарованно протянула девочка, - сколько всяких повозок существовало, а я-то думала, что знаю про них… Телега, сани, карета – вот и всё!
- Какой там! – махнула рукой бабушка. – Я тебе ещё про эти этипажи расскажу! Вот ты говоришь «карета», а ведь то, на что все говорят «карета», совсем и не карета. Но попробую по порядку: отец наш на бричке ездил, и нас ребят катал… Верх, как щас у детской коляски, закрывался кожаной крышей. Шумная только, родимец, была эта самая бричка! Громыхала, дребезжала, гремела вся – не приведи Господь! И дрожки тоже шумели, как у меня в ушах щас. И коляски тоже были, только другие: не для младенцев, а тоже для передвижения. Барышни в них ездили, барчуки. Были ещё по чужеземному названные, дай-ка припомню, как их звали-то, дай Бог памяти!
Старушка нахмурила лоб и ненадолго задумалась.
- Не помнишь? – напряглась внучка, но бабушка не отвечала, продолжая вспоминать.
Она посмотрела куда-то вдаль…
- Дормез! Вот как, а вторая карета – ландо́! – наконец, вымолвила она.
- Ого! – восхитилась Лера бабушкиным познаниям. – А что это?
- Что… Любая карета была закрытой. А ландо – такая коляска, тоже с открывающейся крышей. Модная тогда была, для богатых да знатных. А вот дормез был такой большой, что в нём можно было даже спать. Все этипажи: и кибитка – это тоже крытая повозка; и тарантас, крытый на продольной раме; и модный городской фаэтон – все они четырёхколёсные, а вот кабриолет – двухколёсный и без ко́злов. Вот уж модный был, кто на нём катался, сам и управлял им. Барин и на нём приезжал к отцу вместе со своими детишками, - Пелагея Никитична замолчала, погружаясь в волнительные воспоминания.
- Бабушка, ты говорила про кибитку, Пушкин и про неё писал: «Бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая». Ты говоришь, что кучер управлял лошадьми, а кто такой форейтор? Не знаешь?
Старушка посмотрела на девочку и улыбнулась: «Отчего ж не знаю? Мужик, что сидел на козлах – это кучер, а на передней лошади верхом – форейтор.
- Бабушк! А отец твой каким способом лошадей запрягал? Одной или и в три тоже? Это так красиво! А ещё и символично! Мы читали, как Гоголь птицу-тройку описывал: «Русь, куда ж несёшься ты?» - с выражением прочитала девочка.
- И тройку запрягал, и одну… И летом запрягали, и зимой… Быстро и красиво на тройке-то: коренник – лошадь, что по центру, глядела прямо, а боковые изгибали головы в стороны, - Пелагея Никитична одобрительно и восхищённо посмотрела на внучку, - а ты молодец – грамотная! Не то, что мы росли, тогда учились бо́ле ба́ре. Ба́ре…
  Однажды летним солнечным утром приехал к нам барин, весёлый… Детей своих катал, они к нему из города приехали, а он им, значится, поместье родовое показывал. Вот и к нам завернул. Он отца дюже уважал, хвалил и хозяйство его, и нас, детей его, что мы такие разумненькие и чистенькие у матери растём. Аккуратенькие… но всё равно мы не такими были, как барчуки: и одеты не так; и грамотными или совсем не были, или только немного, чтобы читать, считать умели (это уже и так было хорошо); и говорили не так; и ходили… Да что уж там говорить! Барчуков мамки-няньки одевали, с ложечки кормили, а крестьянские только до семи лет беззаботно жили: бегали, играли, учились лапти плести, корзинки, вышивать, выстругивать игрушки из дерева. Самое бо́льшее, что просили их в это время сделать, так это яйца в курятнике собрать, пол подмести да работникам еду в поле отнести. А вот уже с семи лет ма́лые с  отцами начинали пахать, боронить, землю удобрять, молотить, за скотиной ходить: чистить их, пасти, навоз за ними убирать, а за оплату скотину пасли; а девочки – посуду мыли, еду варили, половики чистили, на речке ходили бельё стирать, пряли, за маленькими ребятами приглядывали, ну и на огороде сорняки пололи; за птицей ходили, коров доили. «В люди» кого отдавали лет в десять: девочки за оплату чужих ребят нянчили, по хозяйству работали, пряли, ткали, шили, вязали, вышивали. Ма́лые в это время уже и рыбу умели ловить, силки́ на птиц ставить, мебелишку какую делать, упряжь. А годам к четырнадцати уже совсем взрослыми были: парни и поле могли самостоятельно вспахать, и урожай вырастить. А самое главное, родителям перечить не могли – всё безропотно выполняли. Ну это крестьянские ребяты, а барчуки…
  Старушка снова глубоко задумалась. Ей снова припомнился летний солнечный день, когда приехал к отцу барин Сергей Петрович. Приехал он на красивой блестящей повозке, Пелагея уже знала, что она называется ландо, а запряжена эта невидаль была тройкой белоснежных лошадей, барин сам управлял ей. Был он в тот необычайно весел. Вместе с ними приехали двое его детей: сын Андрей Сергеевич – мальчик лет тринадцати; и дочка Мария Сергеевна – девочка лет пяти. Пелагея издали восхищённо смотрела них. Барчук неторопливо ходил по двору, высокомерно разглядывая нехитрое крестьянское, и всё время молчал. А Мария Сергеевна… До чего ж она была хороша! Поля спряталась за сарай и восторженно разглядывала эту чу́дную девочку: кипенно-белое пышное платьице, ажурная шляпка, туфельки на каблучке, нежное, словно фарфоровое личико. Пелагея не смела не только открыто посмотреть на неё или подойти ближе, она даже со стороны боялась взглянуть на необычную маленькую гостью. Восторг, страх, ликование – всё смешалось в душе Поли, так поразила её Машенька.
  Пелагея Никитична тяжело вздохнула. Лера посмотрела на неё и осторожно спросила: «А вы? Вы как были одеты? Почему эта девочка так удивила тебя?»
- Как же, Лерушка, почему? Знаешь, как писатель наш Лев Толстой сказал, что «все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Так и у крестьян жизнь была похожа одна на другую, и одёжа… Даа… А тут такое! Ровно из сказки девочка та явилась! Одёжу-то чаще всего шили изо льна, простую, грубую. Наш отец, правда, иногда покупал фабричную ткань, но не каждый себе это мог позволить. Одевались каждый день просто, на праздник понаряднее. Мужуки носили косоворотку и штаны, подпоясывались кушаком. Праздничные рубахи шили из красного ситца. А бабы с девками носили рубахи, сарафаны, фартуки обязательно, а на праздник одёжу украшали вышивкой, ленты в волоса вплетали, платки повязывали, шали разноцветные. Позже уже у нас и пиджаки появились, и приталенные кофточки с вытачками. А туфельки у Машеньки? Мы-то ране в чём ходили? Лапти! Даже солдаты и те их носили. Сапоги, если кто и мог купить, то берегли их, носили по большим праздникам. Как и валенки зимой. Как вспомню: в войну сначала я сбегаю на работу, потом Санька ждёт их, а дале мать твоя… Так и в школу опаздывала, ругалась учительница, помню. Ох!.. Да и ели что: хлеб сами пекли, капуста, картошка, каши... Мясо редко ели.
- Щи да каша – пища наша, папа так говорит, - засмеялась Лера.
- Тяжело жили, - продолжала бабушка, не обращая внимания на реплику внучки, - весь труд ручной: и сенокос, и уборка. Зерно цепами молотили. А ещё кузня у нас хорошая была, и кузнец… Всё делал: хоть гвозди, хоть топоры, хоть подковы. После революции, конечно, сильно жизнь изменилась: и раскулачивали, и выселяли с насиженных мест, и хозяйство своё держать не разрешали. Но школы строили, дороги, больницы. И опять... работали много, но всё без денег, за трудодни, я уж сказывала тебе. А ещё церковы запретили. Ране-то как бывалоча: по выходным всей семьёй на службу обязательно, в праздник к заутрене шли. Наряжались во всё праздничное…  Крестины, венчание, отпевание – всё там было. Ох, всё тяжело тогда было. И дома деревянные, для тепла и еды печь натопить надыть, и полы не у всех из досок были: у кого просто земляные, а сверху соломой их застилали. У нас печка большая была, и спали на ней, и хлеб готовили, и еду. В мороз заберёмся бывалоча на неё, ох, как хорошо! А возле печки кадушка с водой стояла, с умывальником. Дом старались в чистоте держать, перед большими церковными праздниками весь-весь чистили, отмывали. И баня у нас ещё хорошая была, дюже любила я в ней париться. А у кого бань не было, так прямо на печках мылись. Так что, милая, как большевики пришли, многое изменилось, вся жизнь, почитай!
  Пелагея Никитична задумалась, а когда Лера потребовала продолжения, она посмотрела на неё и мудро изрекла: «Знаешь, как говорится – делу время, потехе час. В другой раз да́ле расскажу». Девочка сначала было поморщилась, но потом согласилась, потому что знала, раз та пообещала, значит, обязательно выполнит, значит, обязательно так и будет. И в следующий раз будет новая бабушкина история.
 

Свидетельство о публикации №10542 от 26.10.2025 в 17:23:19

Войдите или зарегистрируйтесь что бы оставить отзыв.