Чёртова дюжина 13 глава

Фокина Виктория [Victoria_Fokina] | 25.11.2024 в 12:29:58 | Жанр: Роман

13
Роман

Когда дела совсем плохи, остаётся только смеяться.
Джим Керри

- М-да…Как же это тяжело, на самом деле… Сколько трагических историй мы сегодня услышали… С Вашего позволения, я расскажу о себе. Стыдиться мне особо нечего. Мою плоть и душу полностью поглотил зелёный змей. Меня зовут Роман, и я человек, который не просто пьет, чтобы забыться или отвлечься. Для меня алкоголь — это способ жить. Я уверен, что только в состоянии опьянения я могу по-настоящему ощутить жизнь и найти вдохновение. Я живу легко и пьяно, не беспокоясь о завтрашнем дне. Но мои дни наполнены книгами, обсуждениями философии и искусства, а вечера—бесконечными посиделками за бокалом вина. По знаку зодиака я стрелец – говорят, что мы веселые смехотворцы и жизнь кажется нам лёгкой. Это именно про меня! И мои грехом именно это и является – тяжкий грех – смехотворство. – будто бы с гордостью произнёс мужчина, выпивая очередной бокал красного вина.
—Но также было не с рождения? Что-то же тебя натолкнуло на этот путь?
—Да, причин было множество, но расскажу по порядку. Жили мы в небольшой однокомнатной квартире практически в центре города. Отец в своё время был бандитом, как предыдущий оратор Михаил, мама работала в ликёро-водочном заводе, и оба они частенько выпивали. Я всё детство на них смотрел, и мне было неприятно видеть их пьяные лица, толпы друзей-собутыльников, слышать вопли, крики и вся квартира была прокурена дешевыми вонючими сигаретами. Я постоянно убегал в бабушке – лишь у неё всегда была чистота, уют, любовь и пахло сладкими блинчиками и пирогами с яблоком. Я очень любил бабушку – это была моя отдушина, моя тихая гавань. Она знала, как утешить и поддержать, когда мир казался слишком сложным и беспокойным. Каждый раз, когда я приходил к ней, дом наполнялся ароматом свежевыпеченного хлеба и яблочного пирога. Она всегда встречала меня с улыбкой и нежным взглядом, способным разогнать любые тревоги. В ее объятиях я чувствовал себя в безопасности, как будто ни одно испытание не в силах меня одолеть. Бабушка рассказывала истории своего детства, полные испытаний и радостей, и в этих рассказах я находил мудрость и силу. Она учила меня ценить простые вещи: утренний кофе на веранде, пение птиц, запах земли после дождя. Эти моменты, наполненные тишиной и теплом, стали неотъемлемой частью моего скрытого мира.
Постепенно я осознавал, что бабушка была не просто родственницей, а настоящей наставницей. Она передала мне свои ценности и взгляды на жизнь, и даже сегодня, когда ее рядом нет, я помню каждое ее слово, каждую улыбку. Она оставила после себя неизгладимый след в моем сердце, который будет жить вечно.
Когда мне было два года, у родителей родилась дочка, моя милая и любимая сестрёнка. А ещё через год отца не стало – он ночью, холодной декабрьской зимой пошёл за очередной бутылкой водки, и будучи изрядно пьяным, поскользнулся, упал и уснул в сугробе. Утром уже его нашли случайные прохожие, но было поздно – смерть, облачённая в плащ из трескучего мороза и пушистого белого снега, забрала его с собой… На тот момент родители часто ссорились, и часто расходились. Причины у них были свои, я не вникал в них в силу своего возраста. Спустя годы я узнал, мама по пьяни мне рассказала, что они тогда с отцом очередной раз разошлись на почве ревности, он звонил ей на стационарный телефон, и включал на магнитофоне их любимую песню. Мама держала маленькую дочь на руках, прижимала телефон плечом к уху, слушала песню и плакала. Потом она положила трубку и продолжила плакать. Отец не добился её прощения и пошёл за очередной бутылкой водки для того, чтобы залить своё горе…
Еще через год мама начала жить с другим мужчиной. Он был другом семьи, и мы с сестрёнкой знали его, но были слишком малы, чтобы понять, что происходит. Я отца плохо помню, а сестра было совсем малюткой, которая не запомнила его живым, лишь только знает его из наших чёрно-белых рассказов и фотографий. Дома были всё те же друзья-собутыльники, тот же запах сигарет, грязная посуда в раковине, та же пьющая мама, но только другой папа. Только он не был жестоким или грубым, и всегда был дома, с нами. Скандалы и крики всё равно остались в нашей квартире, и я по-прежнему сбегал из дома к любимой бабушке, которая жалела маленького Ромочку и кормила сладкими пирогами с яблоком…
В двенадцать лет я стал ловить в своём организме странные ощущения взрослеющего человека. Я длительное время отмахивался и не замечал своих желаний, но, когда я их в себя впустил, я оказался в плену собственных мыслей. Постепенно ощущения стали настойчивей, как тихий шёпот, который не давал покоя. Они обросли образами и мечтами, преобразуя каждый момент в словесный поток, захватывающий воображение. Одни желания рождали надежду и стремление, другие же порождали страх и неуверенность. В этом эмоциональном вихре внутренний мир напоминал лабиринт, где каждая эмоция могла привести к неожиданному открытию.
Со временем, каждая мысль становилась волнующей игрой, где вчерашние убеждения переставали работать. Возникала необходимость разобраться, что на самом деле важно, а что лишь иллюзия. Взросление не обещало легкости; наоборот, оно обнажало множество противоречий и сомнений. Столкновение с самим собой становилось неизбежным.
И вот появилось понимание: взросление — это не лишь обретение зрелости, но и постоянный выбор между своими желаниями и ожиданиями окружающих. Быть собой в мире, где порой хочется подстроиться под других, — величайшая проба, которая открывает истинное я и позволяет обрести внутренний баланс, ведь именно в этом и кроется глубинная свобода.
Всё чаще и чаще я стал засматриваться на свою сестру. Грубо, пошло, грязно, знаю. Она хорошей девочкой была, и не была достойна, что бы с ней плохо поступили, тем более родной брат, но сдерживать себя было очень тяжело. С каждым днём я всё больше и больше заглядывался на неё, как на девушку, женщину, хотя сам ещё был сосунком без стержня, но это играла во мне кровь и начинающийся переходный период. А она тем более была ещё совсем малышкой. Я каждый день смотрел на неё другим взглядом, стал обращать внимание на то, в каких коротких юбочках она ходит в школу, как расчёсывает свои красивые волосы. Я ещё не понимал, что это неправильно и грязно, но всё же пытался выкинуть эти мысли из своей головы. Не таким хотел меня видеть мой покойный отец, далеко не таким.
В тринадцать лет я впервые выпил пиво, которое осталось после очередных посиделок мамы с подружками. Я вернулся со школы раньше обычного. На кухне был погром, родителей не было дома. Учеба в седьмом классе бывает непредсказуема и сложна, поэтому я часто уходил с последних уроков, которые меня не интересовали. Все же было интересней обсудить девочек и грядущие разборки с параллельным классом, с пацанами, покуривая сигарету Мальборо красный за школой. Да, в тринадцать лет я начал курить и выпивать. Вот настолько рано я стал гнить.
Открыв дверь в квартиру, я понял, что сестра уже дома. Она училась на два класса младше, и была вежливой и приличной девочкой, не ровня мне—всегда выученные уроки, идеально отутюженные рубашки и школьная форма. Возможно, причиной этому была определенная строгость родителей в сторону младшей сестры – ей никогда не позволяли лишнего, всегда строго следили за её успеваемостью и поведением, а в случае проступков слегка наказывали. Но также её и поощряли гораздо лучше, чем меня – на день рождения новый телефон, на отличное окончание четверти или полугодия – новый планшет. А я в это время ходил со старым Самсунгом. Лучшим поощрением для меня было не получить оплеуху от отчима – это прям самый шикарный подарок. Но требовали от меня много. Порой слишком много.
Это создавало неосознанную конкуренцию между мной и сестрёнкой. Я всегда чувствовал на себе давление соответствовать высоким стандартам, при этом не имея таких же привилегий. Каждая похвала в адрес младшей сестры воспринималась как нечто обесценивающее, что лишь усиливало моё чувство ненужности. Результатом стало внутреннее несогласие с родительскими подходами и постоянная борьба за внимание и признание.
Очень рано я начал чувствовать, что мои достижения не ценят. Даже когда получал хорошие оценки, или приносил маме цветы — это не сравнимо с радостью, которую испытывала младшая за свои небольшие победы. Это создало щель в наших отношениях, где зависть и обиды пересекались с желанием быть рядом и поддерживать друг друга…
Я зашел в комнату и бросив сумку на кресло, включил компьютер. Было слышно, как в ванной бежит вода. «Купается» подумал про себя, и мой разум снова окутали те самые запретные фантазии… Последние пару лет я неоднозначно стал засматриваться на сестренку… как на женщину, как на маленькую, чистую, грехом не тронутую женщину. В моих фантазиях она принадлежала мне. Пару раз я видел, как она переодевается, видел, как формируется её невинная фигурка, как маленькие груди начинают расти, приобретая желанные формы. Я видел её нежную розовую кожу и мечтал, нет, жаждал прикоснуться к ней губами…
Однажды, вернувшись домой поздно ночью, будучи под хорошим градусом, перед тем как ложиться спать, я тихо вошел в её комнату и подошел к постели, на которой мирно спала сестра. Немного подумав, я поднял одеяло. Она не проснулась. В лунном свете, падающим из окна, я внимательно рассматривал её постепенно округляющиеся бедра, нежную ножу, и выпирающие маленькие сосочки из-под ночной тонкой майки. Я осторожно провел рукой по её груди. Она не проснулась. Я готов был на неё накинуться и сотворить самое ужасное в жизни, но в этот момент родители вернулись домой, и я мгновенно прыгнул в свою кровать и уснул. Моё сердце бешено стучало, я задыхался от желания, но утром я чуть не сгорел со стыда. Благо, никто ничего не узнал, а я понял, что чуть не совершил глупость. Страх и неловкость снова овладели мной. Воображение рисовало картины возможных последствий — осуждающие взгляды, недоуменные вопросы. Я знал, что решение, принятое в момент страсти, могло привести к последствиям, которые хотелось бы стереть. Теперь оставалось только одно: начать заново и оставить в прошлом то, что едва не стало ошибкой.
Постепенно я учился контролировать свои эмоции, понимая, что важно уметь останавливаться на краю бездны. Но в тот день гниль снова стала распространяться по крови. Пока сестра купалась, я убирал на кухне и ждал, пока загрузится игра на компьютер. Увидев несколько закрытых бутылок с пивом, я открыл одну из них и пошёл в комнату. Несколько глотков алкоголя снова разбудили во мне того похотливого зверя. Я выпил ещё одну бутылку и набравшись смелости, отправился в ванную, где купалась сестра. Сделав глубокий вдох, я дернул ручку двери и вырвал хлипкую щеколду. Сестра стояла под душем, и увидев меня, громко завизжала. Я разозлился и стал подходить к ней. Девочка упала в ванную и громко заревела. Меня это начало возбуждать, но вдруг она произнесла: «не будь, как они, пожалуйста!» Я замер. Меня будто окатили ушатов ледяной воды. Затем я выскочил из комнаты и сев на диван, стал ждать. Через несколько минут сестра вышла из ванной. Подошёл к ней, вытер слёзы с её милого лица и стал спрашивать, что она имела ввиду. И она, снова заплакав, рассказала, что несколько старшеклассников часто задирают её – заходят в женскую уборную, когда она там одна, или подглядывают в раздевалке, ставят подножки, заглядывают под юбку, а также говорят грязные и непристойные слова. В этот момент я разозлился, крепко сжал кулаки и успокоив сестру, пообещал, что её больше никто не обидит.
С каждым словом сестры гнев внутри меня нарастал. Я представлял, как эти старшеклассники смеются над её слезами, и это ощущение выводило из себя. Я вцепился в края стола, чувствуя, как мышцы напрягаются от эмоционального гнева. Слова сестры пронзали меня, как острые стрелы. Она пыталась скрыть свои переживания, но я знал, каково это — быть там, где никто не поддерживает. Чужие смехи звучали в голове, как щемящий эхо, пробуждая бесконечное чувство беспомощности.
"Почему они не понимают?" — шептала она, и в этом вопросе скрывался весь ужас тех моментов. Я мечтал о том, как встал бы перед каждым, кто посмел бы обидеть её, готовый защитить её даже ценой своей безопасности. Мне хотелось, чтобы она знала: она не одна. Я мысленно строил сценарии мести, но понимал, что это лишь усугубит ситуацию. Я знал, что нельзя оставлять это без внимания, успокоив сестру, пообещал, что такого больше не повторится.
На следующий день я собрал друзей, и мы пошли разговаривать с обидчиками моей сестры. Домой я и другие парни, участвовавшие в «разговоре», вернулись с синяками, порванными вещами, грязные, и в крови. Но я смог объяснить тем подонкам, что нельзя трогать мою сестру, да и других девочек тоже. Они вроде поняли. По крайней мере, сестра больше не жаловалась на обидчиков. Но и я стал чувствовать себя грязным подонком и последней мразью, которая чуть не изнасиловал родную сестрёнку. Я её напугал так же, как пугали старшеклассники, намекая на грязные вещи. Я чуть было не сломал её жизнь и судьбу. Наши отношения после того случая ухудшились – она стала меня бояться, и возможно, ей было противно от одного моего вида, не говоря уже о дружбе и кровных нормальных отношениях.
Я всё чаще стал выпивать. Да, тоже пошёл по косой тропе в тринадцать лет. Это были прогулки с друзьями, походы на вечеринки, родительские посиделки. Но началось из-за ненависти к самому себе. Это чувство, которое, как черная тень, преследовало меня и лишало покоя. Сначала оно проявлялось в мелочах: недовольство отражением в зеркале, критика своих действий, постоянное ощущение, что кто-то живет лучше. Со временем это переросло в неприязнь к собственным мечтам и желаниям. Я начал убеждать себя, что я недостоин чего-то большего, и постепенно замыкался в своем внутреннем круге. Эта ненависть стала порождением страхов и сомнений. Каждый шаг вперед казался непосильным, а каждая неудача укрепляла убеждение в собственной несостоятельности. Вместо того чтобы обратиться к поддержке и искать изменения, я продолжал углубляться в свой внутренний капкан.
Потом выпускной в школе, поступление в институт. Я стал праздновать каждое более или менее значимое событие. С сестрой мы всё больше и больше отдалялись, потом, после девятого класса она поступила в колледж, и начала жить с парнем. Я снова начал пить. Слишком рано она начала дарить себя мужчинам, слишком рано. Сестра стала искать утешение там, где могла, пытаясь заполнить пробелы, которые оставили родительские беспорядки. Она отбросила все наслоения детства и погрузилась в новое, увлекательное, но опасное приключение. Я видел, как она блестит среди своих новых друзей, но вот у меня все больше накапливались чувства вины и отчаяния. Каждый раз, когда я поднимал стакан, ее образ в моей голове становился ярче, и мне казалось, что я лишь усугубляю ее страдания.
Но настоящая проблема заключалась не в нашем прошлом, а в том, что мы оба стали жертвами обстоятельств. Взросление в сложной семье научило нас справляться с болью по-своему: кто-то оказался на дне, а кто-то стремился к свету. Я пытался понять, что сестра просто искала свою свободу, а не сбежала от меня. Это было слишком сложно: признать, что каждый избрал свой путь, и, возможно, это не было предательством.
Я считал себя виноватым в этом, я считал, что тот мой поступок в детстве сломал ей психику, я рыдал и пил, но на самом деле виноваты были родители – сестра не могла смотреть на их пьянки, да и я ещё пить начал. Ей было просто противно жить в этой грязи, утопать в мусоре и бутылках. Она хотела любить и быть любимой, поэтому она ушла. А я продолжал винить себя. Мне нужно было внимание и лишний повод выпить.
На втором курсе я познакомился с девушкой и влюбился в неё по самые уши. Мы начали дружить, ходить на рок-фестивали, отжигать там, гулять на праздники по городу и сидеть в теплых кафе снежной зимой. Я любил её. Наши вечера наполнялись музыкой и смехом, когда мы обменивались историями о мечтах и планах. Каждый уикенд превращался в новое приключение, и с каждым днём чувства становились всё сильнее. Мы бродили по тому городу, который, казалось, существовал только для нас, а каждая улица стала знакомой страницей нашей истории. У меня были девушки, были любовницы, но любимой никогда не было. И вот, когда появилась она, я узнал, что такое любовь. Спустя три года нашей невинной дружбы она уехала в другой город, выйдя замуж. Я запил еще больше. Моё сердце было разбито. Сильно, кровавыми следами моя человечность покидала душу, на её место приходила жестокость, боль и ярость. В такие моменты я особенно сильно стал пить. Я пил один, в тишине, читая книги, разговаривая сам с собой. Я никого не хотел видеть и слышать, мне нужна была помощь, но я не мог о ней попросить.
В этой темной бездне, где утраты переплетались с воспоминаниями, каждая капля алкоголя становилась временным анестетиком, затмевающим реальность. Книги, которые когда-то приносили удовольствие, теперь лишь обостряли осознание одиночества. Персонажи их, казалось, всегда находили выход, в то время как страдания реального мира лишь усиливались в тени. Разговоры с самим собой привели к тому, что голос в голове стал единственным собеседником — мрачным и упрямым, подчеркивающим каждый изъян.
Бутоны надежды затухали, уступая место страху и недоверию. Взгляд окружающих казался чужим и враждебным, а желания открыться и довериться исчезла в мгновение ока. Однако в том мраке, где отчаяние казалось окончательным, неожиданно проскакивали блики света. Мимолетные воспоминания о счастье и любви поднимали вопрос: «Что, если все еще может измениться?»
Но, чтобы полюбить снова, мне нужно было найти себя — вернуть утраченные кусочки человечности. Научиться просить о помощи, и, возможно, этот шаг мог стать началом долгого пути к исцелению. В этой тишине, полной боли, вскоре мог родиться новый голос, способный разорвать цепи отчаяния. Возвращение к себе начиналось с маленьких шагов. Каждый день становился испытанием, и даже простые действия, такие как прогулка по парку или чтение страниц старой книги, напоминали о том, что жизнь еще не завершена. Словно в тумане, пробивались светлые моменты — смех ребенка, теплые слова друга, наблюдение за закатом. Эти искры жизни стали маяком в клубящихся тенях.
Время от времени приходило осознание, что уязвимость не есть слабость. Это было своего рода освобождением, позволяющим смело обратиться к другим. Разговоры с людьми, естественно, проходившие за бокалом алкогольного напитка, сначала пугающие, постепенно превращались в источник силы и поддержки. Каждый новый контакт давал возможность взглянуть на мир с новой точки зрения и обрести доверие, утраченное в море сомнений.
Одновременно с этим, страсть к творчеству вновь начала пробуждаться. Музыка, письма, живопись — все эти формы самовыражения стали безопасной убежищем, наполняя душу смыслом. Такой поток чувств и эмоций способствовал восстановлению внутренней гармонии, позволяя пережить утраты и оглянуться на будущее с надеждой. Теперь, когда в сердце замелькали искры доброты и любви, жизнь снова становилась источником вдохновения.
С подругой мы часто общались, но я остался лишь другом дня неё, а мечтал быть её мужем, быть её жизнью. Я хотел, что бы меня любили и жалели. А на деле я никому не был нужен, лишь одному другу. Родители пили с друзьями, ссорились, а я там был лишний. У сестры свою жизнь была, лишь только бабушка меня гладила по голове, жалела и любила.
С тех пор как дружба с подругой стала основой моей жизни, я начал осознавать, как сложно быть в тени собственного желания. Каждый разговор, каждый смех подогревали мои мечты, но реальность оставалась непривычно холодной. Мне хотелось, чтобы она заметила мои горячие чувства, но я боялся разрушить то, что уже было. Сердце тосковало по взаимности, но я не знал, как открыть ей свою душу. Да уже и не видел смысла – она принадлежала другому.
В то время, когда родительские конфликты накалялись, я изолировался в своем внутреннем мире, искал утешение в доме бабушки. Ее тепло и забота были единственным источником спокойствия, который спасал меня от хаоса обыденной жизни. Я понимал, что в каждом объятии бабушки находил ту недостающую любовь, которая так не хватала ему в повседневности…
После окончания института я пошёл отдавать долг Родине. Служба была обычной, как у многих парней, ничего примечательного не было. Кроме того, что отношение ко мне было не очень хорошим – довольно часто я дрался с товарищами и сослуживцами, из-за чего часто получал от командиров. В общем я был далеко не в почёте. Когда я хотел подписать контракт, командир очень доходчиво объяснил мне, что «такие гоблины, как ты в армии не нужны», и я вернулся домой, устроился работать на кирпичный завод, и продолжил пить ещё больше. Спустя пару месяцев мой город стал на меня давить, и я, собрав сумку, уехал в другой большой город, в надежде построить новую жизнь. Найдя новую, высокооплачиваемую работу, я подружился с коллегой, и мы стали вместе снимать квартиру. Новый друг был не против выпить, и я его поддерживал. Я нашёл надёжного друга, товарища и собутыльника.
Как то, изрядно выпив, я позвонил подруге, своей тайной любви. Мы разговаривали с ней несколько часов – она рада была меня слышать, а я тем более рад был с ней поговорить. Я не стал говорить, что пропал на несколько лет потому, что очень много пил, а наплёл ей сказку про то, что во время срочной службы нас закинули в горячую точку, я был ранен – враг прострелил мне ноги, потом, после госпиталя подписал контракт в секретной военной организации, и теперь езжу по ближнему зарубежью, участвую в военных конфликтах и зарабатываю крупные суммы денег. Я надеялся, что она пожалеет меня, полюбит, и захочет быть со мной, разделить судьбу. Я рассказывал ей, как мне было тяжело, что я настоящий герой, который даже отказался от медалей для того, чтобы совесть была чиста. Я рассказывал отрезки из фильмов, фантазии и вычитанные сцены из книг, выдавая их за действительность, которая якобы произошла со мной. На деле же я был алкашом, который никому не нужен, и не любим. Подруга же меня лишь пожалела, и не более. Спустя время она развелась с мужем, и была свободна. Но моя слабость и страх не позволили открыть рот и предложить стать моей. Я выдавал себя за великого мученика, надел на голову корону самолюбия и высокомерия, спрятал свою беспомощность за маской бессердечной твари, которая сама от себя всех оттолкнула. Я хотел, чтобы вокруг меня вились и восхищались, чтобы меня жалели и лелеяли, но я не готов был открыть своё сердце, мне было проще сказать, что у меня нет сердца, чем признать свою слабость. Сейчас я признаю, что да, я слаб и беспомощен. Мне снова разбили сердце, и я продолжил пить, с перерывом на работу.
В ту холодную весну лёд полностью покрыл моё сердце – умерла моя любимая бабуля, которая была единственным лучиком света в моей жизни, последним живым человеком, который любил меня. Тогда я полностью замкнулся в себе, забылся, и выпустил на волю свою жестокость. Я периодически встречался с одной девушкой – коллегой, которая питала ко мне тёплые чувства, но я же использовал её лишь для удовлетворения собственных физиологических потребностей. Когда я сорвался с цепи, то нагрубил своей девушке, высказал, как она мне безразлична, что она для меня лишь кусок мяса для сексуальных утех, что она ничего не стоит. Она ударила меня по щеке, назвала мразью и ушла, заблокировав все контакты. Вместо того, чтобы печалиться по поводу разлада, я устроил вечеринку – позвал коллег, друзей, их друзей к себе на квартиру, мы врубили музыку и отрывались всю ночь. Я смотрел на веселье и ликовал – я хорошо, я король, я царь, я Господь Бог. Хотя я никогда не веровал в Бога, но иногда использовал это слово. Потому, что себя считал таковым. Я считал себя вершителем судеб и хозяином жизни. Хотя на самом деле я был беден и одинок, как церковная мышь. Я требовал ото всех почёт уважение, я выдавал себя за героя, воина и того, кто убил десятки людей. Я черпал всю информацию из различных источников и уже даже знакомым и друзьям выставлял себя великим героем, который воевал. Они верили. Я сам стал верить в свои слова. Я любил себя и ненавидел. Я хотел, что бы они любили меня. Я требовал от них этой любви. Через боль, скорбь, унижение и оскорбления, но я требовал. Я не готов был унижаться, но я унижал и уничтожал друзей и близких.
Эта внутренняя борьба, наполненная противоречиями, превращала каждое взаимодействие в поля битвы. Чем сильнее было стремление получить любовь, тем более жестокой становилась реакция на возможные её лишения. В моей душе царил хаос, и вместо поддержки от близких приходило разочарование. Каждый конфликт лишь углублял пропасть между ожиданиями и реальностью. Любовь, вместо того чтобы быть источником силы, стала инструментом страха и контроля. Стремление к признанию вело к агрессии, а боль, словно тень, оставалась неотъемлемой частью отношений. В моменты уединения приходила осознанность: требование любви не делало меня достойным её получения. Эта осознанность порождала стыд, способный разрушить даже самые крепкие связи.
И в конечном итоге, вместо облегчения, оставались лишь пустота и угрызения совести. Приходилось сталкиваться с последствиями, когда любимые люди оказывались на расстоянии, а тени того, что было, все еще преследовали. В поисках внутреннего мира возникал вопрос: как же учиться любить, не уничтожая по пути ни себя, ни других?
Далее я стал придумывать себе нового «я», новую жизнь и новую репутацию. Я начал рассказывать о том, что смог в своё время подчинить своему сексуальному желанию сестру, что смог влюбить в себя подругу, что имел сотни женщин, что воевал… Они все мне верили. Они не могли не верить. Не имели права. По крайней мере, я так думал. Я мечтал установить практически своё собственное мировое господство, но мне кажется, что я умер…
Мужчина не успел договорить, как тяжёлый двенадцатый замок упал на пол усадьбы…

Свидетельство о публикации №107 от 25.11.2024 в 12:29:58

Чёртова дюжина 13 глава

Отзывы