Бабушкино слово

Косинова Любовь [lyubava22] | 29.10.2025 в 21:32:48 | Жанр: Рассказ

Бабушкино слово (рассказ опубликован в сборнике "Искусство слова").
     Многие, наверное, обращали внимание на мою первую, пока ещё «сырую» и совсем ещё не творческую биографию. Её можно прочитать в сборниках первой половины 2024 года. Там есть такие строки: «Бабушка пекла на дни рождения внучки «жаворонков» в честь прилёта первых весенних птиц и тем самым «пришила ей крылья»». Да, именно - пришила крылья, и не в переносном смысле, а что ни на есть – в прямом. Окрылила. И на этот раз речь пойдёт о моей бабушке, несравненной Марии Ивановне Кондратьевой, в девичестве Савиловой, потомственной Хопёрской казачке, уроженке города Балашова Саратовской губернии. Об ушедших только так: полностью и с почтением.
     Марь Иванна, как звали её все жители окрестностей улицы Тургенева, была очень простой женщиной, домашней, трудолюбивой и весьма молчаливой. Она была строга, но одновременно и добра. Люди считали её отзывчивой и часто приходили к ней за советом. К тому же она умела гадать. Как это происходило, я ни разу не видела, но знала это наверняка. Ни разу не заставала бабушку за раскладыванием карт, но часто слышала от людей, что Марь Иванна скажет и посоветует, как надо поступить правильно. То, что она умела сказать «правильно», я понимала с детства, потому что термин «заговаривать» у окружающих не сходил с уст: «Сергею Николаевичу она только этим жизнь и спасла…». Сергей Николаевич – это мой дед, он был ранен в живот осколком разорвавшейся бомбы, упавшей в 1942 году на авиамастерские, где дедушка ремонтировал раненые в боях самолёты. «Только этим…» - для меня означало «правильным словом» – «заговором».
     Бабушка моя была ярким приверженцем древнеславянских традиций, передающихся в семье из поколения в поколение, и в её доме красиво и ярко отмечались почти все языческие праздники. Но и церковных христианских общепринятых празднований она не гнушалась, хотя церковь не посещала. В доме были старинные иконы, но я никогда не была свидетельницей чьих-либо молитв. Однажды бабуля привела меня в церковь. Мне тогда исполнилось пять лет, и, видимо, я стала задавать соответствующие христианской атрибутике, присутствующей в доме, вопросы. Это была весьма познавательная и красочная экскурсия. В бабушкином доме религия никому никогда не навязывалась, равно как и язычество. Каждому предоставлялся свой собственный выбор того таинства, при помощи которого человек смог бы управлять своей жизнью, облегчая её в трудные минуты и благодаря судьбу за радостные мгновения. Я благодарю судьбу за эти уроки.
     С тех пор, когда я прихожу в ту же церковь на моей малой родине, я слышу бабушкино тихое певучее слово, далёким эхом доносящееся до меня из потаённых уголков храма.
     Жизнь в доме-храме бабушки осталась в моей памяти как нескончаемая волшебная сказка, сдобренная жарким теплом белёной печки, янтарным соком молодильных яблок, свежестью молодой зелёной травы, разбросанной по грубому дощатому полу, веточками зелёной берёзы и пушистой вербы, расставленными в самых разнообразных ёмкостях по комнатам и, конечно, пряным ароматом мартовских «жаворонков» на противне.
     Сказка эта сопровождалась повторением каких-то странных слов и эпитетов, пропеванием причудливых, только бабушке понятных прибауток, присказок, поговорок, пословиц и причитаний, которые посеянные незаметными зёрнами, проросли в моей душе и памяти и дали всходы. «Серединочка наполнилась, и краешки заиграли,» - приговаривала всякий раз бабушка, угощая меня прокипячённым горячим молочком, которое я любила больше всего на свете, больше всяческих лакомств и конфет. «Вербохлёст, вербохлёст, бей до слёз, бей до слёз!» - хлестала меня легонько волшебница. «Федул, по что губы надул? – Да кафтан прожёг, один ворот остался», - дразнила плаксу. «Дождик, дождик, лей, лей, разгони моих гусей!», «А то серенький волчок схватит за бочок…», «Идёт коза рогатая, идёт коза бодатая…», «С гуся – вода, а с Любушки – худоба!», «Ладушки, ладушки, где были -У бабушки…», «Потягунюшки-потягунюшки»…
     Все эти поговорки-потешки вы слышали от своих бабушек. С точки зрения современной неонатологии эти слова были далеко не просты, они в купе с воздействиями на маленькое тельце ребёнка мягких тёплых женских рук, их ласковыми поглаживаниями и заигрываниями, отвечали за правильное развитие младенца.
     Но было в моей бабушке что-то ещё особенное, какое-то своё, ведомое только ей слово, слово её собственное, которым она могла успокоить и даже вылечить. При этом разобрать смысл её пришёптываний и припеваний детскому уху не представлялось возможным, а если спросишь, то ответ получишь такой: «Подрастёшь - узнаешь!» или «Много будешь знать - скоро состаришься!», а то и ещё хлеще: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали»… Так и росла, с носом, пытаясь постичь бабушкину науку.
     Я была у бабушки единственной родной внучкой среди пяти «оболтусов»-мальчишек. И надо отдать ей должное, она никогда меня не баловала. Просто жила, делала свои дела, но так, что мне запомнились на всю жизнь её движения, редкие, но обязательно мудрые, весомые слова, в которых всегда прослеживалась её ко мне большая всеобъемлющая забота: «Сорока-белобока кашку варила, деток кормила…» или «Когда я ем, я глух и нем». «В платье ноги не задирают, штаны для этого надевают», - следила бабуля за тем, как мы стояли на головах с двоюродным братом.
    Братья мои, сыновья бабушкиной старшей дочери, моей любимой тётушки, жили в Ленинграде и приезжали в Балашов на летние каникулы. Мы с родителями тоже часто летом ездили к ним в гости. И вот однажды меня предательски с собой не взяли из-за очередной простуды. «Думали, что болезнь от этого быстрее уйдёт… Ах, горе ты моё, луковое…» - шептала себе под нос бабушка, ставя на мою больную голову примочки, отпаивая горячим молоком с маслом и содой и всю ночь заговаривая своим «правильным словом» мою левую руку, которая, тесно связанная с сердцем, горела от боли, обиды и чудовищно высокой температуры, поднявшейся на фоне нервного потрясения.
     Я до сих пор помню эту сильную мучительную боль, и помню, как внезапно она прошла, и стало так хорошо, так счастливо и уже не обидно.
     Но сказка эта вскоре закончилась, потому что мы с родителями переехали от стариков в свою квартиру, и новый вихрь ответственности и неотложных дел захватил всю семью, в которой подрастал мой младший брат, а бабушка с дедушкой остались одни в своём сказочном родовом доме на берегу Хопра. А потом «…ушёл и дед. Как мог он?»…
     С тех пор меня постоянно гложило и грызло чувство вины за то, что мы оказались на другом конце города, и теперь… то времени не хватало, то другие обстоятельства «непреодолимой силы», как сейчас принято говорить, мешали видеться с бабушкой, которой так не хватало мне, а в особенности её молчаливого «правильного слова».
     Девичья юность очень нуждалась в поддержке.
     Нет, нельзя сказать, что мы не навещали папину маму. Приезжали, привозили продукты, помогали в саду и по хозяйству, но это было обычно и правильно, как поступил бы каждый на нашем месте.
     Но мне хотелось придумать что-то своё, неповторимое, никем, кроме меня не осуществимое, деяние. Мне хотелось о ней как-то особенно позаботиться, и меня пронзило! Я помчалась к бабушке, чтобы уговорить её несколько дней погостить у нас, принять душистую ванну, послушать мою игру на пианино. Ванна у бабушки была своя. Дед приложил все усилия для организации в доме всех необходимых удобств. И травы в сенцах сушились в изобилии, в том числе и для ванны. Но ведь там, в доме, она теперь совсем одна, и некому ей подать горячего чаю и сказать: «С лёгким паром, бабуля!».
     Мария Ивановна моя никогда одна далеко от дома не уходила и, тем более, не уезжала даже в пределах города, только в сопровождении мужа, моего деда, и компании. Только те времена давно уже канули в Лету, и теперь бабушка совсем не покидала своё хозяйство. Она с радостью согласилась на моё предложение. Я помогла ей собраться, и мы под ручку выдвинулись в нелёгкий пеший путь по тогдашнему бездорожью до нужной автобусной остановки. Машина в то время мало у кого была. Автобус за полчаса домчал нас до железнодорожного района, по улицам которого тоже пришлось изрядно прогуляться, но уже по асфальту. Там, в одной из новостроек, и располагалась наша новая квартира, которую получил мой отец благодаря своему добросовестному труду и тому, что ушёл вместе с семьёй из родительского дома.
     Дома я приготовила бабушке обещанную ванну - нет, не из трав, а из качественных травяных шампуней, а потом, усадив её на диван, долго, как самый преданный маленький пёсик, с удовольствием ютилась возле её чистых ног в шерстяных носочках, прятавшихся под длинную ситцевую сорочку, не сводя верных глаз с любимого лица, любуясь его румяной красотой, обрамлённой белоснежным платочком, повязанным как принято у русских бабушек, – уголком. Я смотрела на бабушку молча, и бабушка молчала в своё удовольствие. Тогда я училась в десятом классе и уже догадывалась, что такие счастливые моменты в жизни будут теперь случаться не часто…
     Бабуля моя родилась в начале двадцатого века, в 1909 году. Она многое пережила… Мне не нужно вам, объяснять, дорогие читатели, сколько потрясений и разочарований, мытарств и неурядиц, несчастья и горя выпало на долю наших с вами соотечественников в те революционно-военные годы. Возможно поэтому, бабуля моя предпочла разговорам молчание. Добиться от неё рассказов о моих прапрадедах не представлялось возможным.
     На момент моего совершеннолетия и замужества бабушке Маше уже исполнилось семьдесят пять лет.
     Мне до сих пор снятся сны о том, что я не успеваю создать для неё что-нибудь доброе, незабываемое, молчаливое, но мудрое, как её «жаворонки», например.
     Перед свадьбой, в сентябре 1984 года, я привела своего избранника на руку и сердце в дом к бабушке, чтобы получить её благословение, и тихонько, шёпотом попросила: «Погадай мне, пожалуйста!». Бабуля, нисколько не удивившись моей осведомлённости о её способностях, решительно отказала: «Нет, Любаша! Боюсь прогадать».
     «Прогадать»… Коротко и ясно, но в то время я не очень поняла смысл изречения бабушки, единственное, что я уяснила, что ей можно верить, что она не просто так произнесла это слово.
     Вскоре я вышла замуж, бабуля присутствовала на свадьбе в качестве почётного гостя, но в суматохе дня, к большому сожалению, я не запомнила её речь, которой она поздравляла нас с мужем, наверное, ведь говорила что-то важное.
     Бабушка подарила нам небольшой красивый шерстяной ковёр в шоколадных тонах, который теперь нашёл себе место в рабочем кабинете и по сей день живёт там, по соседству с книгами и семейным архивом. Свадьбу организовали родители мужа в своём саду, поэтому и бабушка таким образом тоже разок побывала в гостях в отчем доме моего избранника.
     Я только сегодня могу понять чувства близкого человека, провожающего свою единственную внучку замуж за военного, направляющегося ко всему прочему на службу в другую республику, «на чужбину». Я только сейчас, когда сама стала бабушкой, могу испытать похожие переживания и боль в груди за родные свои души и юные головы.
     Найдутся ли у меня нужные слова? Найдётся ли мудрое молчание?
     Как там всё сложится у молодых без поддержки взрослых и опытных людей?
     Какие испытания выпадут на их неокрепшие плечи? Ведь внучка – уже не маленькая девочка: «Вырос дедушкин напёрсток…» - она уже супруга и будущая мать.
     Рожать я решила в родном городе. Прошёл ровно год после свадьбы, и 24 августа 1985 года у нас с супругом в Балашове родилась дочка. В то время я жила в доме родителей мужа и пока не помышляла даже о том, чтобы нанести визит своей бабуле, так как район города моих свёкров находился на изрядном удалении от прихопёрья и славился более выраженным бездорожьем. Муж должен был со дня на день получить отпуск, мы с дочкой немного бы окрепли и тогда б обязательно навестили вместе нашу старейшину рода.
     После тяжёлых родов необходимо было пройти курс лечения. К назначенному времени я ежедневно ездила в больницу в другой район города, на «Комбинат» - туда, где находился роддом и мой лечащий врач. И вот однажды, сентябрьским, по-осеннему мягким, тёплым утром в автобусе, следовавшим в ту же сторону, произошла удивительная и долгожданная встреча…
     Поднимаясь на заднюю площадку автобуса, компостируя проездной талон и собираясь присесть на мягкое кожаное сиденье, я оторопела от неожиданности, увидев уютно устроившуюся там до боли знакомую мне, родную пассажирку:
- Бабушка! Ты как здесь оказалась? Откуда ты? Куда ты едешь?.. - засыпая её вопросами и поцелуями, я тараторила без умолку из-за абсолютной невозможности сосредоточиться.
- Я ищу тебя, - виновато ответила бабуля.
- Да как же это? Ты ведь не знаешь адреса! Проехала нужную остановку! Где же ты собиралась меня найти? Ах, ты моя родная… Горе ты моё, луковое…
- Адреса я не помню, но дом помню, я хотела начать поиски со следующей улицы.
- И ты бы бродила по улицам в поисках дома по памяти?
- Да, я дала себе слово.
    Боже мой, да какие врачи, какие больницы, я тут же напрочь забыла про своё слабое самочувствие, курс лечения и прочие неприятности, потому что настолько рада была увидеть бабушку и настолько потрясена её планами, что чуть-чуть не расплакалась!
     Эта встреча и наш диалог произвели неизгладимое впечатление и на пассажиров автобуса, которые умилённо смотрели на нас, что-то расспрашивали, предлагали помощь, но мы хором отвечали, что всё хорошо, и мы очень счастливы. Так, дружно обнявшись, мы проехали ещё две остановки, как вдруг я поняла, что нам срочно нужно выйти из этого автобуса и пересесть в транспорт обратного направления.
    По дороге с остановки «Восточная» мы не могли наговориться, поэтому дошли быстро, во всяком случае мне так показалось:
- А вдруг бы ты не узнала дом?
- Ну почему не узнала бы? Не в каждом дворе ведь сушатся пелёнки и распашонки…
- Действительно, я с утра повесила. Но ведь домов много похожих! Ты хотя бы номер его запомнила?
- Нет, не запомнила, но ведь язык до Киева доведёт! И сердце бы подсказало.
     Сердце бабушке подсказало, что ей некогда ждать нашего визита, что душа её томится от того, что нет возможности быть рядом с внучкой и правнучкой. Как, в сущности, это не справедливо! Когда-то, не так давно, семьи жили вместе, вели хозяйство, воспитывали и обучали детей, а современное мироустройство идёт по другому пути. И в ту самую мою неокрепшую юность (сейчас я отчётливо это осознаю) разрушение «немодных» семейных традиций уже зарождалось.
     Мария Ивановна с нескрываемым удовольствием и трогательным умилением нянчила маленькую, двухнедельную Дашу, свою правнучку, пела ей свои мелодичные прибаутки, качала её, тихонечко подбрасывая вверх и аккуратно ласково подхватывая. А я с упоением и приятным ознобом наблюдала за происходящим. Все присутствующие здесь были лишними, кроме нас троих: бабушки, меня и дочки. Это было особое таинство. Таинство посвящения! Правнучка откликалась прабабушкиным радостным эмоциям своей крошечной кнопочной счастливой улыбкой и неподдельным искренним младенческим хохотом. Меня буквально завораживало это общение, это торжественное действо самой маленькой и самой взрослой представительниц женских поколений моей родной семьи, где я была главным продолжателем рода Савиловых – Кондратьевых.
     Бабушка это знала, она это чувствовала, и вся её надежда ложилась на меня. Оттого-то и радость необыкновенная посетила нас обеих.
- Ну вот, теперь я могу спокойно умереть, - вдруг внезапно призналась она, собираясь в обратную дорогу.
- Что ты такое говоришь? – возмутилась я со слезами на глазах, - Ты ещё на её свадьбе погуляешь…
    Мы успели с мужем и дочкой ещё раз повидаться с её прабабушкой до нашего отъезда, совершив в отпуске живописную октябрьскую «кругостветку» с коляской по родному городу от улицы Камышинской до улицы Тургенева, но слово, последнее слово той сентябрьской реплики, не давало мне покоя целый год.
   Через год бабушку парализовало, и она больше никогда не встала и не заговорила.
   Супруг мой на целый год улетел во Вьетнам, чтобы отдать ему свой интернациональный долг, а мы с десятимесячной дочкой вернулись в Балашов, таким образом обретя множество возможностей навещать бабулю.
     В доме её младшей дочери, моей тётушки, которая ухаживала за матерью, было тихо и очень печально. Как мне тогда показалось, нет, я точно знаю, бабушка узнала меня сразу и даже попыталась улыбнуться. Единственное, чем она не могла больше меня одарить, так это её «правильным словом».
     Словом этим она предсказала и дату смерти мужа, моего деда, и свою, пережив его ровно на семь лет. Бабушка ошиблась только на пять дней, дожив до 25 января 1987 года.
    Я и сегодня люблю свою драгоценную бабушку и благодарна ей за крылья, искусство слова, которыми она меня одарила, чтобы жить, любить и писать.

Свидетельство о публикации №10713 от 29.10.2025 в 21:32:48

Бабушкино слово

Отзывы