Поиск
ПЕТЕРБУРГСКАЯ БОГЕМА ИЛИ ДЕВЯТЬ КРУГОВ СИНЕВЫ 
Вэй Михаил [mihailvei] | 15.11.2025 в 03:01:37 | Жанр: Поэма
Заранее предполагаю, что данное произведение вызовет, как минимум, удивление у тех, для кого прежние мои работы, были интересны для прочтения. У моих же недругов, кто вовсе не признаёт стихи Михаила Вэя за поэзию, появится дополнительный шанс ткнуть носом первых: «Видите, видите: скатился, всё же, до откровенной похабщины, перечеркнув всю свою гражданскую направленность, а любовь к русскому слову свёл до нецензурной лексики».И всё же, понимая о возникновение подобных претензий, я написал эту поэму, именно в такой: несвойственной для меня форме. Мне вспоминается, как однажды в юности, написав озорные стихи, я их прочитал одному из тогдашних мэтров ленинградской поэзии.
Но в отличие от моих сверстников, чьи указательные пальцы не единожды в восторге взметались вверх, после её прочтения, старик нахмурился и попросил меня, дать ему слово, что я никогда, впредь, не буду использовать подобные слова и выражения. «Ты – самодостаточный поэт, - говорил он: пусть, те, кому нечего сказать опираются на матюги. Наш язык – щедр на определения, а потому использование мата, является свидетельством скудости ума или образованности». Но, наверное, не зря существует фраза: «Никогда не говори «Никогда».
Много лет я оставался верен данному слову, но сегодня вынужден был его нарушить, ибо обойди я стороной эту непременную часть лексики моей героини, её портрет был бы не полным.
В основу поэмы положены две истории, одна из которых о судьбе Ленинградской – петербургской поэтессы, живущей и по сей день, а потому не стану называть её имени.
Скажу одно: её творчество и судьба стали вдруг очень интересны не только у нас в стране, но и за рубежом. Предтече моей героини называют чуть ли не звездой альтернативной поэзии. Второго персонажа я так же не стану называть, несмотря на то, что уже довольно длительное время, он осваивает просторы неземных измерений, я слишком уважаю этого человека, и он для меня остаётся одним из авторитетов преданности литературному творчеству. В те времена, когда он доживал свой век, меня поразила привязанность к нему одной, интеллигентной, очень красивой женщины, моложе, седобородого поэта, на много-много лет. Старик выглядел жутко: вечно – пьяный, живущий в крохотной комнатёнке, больше похожей на крысятник, в страшной бедности. Лицо его было покрыто коростой, какого-то, толи нервного, толи кожного заболевания. «Миша, - жаловался старик: Эта мадам, хочет от меня секса, а мне не нужен ни секс, ни она сама». Он гнал её прочь, она убегала со слезами на глазах, чтобы вернуться, вновь и принести старику продукты, выпивку и клясться в своей бесконечной любви и преданности. Приходящая женщина была замужем имела двоих маленьких детей, но скажи ей старый поэт: «Брось их», и я не сомневался, что она сделала это ничуть не раздумывая. Фанатизм – это, наверное, болезнь, а может быть, что-то другое, что невозможно объяснить ни психологам, ни поэтам: что-то высшее доступное немногим. Ведь, приходящей в лачугу творца, был интересен не он сам, а его стихи сильные и проникновенные.
Историю же жизни вышеупомянутой поэтессы я узнал благодаря Дмитрию Ивановичу, Шевелёву, который в свою очередь узнал о ней от небезызвестного литератора Евгения Мякишева. Давным – давно: ещё до переименования нашего города, некая малолетка, увлекающаяся написанием стихов, зачастила в богемные круги, которые, как известно не всегда отличаются высокими моральными принципами, которые часто, сами, проповедуют в своём творчестве. А потому, девушка столкнулась со всем этим в лоб в лоб, не заметив даже в пьяном угаре, как лишилась невинности. Ну, а потом, как говорят: понесло: пьянки, секс, наркотики. Даже курьером запретного товара, чуть не стала, но увидев в аэропорту собаку, обнюхивающую сумки пассажиров, бросила груз со смертоносным зельем, улетев за границу без него, где долгие годы вынуждена была скрываться. Сейчас, как утверждают, она частенько возвращается, сильно потрёпанная жизнью, поседевшая и беззубая. Правда от наркотической зависимости, она умудрилась избавится. Хотя, некоторые, посмеиваются, убеждённые в смерти поэтессы, уверяя, то и не она – это вовсе, а приведение: жалкий призрак, которых пруд-пруди в нашем загадочном городе. Мы с Дмитрием Ивановичем прочитали эту историю и не знаю почему, но она затронула меня и буквально в течении двух дней была написана, эта поэма. Но ещё раз повторяю, что здесь нет абсолютно никакой конкретики. Да и вообще, почти всё произведение построено на монологах, и порой непонятно от чьего лица они произносятся. Иногда кажется, что разговор с читателем ведут здания, обои комнат. Порой мы слышим голос юной нимфетки, порой хрипы опустившейся и спившейся женщины, то вдруг, словно из гроба, раздаётся хмыканье бородатого мертвеца.
Но если вы спросите: «Кто же – всё-таки, главный герой», то я вам отвечу с уверенностью: Пустота. Да, да, именно она и есть не только главная героиня, но и главная трагедия ни одного поколения. Природу потерянности поколений пытались объяснить многие и неоднократно. Я не знаю: возможно ли это сделать вообще, но рискнул попробовать, причём написав не стихотворение, а целую поэму. Хотя, написана она, как вы поймёте сами в несколько нетрадиционной манере, но экспериментирую я постоянно, в чём не сложно убедится, если вы обратитесь, хотя бы, к моей предыдущей поэме: «Узники и надзиратели Питерского балаганчика» (смотри аудио-записи в контакте), правда, там совершенно другой подход к длинной форме. Но «узники» писались более двух месяцев, а «Синева» менее двух дней, впрочем, это не мешает и той другой работе включить в себя значительный пласт истории: переходный период из одного тысячелетия в другое и мне хотелось отразить его в образе людей отрешённых не только от времени, но и от событий.
Мир стремительно менялся, а они даже и не видели этого и не поняли: как из социализма оказались в буржуазной стране. Некоторые главы поэмы, почти уходят от изящества, теряя силу поэтики, но это было сделано умышленно, чтобы сфокусировать внимание на сути, уводя от всякой вкусовщины. Некоторые наоборот вдруг выстреливают избытком образности, подчёркивая двоякость человеческого бытия. Недавно я заявил, что скоро напишу поэму, возможно самую трагичную за всю историю. Немедленно меня осадили, обвинив в заносчивости. Ну, да ладно, пусть будет не «самая» и всё же. В ней, вроде бы, не льётся кровь, не грохочут орудия, цунами не захлёстывает города, никого не пихают в газовую камеру. «В чём же, тогда, заключается, ужас»? - спросите вы. В том – то он и есть, что мучительная смерть – не моментальная, и её ужас растягивается на многие годы. даже не всегда понятно: где – начало, где середина и есть ли окончание. Все события сводятся к бутылке со спиртным. Всё – мёртво, начиная от героев и заканчивая самим городом и единственно - живой остаётся, лишь, сама смерть. Каждый круг синевы – это очередной круг ада, с неменяющейся пустотой. Автору, до сих пор кажется, что поэма до конца, всё-таки, не дописана, она и не может закончится, поскольку несмотря на политические перевороты, войны, составляющие трагедии цивилизации, каждая личная трагедия будет являть собой некий отдельно взятый ад со своей личной цивилизацией. Мне часто, в последнее время задают один и тот же вопрос: «Чем отличается современная поэзия от традиционной реалистической или классической»? Так вот, среди многочисленных отличий, одним из важнейших, по моему частному мнению, является недосказанность или, как я обычно говорю междустрочность, когда между строк остаётся гораздо больше информации или пространства, нежели в самом тексте, от чего материал требует от читателя дополнительной работы по его восприятию. И мне бы очень хотелось, чтобы мои читатели сумели разглядеть всё-то, что я заботливо оставил для этой самой работы.
МИХАИЛ ВЭЙ.
Слово «синька, в последнее время, несколько дистанцировалось от бытовой химии, перейдя разряд сленговых. Например, если хотят сказать о каком-нибудь неблаговидном поступке и попытаться оправдать его, состоянием алкогольного опьянения, то всё чаще звучит: «Я это сделал «по синьке». Я пошёл несколько дальше и придал словечкам «синька» или «синюган», или «синюжница», обобщающее и более благозвучное звучание.
Дмитрию Ивановичу Шевелёву,
руководителю проекта «Петербургский Богемник»
ПЕТЕРБУРГСКАЯ БОГЕМА ИЛИ ДЕВЯТЬ КРУГОВ СИНЕВЫ.
(поэма)
Увертюра: Наступление синевы.
Когда, рука, потянется к перу,
Руби её по самое предплечье,
Потом, скажи, «Спасибо», топору,
За то, что не сожрали части речи
Душевное спокойствие,
…за то,
Что, пусть – увечный, но таким, как каждый,
Остался,
не склонившись над листом,
Ночным червём: не плотским, а… бу-маж-ным.
За то, что не метнулся в синеву,
От строчек, убегая, к алкоголю,
И фраза: «Я, по-прежнему, живу»,
Звучит конкретно, без излишней боли.
Но промедленье выльется в масштаб,
Поскольку мир увидишь, только сверху,
Поняв, что человек – н-и-ч-т-о-ж-н-о, слаб,
И каждый день, затерян между смехом
И гулкими рыданьями,
…СПЕШИ:
Хватайся, поскорей, за топорище,
Один – удар, и ВСЁ: теперь, дыши,
Позволь: пожать ладонь, твою, дружище.
Ах, извини: забыл:
…твоя рука – отруб-лен-ная:
Будь, она, неладна,
И над тобой седеют облака,
Не под… тобой,
а речь – хотя, не складна,
Зато, твои житейские дела
Ре-ша-ют-ся,
…по щучьему веленью,
Как будто,
и детишек, «мал-малаА»,
Несётся визг весёлый,
…населенье,
Приумножая, радостным числом,
Господь – любитель «троицы»: понятно,
А под забором, дохнет, за углом,
Небритый бомж,
…чьи резвые фанаты,
Лишь, после жизни, станут горевать:
«Кого же, мы и КАК же, потеряли»?
Ты будешь, жизнь, всецело, доживать,
А если, вдруг, занозою, в финале,
Воткнётся, в мозг, тлетворная мыслЯ:
«Ну, а меня, никто и не помянет,
И жил, совсем, чего: не знамо, для»,
Но жил: ведь, жил; не маялся в дурмане
Катастрофично-жуткой синевы?
П-о-э-з-и-я – занятие, пустое,
С дешёвым «пойлом», что же - до жратвы:
Отбросы эти, лучше и не стоит,
Напрасно вспоминать,
…ну, а стихи –
Глухое оправдание безделья.
А может: в самом… деле, ВСЕ – глухИ,
И в суете, услышать: не успели,
Вопросов, от которых убежать –
Гораздо легче? Не нужны ответы,
Они – опасней острого ножа,
Рубите руки, глупые поэты.
Ещё бы – лучше: выколоть глаза,
Лишится барабанных перепонок,
И вот, уже, не катится слеза,
И не услышишь, даже, как же – звонок,
В часы рассвета, дружный, птичий гам,
И синева не станет прицепляться,
И послужи не слову, а БОГАМ,
От холодов, зубами, нужно ль клацать,
Когда и впрямь, остался не у дел:
Где – сыновья и стриженные внуки?
Бери топор, чудак, покуда – цел,
Ну, что ты доказал: что люди – суки?
Готовы глотки, что, друг другу грызть?
Мы – часть природы. Худшая? Возможно.
Да, отруби ж, скорее, эту кисть.
Ну, а теперь, почувствуй вкус пирожных.
И наслаждайся блеском, золотых,
Монет,
…теряя голову и душу,
Нет стопроцентных ангелов, святых:
Один – чуть, хуже, а другой – чуть, лучше.
Но синева отыщет, всё равно,
Среди людей, поэтов безтопорных,
«Затрахает» и выбросит в окно,
Изранив душу неусыпным взором.
Она, всё чаще, станет: наливать
Напитки,
…перемешивая градус:
«Ну, что, поэт: душа – ещё, жива»?
Скажи: «Жива», и это, ей – не в радость.
И просыпаться, с каждым новым днём -
Сложней:
…ах, как мучительна – чахотка,
- «А был ли… че-ло-век»? забудь о нём,
Но… как велик – масштаб
судьбы
короткой. Июль 2012г
Круг первый: ОТКРОВЕНИЯ СИНЕВЫ.
Судьба задать: любила, трёпку,
А я, в ответ – стихов слова,
На лист бумажный,
…ты бы, в стопку,
Плеснул, козёл: ну, …наливай.
Я, за «козла», всегда отвечу,
И если хочешь: даже, дам,
Жевать, вот, правда, только нечем,
Пардон, месье; пардон, мадам.
Ну, что за жизнь: сплошное – блядство,
А я – действительно, поэт,
Не «села», чуть, за тунеядство,
Законы, помнишь, прошлых лет?
Всегда плевала на законы:
Богема – мой, горячий цех,
Она почти синоним «зоны»,
И смех, и грех; и грех, и смех.
Врут: будто я была подстилкой,
Бородачей,
…а может быть:
И в правду, но… казалась, пылко,
Влюблённой,
…кАбы, да кабЫ –
Не наркота,
…но выплюнь кАбы:
Всё это – прошлые грехи,
Все – стервы: наркоманки-бабы,
Но… не наркотик ли – стихи?
Меня стихами, просто, пёрло,
Дыханье глохло,
…(на-ли-вай:
Уже, опять, сухое – горло),
Не героин сгубил: с-л-о-в-а,
Я на которые подсела,
И закрутилось колесо,
Судьбы,
как будто, до расстрела,
Осталось несколько часов.
Жива ли – я? Сама не знаю,
Наверно да, а может нет,
Никто, теперь не скажет: «Зая»,
Пардон, мадам, пардон валет.
Долги? А кто, ответь: не должен?
Ведь, все, кому-нибудь должны,
Да, брось ты это имя божье,
Какому: Богу, мы, нужны?
В России, балом, правят бесы,
Людишки – просто, шантрапа,
Какие – наши, интересы:
Ну, ни балет же Петипа?
Ты, хоть однажды, в «Мариинке»
Глядел на сраных лебедей,
Ну, вот опять: «завёл пластинку»
Про совесть, лучше в морду бей,
Чем забираться прямо в душу,
Она – уже давно, на дне,
Налей ещё: так, горло, сушит,
И то, что истина – в вине,
Видать, не врал поэт персидский,
Не хилы – древние умы,
Ответь: «Ну, как же не напиться?
Лишь, алкоголем можно смыть
Кровь, что течёт, но не из плоти,
А из души: за ВСЕХ, за ВСЁ,
Ну, ни «козёл» – ты, ладно: «котик»,
Какой же – «котик»? Ты – козёл.
Заплакать бы, да, ведь не верят,
Слезам ни Питер, ни Москва,
Аршином общим не измерить,
У нас, ни слёзы, ни слова.
Из-за презренного металла
Грызутся: видела таких,
Я этим сукам не давала,
Мы, друг от друга – далеки.
Как по воде иду по сУху,
И словно крест несу слова,
Давно, похожа на старуху,
В свои неполных «сорок два».
Кто назовёт, меня, загадкой,
Воротит нос любая пьянь,
На: задарма, возьми мохнатку,
Ну, вот и ты бурчишь: «Отвянь».
Круг второй: РОЖДЕНИЕ СИНЕВЫ.
У молодости – свойство: на рожон,
Всё время лезть. Смотрите-ка: «сопля»,
А постоянно ходит под ножом,
Ну, а в постель: подайте короля.
Ей школа, предки: всё-то – по херУ,
Лишь, пожиманье бродит по плечам,
По-пьяне пристрастилась, вдруг, к перу,
Стихи, которым, пишут по ночам.
Ну, а поэты любят «потусить»,
Любой, из них, кричит: «Я – номер раз:
Я - первый номер,
… любят, на Руси,
Известно: не политиков, а нас».
Не ананасы: водка – на столе
И колбасы, «Отдельной», пол-кило,
И героиня, наша, на метле,
По комнате летает,
…помело,
Для поэтессы – важный антураж,
- «На: уколись-ка, ведьмочка, разок»,
И… ПО-НЕС-ЛОСЬ:
«Какой – у нас, этаж»?
- «Седьмое небо, слышишь: божий зов»,
- «Выходит, братцы, я – уже, в Раю»?
- «Да, ты не парься, дура, привыкай,
И песенку споёшь, ещё, свою,
Когда задушит смертная тоска,
Когда, с иглы, захочешь, а не слезть,
Кольнёшься и умчишься в никуда»,
- «Где – мой король любимый»?
- «Здесь я: здесь»,
Она готова: «трахаться» всегда.
Ей общество прыщавых пацанов –
Не в тему:
…подавай бородача,
И бородач, оставшись без штанов,
Ей в ухо шепчет: «Как ты – горяча».
… -«Цветы, цветы: ах, сколько же – цветов»,
Девчонка бредит, девочку тошнит,
Ей – не «шестнадцать», ей, должно быть: «сто»,
Одних, уж нет: куда ж ушли они?
Король один сменяется другим,
- «Какой противный – запах чеснока»,
- «Зубов не чищу, зайка, извини,
Ведь, я – поэт, что вечно – в облаках,
Да, в рифму залетают матюги,
Ведь, стихотворцы – мы, не пидарня,
Цепляйся за поэтовы шаги,
Держись покрепче, стерва, за меня.
А то ведь, сдуру, сбросишься с моста,
Учуяв притяжение Невы»,
Ей – не шестнадцать, явно: больше – «ста»,
И даже, странно: числится в живых.
Пора домой, где горько плачет мать,
И до утра, в окне, маячит свет,
Но предкам, разве, девочку понять,
- «Ты – наркоманка»,
- «Мама, я – поэт».
…Поэт – от Бога или от тоски,
Но стихотворства рушатся труды,
Когда, во тьме, почувствуют соски,
Метлу седой, чесночной бороды.
Она лежит в объятьях мертвеца,
Под непременный пьяный монолог:
«Люби меня: сильнее чем отца,
Я – не король поэзии: я – БОГ».
А где-то – стройки, где-то – корабли,
Станки гудят,
- «Какая ж – суетня»,
- «Пойдёшь: работать»?
- «На фиг, отвали,
Я – вне земли, не трогайте меня».
Но мать, твоя, покоится в земле,
Ты не явилась, даже, хоронить,
Не пролетела, мимо, на метле,
Одних, уж нет; куда
ушли
они?
Всё: на подножку, больше не вскочить,
Бегущего трамвая, спозаранку,
Ты продал душу, получи ключи,
И будто в гроб пихайся в иномарку.
Но вот устав кривляться, взрослой стать,
Захочется, и голосом не детским,
Ты не свою, а чью- то кличешь мать,
Твой паспорт – не Российский, не… Советский.
Круг третий: ИСТОНЧЕНИЕ СИНЕВЫ.
-«А хочешь, шмара, на Канары,
А хочешь, деточка, в Техас,
Я был в Париже и на нарах,
В России, сижывал,
…о нас,
С тобой, никто, не станет: плакать,
Нужна ль, кому-то без «бабла»,
Пусть, ты – и лучшая писака,
Но только эти: «Ла-ла-ла»,
Не мазанёшь на хлеб, как масло,
Есть, у меня, в наличье груз,
За «бабки», ты была б: согласна,
С ним в Гамбург вылететь?
…Обуз,
Зато, потом, не будет лишних:
Вернёшься куколкой в шелках,
Ответа, что-то, я не слышу,
Решайся, дурочка, пока,
Другой не схватится за дело»,
…………………………………………………………..
Аэропорт, пора лететь,
Но ты, собаку, разглядела,
Нюхачку,
… - «Страшно»?
- «Одуреть,
Как страшно,
…кейс, куда-подальше,
Скорее шваркнуть. Обошлось»,
Но всё, теперь – не так, как раньше,
Когда малЫм, малО, спалось.
За груз, с тебя, конечно, спросят,
Легко: на «счётчик» посадить,
-«Прощай, Растрелли, Клодт и Росси»,
А что, там, будет впереди,
Поди и Богу не известно.
Ты станешь немкой,
… «Гутен такт», -
Чай предлагает стюардесса,
- «Мне б, лучше: водки», это – факт.
Конец – всему, привет, начало
Другого времени,
…другой
Эпохи,
…смотришь, одичало,
На супер-маркет дорогой,
И сластолюбцев дразнишь телом,
Нашлись, из русских, «кореша»,
- «Ты, что, подруга, обалдела,
Сиди, как мышка, не дыша.
Мелькнёшь, братки, в момент, отыщут,
Им, твой, не нужен передок,
Да, за такие-то деньжищи,
Как скуку схавают,
…у ног,
Валятся: будешь, волком воя,
Затихорись, заляг на дно»,
…………………………………………………
…Распухнуть можно от запоев,
Но не кончается вино,
И будет: снится, Питер дальний,
И бородатый бог: поэт,
И на «Васильевском», ростральных
Колонн, почти забытый цвет.
Пройтись бы, снова, вдоль Фонтанки,
Дружков вчерашних повстречать,
Распить, как водится, «полбанки»
И слушать брань бородача.
Где – поэтическое братство?
Где – с матерщиной, говорок?
Теперь, уже, за тунеядство,
Никто не даст тюремный срок,
Святое имя Ленинграда
Не вспоминается почти,
- «Назад хочу»,
- «Ты что: не надо»,
- «А вот – стихи»,
- «Ну, нам, прочти».
- «Поймёте, разве: вы ж – отбросы,
Не – часть возвышенной «тусни»,
Ага, оскалился, курносый,
А ты, чего-то, лысый, сник.
Хлебайте пиво под сосиски,
За ними пёрлись из страны,
А мне бы, вновь, увидеть близко,
Тех, дружбанов, что, только сны,
Своим, тревожат, посещеньем,
Мне всё обрыдло: чёрт возьми:
Все эти евро-помещенья,
Рогатый, ты, хотя б, пойми.
А впрочем, я – наверно, «шмара»,
Не зря ж: барон так называл,
Я – «ШМАРА», «шмара» - без… «базара»,
«Базар – вокзал»,
И… на вокзал
Идёшь в очках солнцезащитных,
- «Домой – пора»,
…ведь, столько лет,
Ты в списках, числилась, убитых,
…Поэт, в России – лишь, поэт,
Голодный, пьяный и сердитый,
В кармане, денег – ни гроша,
Долги – сплошные, по кредитам,
Всё, просто – срань,
…одна: душа,
Находит здесь успокоенье,
Строка потянется к строке,
И ты, гуляешь, вместе с тенью:
Она, тебя, на поводке
Выводит в Питер на прогулку.
Фонтанка, кони,
… - «Здравствуй, Клодт»,
И сердце бьётся гулко-гулко,
Бог выдаст, и свинья сожрёт.
Пусть будет так, а так и будет,
Но – вечер: вспыхнули огни,
Вокруг тебя – живые люди,
А все ли – счастливы, они?
Круг четвёртый: СТАНОВЛЕНИЕ СИНЕВЫ.
- «Что можно вспомнить? А нужны ль стихи,
Кому-нибудь? Вот: вам? Ну, да: не надо,
Низы не могут, не хотят верхи,
А значит: время, близится, распада.
Не нужно слов, пожертвуйте «бабло»,
«Бабло», «бабло»: да, будь оно не ладно,
Мой, Питер, как огромное село,
Красивый – вид, а как-то, всё, не складно,
На фоне этих дьявольских красот,
Выходит,
словно каждый затерялся,
Вот, женщине, зачем, к примеру – рот?
Ух, ты – какой: моментом догадался.
Нет: не пойду с тобой, и не зови,
Зазря передо мной не бейся в доску,
Любовью заниматься без любви,
Противно,
…я – затраханная, соска?
Нет: я поэт, под тяжестью креста,
Возможно и друзьями позабыта,
Но всё равно, глядит на вас с листа,
Открытый рот,
…пусть зубы перебиты,
И тень, прошу: «С цепочки отпусти»,
А впрочем, мы – близняшки: обе – тени,
Но лишь, одну тревожит, вновь, цистит,
И бородатый часто снится гений,
С вопросом: «Не нашли, тебя, братки»?
Какая же, ты – всё-таки, дурёха:
Связалась с кем, …подумав, что легки,
Бывают, деньги?
Вот, хотя и сдох я,
Но денег не оставил ни гроша:
Всё пропито, все деньги вбиты в водку,
Но как же нежно трогала душа,
Мою, всегда, распахнутую глотку».
- «Отстань, отстань несносный, бородач,
Ты – тоже, тень, невидимая даже,
Но ты – ведь, добрый»?
- «Добрым, быть, плач,
Конечно, может, и… с печалью скажет:
«Мне – очень, жаль»,
но после, голова,
Отрубленная, свалится в корзину,
Вот, так же и поэтовы слова,
Верны – хотя, но лишь, наполовину.
Фальшивая – сопливость на листе,
Читатель верит, щедро время тратит,
А гений, написав о красоте,
Ту красоту насилует в кровати.
Ведь, я тебя: паскуду, не любил,
И первый зуб, твой, выбитый – заслуга,
…Ты помнишь: чья? А я, вот, не забыл,
Тот самый день, когда, вернувшись с Юга,
Ты, спьяну, похождений череду,
Поведала,
…Одесса встала «боком»:
Два зуба и совсем не по суду,
И поступаешь, милая, жестоко,
На мертвеца навесив доброту,
Пошла бы ты, ну, да: к такой-то маме»,
…………………………………………………………
И тень, одна, плетётся по мосту,
Другая тень ползёт с ехидцей сзади,
То перегнав, то снова – за спиной,
Здесь в Петербурге холодно и мерзко,
Куда ни глянь: повсюду – казино,
Рулетки визг, взрывает, занавески.
Ты прячешься от каждого звонка,
Выходишь с постоянною оглядкой,
- «Какой дурак сказал, что коротка –
Жизнь человека?
Это, если – сладко
И всё – путём: песочек – на пляжУ,
И доберманы дачу охраняют,
А я, вот, обоссалась и лежу,
И мне не встать, ах, как же я воняю.
… «Поэт в России…»,
…нет: не продолжай,
Для продолженья, просто, нет причины,
Ведь, времена, промчались, куража,
Когда, как-будто бабочки, мужчины,
На свет, что устремляются в ночи,
Кружились надо мной голодной стаей.
Не все, ведь, с бородами – палачи,
И вот, теперь, их книжицы листая,
Я хохочу, а может быть: лечу,
А может быть: плачу, за всё, по счёту,
И скоро, снова, в руки палачу
Отдамся, поднимаясь с эшафота.
Круг Пятый: ФОРМАТ СИНЕВЫ.
Мы сгинем, как шавки бездомные, как
Изгои, безликими, город покинув,
Кленовым листом разожмётся кулак
Без духа святого, без отче, без сына.
За окнами дождик, а в комнате – срач:
Бутылки, окурки, листы «А»- четыре,
А значит – стихи, но над ними не плач,
Пожалуйста, небо; шаги по квартире
Услышав мои,
…разве, жалость, нужна:
За «сорок», когда, и мосты поджигаться,
Не могут сожжённые,
…ночь, ты – нежна?
Но стыдно, уже на свету оголяться,
Пусть, даже, мой хахаль – отпетый урод,
Испитый, исколотый, с запахом гнили,
А дождь всё идёт, этот дождь не умрёт,
Вопрос, задавая: «Когда же, любили,
Тебя? Можешь: вспомнить»?
А я не хочу,
Дурацкий – вопрос: ничего он не значит,
Мне, прежде, платили; сегодня, плачу,
Сама, за мгновения ласки,
…удачей,
Считая, нелепую фразу: «Люблю»,
Враньё: понимаю, но слышать приятно,
На пару «бутылок», опять накоплю,
И хахаль устроит, мне, вечер приватный.
За окнами – дождь, Петербург и Нева,
Согбенные спины бомжей одичалых,
На жизнь потерявших не только права,
А смысл утратив, для жизни, пожалуй.
Промокшие ищут ближайший навес,
А были детьми, даже, в школу ходили,
А летом, с палатками, шастали в лес,
Где не было копоти, не было пыли.
Теперь, эти люди, похожи на пыль,
И вправду похожи? А я… не похожа?
В утиль превращённые, ищут утиль:
Бутылки и банки,
…приличный прохожий
Шарахнется в сторону: «Ну, времена,
Ну, нравы: не – город, а точно – болото,
Смешная – тебе, человечек, цена,
Ты – кто»?
- «Я не знаю»,
- «Не знаешь? Никто – ты,
И звать тебя, тоже, конечно, никак,
Ты – дождь, ты – ночная промозглая слякоть,
И боль завернув в исхудалый кулак,
Прокапаешь мимо, не в силах заплакать,
Все, выплакав, слёзы за тысячи лет,
Минута, тоски – равносильна столетью,
И Богу, за то, что, хотя б, не поэт,
Воздай благодарность,
а впрочем, заметит,
едва ли Господь благодарности жест,
Когда, твои пальцы, крестом устремятся,
Лба, начиная и дальше,
…ведь крест –
У каждого свой, и тебе: ленинградцу,
Вдруг, став петербуржцем, не хуже других,
Известно, что вера – костыль гниловатый.
Споткнулся, упал, вот уже и затих,
А был ли ребёнком, взаправду, когда –то.
Не снился ли, мальчику, город герой,
Не ложь ли – блокадников грустные речи.
Закрой же глаза, поскорее закрой,
Вот, даже, подох ты не по – человечьи,
Как пёс под забором, как лист, под дождём,
Кленовый, обмякнув своей пятернёю»,
…Чего же мы ищем, Кого же мы ждём,
Мой, хахаль, кому-то расскажет: Её, я
И этак, и так: ведь, готова – на всё,
А знаешь, приятель: она – поэтесса,
Напьётся и сразу, дурёху, несёт:
Стишата читает,
но… нет интереса,
К словам, никакого: красиво звучат,
А дальше-то – голый разврат и не боле,
Готова – на всё, словно кошка, урча,
Которую тысячу лет не пороли».
… И будет он правым, ни в чём не солгав,
Я – дочка дождей, я – бездонная лужа,
Мне, высохнуть, страшно; к моим берегам
Пристанет мужчина, который так нужен,
Лишь, для… погруженья во влажную плоть,
Поскольку, душа расплескалась по полной,
…Не только бомжа, не увидел Господь,
Ему незаметны печальные волны,
Что, вновь, на асфальте рисуют круги,
Он спросит: «А ты, убежать: не хотела»,
О, Господи, глупый: беги не беги,
Но тащит обратно голодное тело
На грязную простынь,
…мозолистость, рук,
Чтоб, вновь, ощутить, кавалера хмельного,
Вот, так: я, когда-нибудь, молча, умру,
Останется комната и ни-ка-ко-го
Намёка на суть, для которой жила,
Появятся люди, чужие, в квартире,
Чтоб выволочь старый сундук из угла,
В котором формат, желтизны – «А»-четыре.
Круг шестой: РОДИНА СИНЕВЫ.
«Это, деточка – Питер», - опять
Повторяется модная фраза,
Так внедряются, в мозг, метастазы,
Чтоб сумел, горожанин, понять:
Никуда, ты, не денешься, милый:
Невозможен, отсюда, побег,
Не поверил? Смешной – человек,
Эскалатора нет из могилы.
Вновь и вновь заползаешь в метро,
Чтоб добраться до центра психушки,
И услышать полуденной пушки,
Гулкий выстрел, а значит – здоров,
Значит – жив: подтверждение слышал?
Надвигай-ка, на лоб, капюшон,
Ведь и в ливни под ним – хорошо,
Капюшон – это, всё-таки, крыша,
Если зонт обломали ветра:
Ненадёжны – китайские спицы,
И плывут, неулыбчиво, лица,
В хмурый вечер, сквозь город, с утра.
Здесь сквозняк – постоянный охранник,
Что всегда и везде – по пятам,
Где бы не был ты: тут или там,
Даже, если, лежишь на диване,
В одеяло укатанный весь,
Нет, надёжней укрытия, вроде,
А сквозняк захохочет: «Уродец,
Зря надеешься, видишь: я здесь.
Я в твоей бестолковой головке,
Из мозгов вычленяю мечты»,
…город Питер разводит мосты,
Чтоб скучал козырёк остановки
Социального транспорта,
…чтоб
Потирали ручонки таксисты:
«Ну, садись, докачу тебя быстро»,
Под колёсами тянется гроб,
Прогибаясь болотистым днищем,
Стены, мимо, и свет фонарей
Пролетают,
- «Скорее, скорей:
Мне на Лиговку нужно, дружище».
Город видит типичные сны,
Это, деточка, как аксиома,
Не выходишь из первого тома,
Под расстрелом старухи луны,
Седоликой и космы, седых,
Облаков, примеряющей вечно,
Здесь «прощай» - не уместно,
… «До встречи», -
Произносишь, и всё – до «звезды»:
Ничего-то, тебе и не надо,
Ты измят, словно тряпка измят,
Я измята: какая – досада,
Петербург, Петроград, Ленинград,
И опять – Петербург:
…за-час-ти-ли,
Что-то мы с переменой имён,
Без икон и с наличьем икон,
С добавлением западных стилей.
Но всё чаще восточная речь
Звуковое пространство тревожит,
И пришельцев, толпа, темнокожих,
Умножается, словно отвлечь,
Нас, пытаясь от прежних устоев:
«Кто – ваш Бог? Почему – не Аллах?
Если не… просветит, вас, мулла,
То когда-нибудь, лезвием, ножик,
Уберёт подступивший комок,
От испуга с дрожащего горла»,
Это – после, пока не подпёрло,
Ротик, деточка, свой, на замок,
Запирай, нужно быть толерантным,
Не делить, на своих и «хачей»,
В сером городе белых ночей,
Че-ло-ве-чест-во,
…помнишь: «Ребята,
А давайте: жить дружно,
…давать,
Мне, не хочется парню с Востока,
Взгляд, его, леденет жестоко:
«Ну-ка, сука, ложись на кровать.
Вытри, глупая, кровь из-под носа,
Ух, какой же – под глазом, синяк,
Видишь: даже, поранил кулак»,
…В душевую зашлёпаю босо,
Матерясь, только, молча: Ахмед,
Своеволья такого, не спустит,
Город Питер – отечество грусти,
И вместилище ни «БЕ» - ни «Мед».
Медный лоб – напряжённый, царя,
Не от этого ль люди – в напряге,
И чернеют стихи на бумаге,
И бредут сквозь пургу «октября»,
Не меняясь, всё те же: «двенадцать»,
За бродягой, что весь в синеве,
Видишь: тени, на мёртвой Неве,
Не устанут, никак, колыхаться.
Просыпаться, наверно, пора,
Ты не дышишь, а нужно проснутся:
Бутерброд засыхает на блюдце,
Кабачковая, киснет, икра.
Только, муха спускается к булке,
Одиноко гуляет сквозняк,
Все, вокруг, позабудут меня,
Даже, стены
в родном переулке.
Круг седьмой: БЕЗВОЗВРАТНАЯ СИНЕВА.
Есть мыло, есть капроновый шнурок,
Имеется плита, а в ней – духовка,
А значит: отдыхай, себе, верёвка,
Рожок отвёрнут, будто бы, курок,
Взведён,
…мне не хватает револьвера,
Чтоб совершить красивый суицид,
С запиской: «Все, на свете – подлецы,
И тот: поэт, когда кричал: «Я первый»,
Был первым, не поэтом: подлецом,
- «Но ты ж, сама, в кровать его нырнула,
Скажи, что по ошибке, что зевнула»,
…Он мог бы, верно, быть твоим отцом,
Но морщился, услышав слово «дети»:
«Один лишь, визг – от этих ссыкунов»,
А может взять: и броситься в окно,
Но смерть, такую, даже не заметят.
Я растворилась, с пустотой срослась,
Не нужно пыльной шапки-невидимки,
Не различимы – злобные ужимки,
Откуда – эта дьявольская злость.
Писала бы о звёздах о свиданьях,
О том, как обожаешь пацана,
Тебе – за «сорок», возрасту – цена:
Гореть, без передыха, на желаньях,
Которые не реа-ли-зо-вать,
Вот, только и осталось, что: бумага,
Любая, низкосракая «салага»,
Тебя способна, вмиг: переплевать.
Вчера, на Невском, видела отца:
Счастливый, с молодой прыщавой кралей,
Ей, нежности, нашёптывал в запале –
Безумства,
… позабыв, что не с лица
Пьют воду,
…ах, ты, глупый, старый хрыч,
А помнишь ли мою родную маму?
Ведь, называл её, когда-то, «самой
…Прекрасной»,
…а теперь, девчонке, тычь
На перстень, на цепочку: «Может: купим»?
Ну, да: купи, потраться до нуля,
…Желанья: оказаться в королях,
Наверное, не может быть преступней.
Но, что, могу ему я предъявить,
Не зная, маму, где, похоронили,
Все про неё, давным-давно, забыли,
Как-будто, вовсе, не было любви.
…………………………………………………………
- «Ты – наркоманка, дочка»,
- «Я – поэт»,
Другого и не вспомню разговора,
Будь: я другой, наверное, так скоро,
Ей не пришлось бы этот белый свет,
Покинуть,
…сердце – ведь, не изо льда,
Оно – гораздо тоньше, чем тряпица,
Вокруг меня – совсем чужие лица,
А мамино, не встречу, никогда.
Отец, конечно, дочку не узнал,
Ох, тяжела, ты – шапка-невидимка,
Но знаю, точно, что на фото-снимках,
Ещё не раз, отцовская слеза,
Располосует потускневший глянец:
Вот, я шагаю, с папой, в первый класс,
Какой же праздник, это, был для нас,
Пушинкою казался пухлый ранец.
А вот – мы, с ним, на Юге,
…эскимо –
На палочке и… сладкий – сладкий холод,
Ребёнок – я, отец – безумно молод,
Не то, что этот лысый, толстый чмо,
На Невском,
…подступает, к горлу, ком,
Он разрастается, дышать довольно больно,
А за окошком говор, колокольный,
Понятно: растрезвонился по ком:
По пустоте, ведь, сквозь неё, родитель,
Прошёл и растворился хохоча,
…Я – пустота, сгоревшая свеча,
Я – синева, скорей, меня, сотрите.
Но… может быть с не Умершей строкой,
Я вознесусь сиреневым туманом,
И мне не будет, всё, по барабану,
А станет, по девчоночьи, легко.
И побелеют, чёрных, два крыла,
Утратив тяжесть сумеречной зоны,
Давнишние богемные притоны,
В которых юность светлую сожгла.
Но прошлое гогочет бородато:
«Ни тешь, себя, иллюзией: не тешь,
Бери тесак, и вену перережь,
Чтоб, никакого, не было
Возврата. 15.07 – 18.07.2012
Круг восьмой: УМНОЖЕНИЕ СИНЕВЫ.
Когда душа из синевы,
Уйдёт, покинув оболочку,
Должны: увидеть, землю, вы,
Уже, похожую на точку.
Хотя, вполне возможно, крест,
Одной душе, не даст: подняться,
И не покинув прежних мест,
Заставит сызнова скитаться,
Позволив тело разглядеть:
Оно и в правду посинело,
Но это – всё-таки, не смерть,
И под крестом, не прогорела,
Душа, чтоб лёгкость обрести,
И улететь в иную сферу,
Его приходится: нести,
Всю жизнь, поскольку, напрочь, веру,
Ты, не чужую не свою
Не принимал,
…для атеиста
Нет, даже, стульчика в Раю,
А дьявол крикнет: «Ну-ка: быстро,
Из бездны вышвырнуть назад,
Давай, душа: вали обратно,
Там наверху – страшнее, ад,
Где боль душевная – бесплатна,
Где рядом – всё, да не кусить,
Ни локоток и ни коленку,
Лишь крест, положено, носить,
И никого, твоя оценка,
Сам знаешь: трогать не должна,
Событий и явлений всуе,
Часы, заменят времена,
Картинки, картами, тасуя.
Ты будешь слышать плач чужой,
Чужие стоны и проклятья,
Но не полезешь на рожон,
Одной души, увы, не хватит,
Чтоб, что-нибудь и как-нибудь,
Исправить:
…ты – пустое место,
С вопросом глупым: «Где же – суть»?
…Она и Богу – неизвестна.
…Что делать? Кто же – виноват?
Теперь, уже, не так и важно,
Ты словно фото-аппарат,
Но положить, на лист бумажный,
Вновь, позитив ли, негатив,
Способность, начисто, утратил,
- «А очень хочется»,
…хоти:
Перехотения не хватит.
Ты – обнажён до пустоты,
Воспоминанья вечно гложут,
И следом чёрные коты,
Как будто стража за вельможей,
День изо дня, бредут во след,
Когтисто-злобной вереницей,
Поэт – ты, или не… поэт,
Ночами, всё-таки, не спится,
Ты… спился,
…только, алкоголь,
Для мёртвой «синьки» - не причина,
Ведь, алкоголь сведён на ноль,
Душе – спиртное не… по чину.
Когда, наличие нутра –
Смешно, в своём определенье,
И писк, любого комара -
Наи-ярчайшее – явленье,
В сравненье с этакой судьбой:
Оно имеет звук, хотя бы,
Пусть, хоботком, а не рукой,
Комар, коснувшись тела, бабы,
Возможно, будет возбуждён,
А ты, теперь – уже, бесполый,
Ты, смертью, заново рождён,
Как самый – лишний, самый – голый,
Как самый – синий в синеве,
Давно никем не различимый,
А баржи, гордо, по Неве,
Плывут, куда-то: снова, мимо,
В-С-Ё – мимо: мнимые слова,
Влюблённость, ненависть и страсти,
И даже мрачная Нева,
Своей широкой, синей пастью,
Зевает между берегов,
Храня суровую молчанку.
И ты, в отсутствии богов,
Не выпрямляющий осанку,
Бредёшь под тяжестью креста,
Уже, давно не убеждённый,
Что, за спиной, остался старт,
И был бы рад: купить, икону.
Купил бы; только, запоздал,
Смерть – не любительница торга,
Когда натянута узда,
И тело синее из морга,
В печь отправляют, прямиком,
И никакого обелиска,
Колокола, звенят, по ком?
Не о тебе, хотя и близко,
Чуть не сказал: над головой,
Их языки бубенят, утром,
Завоешь, но… беззвучен – вой,
И снова, двигаешься тупо,
Не зная, собственно, куда,
Когда найдёшь, тот самый финиш,
Где можно было бы отдать,
Свой крест, который тут же скинешь
И взмоешь в высь, найдя покой,
Или метнёшься в бездну прямо,
Но кто-то скажет: «Ишь – какой,
А ведь, когда-то, был упрямый.
Когда-то собственное «Я»,
Всех предпочтений, было выше,
Но срок, положенный, житья,
Не для души, для тела… вышел,
Обрушив, разом, все мечты,
Надежды праздные ломая,
И даже чёрные коты,
Тебя, навряд ли, понимают.
Круг девятый: ЗАЧУМЛЕНИЕ СИНЕВЫ.
Ошалело гремит бубенец,
Капюшон зачехляет лицо,
Значит, даже, чума – не конец,
Этой жизни:
…трясти, бубенцом,
Если, всё ж, продолжает рука,
Пусть, микробы, чумные – в крови,
Но полно – чумовых, в кабаках,
Не поверивших в силу любви.
Вся любовь сведена к одному:
Под тобой, над тобой постонать,
Но понятно, уже, самому
И самой, что прижмётся спина,
После секса, к такой же спине,
Устремляя, глаза, в пустоту,
Разглядев комара на стене,
Словно ждущего крика: «ату»!
Только, видимо: кровь – не вкусна,
Или слишком, глубок – капюшон,
Или потом пропахла спина,
Приводя, насекомое, в шок.
Если он, монументно, застыл,
Кровопийцей на кровь не летит,
Словно символ немой пустоты,
- «Ну, давай: укуси паразит».
Впрочем, ты же по улице шла,
Из парадной чумной выходя,
Но и здесь – беспросветная мгла,
Не поют, не ревут, не галдят
Ни моторы и ни голоса,
Крысы, больше, уже, не визжат,
Да и стрелки стоят на часах,
В этом городе ТЫ – госпожа.
Но… смешно тебе, даже самой:
«Госпожа»,
но вокруг – не души,
На короне, бубенчик чумной
И видавшего виды страшит.
Попроси, чтоб, хоть кто-то, помог,
Вот, ведь – паперть, икона – над ней,
И взирает насуплено Бог,
На спешащих, в испуге, людей.
Умоляй и валяйся в ногах,
А в ответ, только: «Чур не меня»,
- «Я – больная, не баба-Яга,
Я – живая»,
но… в мире, менял,
Торгашей: барыши – к барышам,
Даже, спины живут, уже, врозь,
Забывается слово «душа»,
Слово, видимо, не… прижилось.
Всем бы, нужно: вручить бубенцы,
И побольше костров развести,
Если, даже, святые отцы
Не пытаются, душу, спасти.
И не хочешь, но вновь, в синеву,
Погружаешь себя с головой,
Пусть полёты – и не… наяву,
Но уже, под тобой – постовой,
Одинокий и крыши домов,
Хриплый хохот друзей-алкашей,
Снова, сердца, разжался комок,
Снова, вспомнила ты о душе.
Всё темней и темней – седина,
И разгладились складки морщин,
И отправились, вспять, времена,
Жадно-сальные взгляды, мужчин,
Всю одежду готовы: сорвать,
И цветами тебя завалить,
Только, ты не должна, забывать:
Притяженье – сурово, земли
Так притянет, что крылья трещат,
И мондраж, по костям, пробежит,
Жизнь приравнена, вновь, к овощам:
Жизнь – чумная, но всё-таки – жизнь.
Ты – ни бабочка, ни мотылёк,
Чтоб, порхая, стремится на свет,
И глядишь на пустой бутылёк:
Ни глоточка, ни капельки нет.
Ни цветочка и ни лепестка,
В пустоте, лишь, комар – на стене,
Нечем, горлышко, про-полоскать,
Расплатись за полёты во сне.
И взорвав тишину бубенцом,
Насмехаясь над царствием снов,
Жизнь – змея, обернувшись кольцом,
Вьётся между стенами домов.
Неизменна – любая деталь,
Тот же – мост и такой же – дворец,
Только, порвана, напрочь, спираль,
На круги одиноких колец.
Заключение: ТОРЖЕСТВО СИНЕВЫ.
Я стала, спьяну, популярной,
В среде пытливых журналюг,
Сегодня, моден – стиль вульгарный:
«Ура, ура: опять – матюг».
И это, всё – аль-тер-на-тива:
«Долой традиции, долой»,
- «У вас – большие перспективы,
Ведь, нет империи былой».
…Танцуй, ликуя, на руинах,
И всех, подальше, посылай,
«Бухай», по-чёрному, картинно,
Губи себя: сжигай дотла.
И вот твои, целуют, ручки,
Несут, охапками, цветы,
А я была и буду сучкой:
«Не нужно «Вы», валяй на «Ты».
…Но зеркалам – не до обмана,
Тебе – давно, не двадцать лет,
И на лице – морщины пьянок,
А на бумаге – пьяный бред.
Он попадает прямо в тему:
«Любовь гнездится между ног»,
Я – героиня шумных слэмов,
Мой, нестандартный, монолог,
У светских дам, срывает «крыши»,
В нём – не обсосанный, гламур,
Плюю, на всех, с высокой крыши,
Поскольку, пальцы, через чур,
Всяк, в беззаконье, растопырил,
Но распальцовка – это, чушь,
В ней пустота, безлюдья – шире,
Пустынен – мёртвый Петербург.
Остались стены, шпили, башни,
Трамвай несётся в никуда,
Мне снится город мой, вчерашний,
Я начинаю голодать
От постоянного сравненья:
Две - не-по-хо-жих, …синевы,
И с бородатой хмурой тенью,
Спускаюсь, вместе, по ступеням,
Послушать музыку Невы.
Ни вы, ни я, ни мы, ни кто-то,
Не смеет в прошлое плевать,
Да, я, конечно: сука в ботах,
И чушь пахабная в словах,
В них всё позёрство и притворство,
Но это ж – не последний круг,
Сбегаю от улыбок чёрствых,
Ну, где же – мой, угрюмый друг?
Ну, где же – первый, мой, растлитель?
Ну, где ж – седая борода?
А Вы раздеть: меня, хотите?
Я оголяюсь, господа.
Я обнажаю страстно губы,
Вот, вам – слюна, а вот – язык,
Он вылезает из «ютюба»,
Без всяких «кАбы» и «кабЫ».
В стихах – нимало червоточин,
Но вы хотите: их, принять,
Когда услышите без «впрочем»,
Словечко приторное «Блядь».
Сказали б, прежде: «Не красиво,
Заткните, ей, скорее, рот»,
Сегодня ж, в «блядстве» - перспектива,
И мой прогорклый, липкий пот –
Кому-то вместо сахарина,
…Эй, диабетики, страны,
Я грязь сливаю на витрины,
…А сколько стоит диск луны?
А сколько стоит лучик солнца,
Закат, рассвет, сиянье дня?
Мне, ничего, не остаётся,
На свете, этом, нет меня.
Есть интернет, есть словоблудье,
Есть бесконечные статьи,
Но героиню, их, не любят:
Герои –мёртвые, мои.
И Петербург – прилюдно-мёртвый,
В нём, Ленинграда, не найти,
Повсюду теннисные корты,
Ладошки, нежные – в шерсти.
Мой город – для разврата, ферма,
Вы не услышите: «Ату»!
Когда, разбрызганная сперма,
Уже, окажется во рту.
В ней растворятся части речи,
В ней растворится жизни суть,
Но только, образ человечий,
Не д-о-л-ж-е-н, в сперме, утонуть.
…Мои натянутые жилы
Трещат, а… микрофон – включён,
Мой милый, гулко, из могилы,
Хохочет: «Я – здесь, ни при чём.
Ведь, Ты – жива, а это значит,
А это значит: ты – мертва,
Мертва – Нева»
и горько плачет,
В безумье, пьяном, синева.
Послесловие: ПЯТНИЦА ТРИНАДЦАТОЕ ИЛИ СИНЯЯ ПЯТНИЦА.
Смотрю через стекло бутылки,
Ей, позволяя, опустеть,
На этот мир,
… «Судьба, подстилки, -
Мне говорят: Ещё, не смерть,
И ты – действительно, живая»,
Жива ли: даже, не понять,
Уже самой,
и выпиваю весь сумрак сгинувшего дня,
Стихи, понятно: не отмаза,
Но почему-то их пишу,
Читатель скажет: «Вот – зараза:
Умело вешает лапшу,
Зрит прямо в корень»,
жаль: не знает,
Что «зрила» я через стекло,
И потому-то: жизнь, иная,
Нарисовалась,
…водка – зло,
К тому ж, какая-то – дешёвка,
Где деньги, взять, пропойце, но…
«Бодяга» - лучше, чем верёвка,
Что мылом смазана давно.
И в состоянье пограничном,
Я вижу смерть: она – близка.
Мы не знакомы, вроде, лично,
Но след верёвки, на кусках
Обмылков, что-нибудь, да, значит.
- «Зачем несёшь, подруга, бред,
Давай-ка: выпьем, за удачу, -
Очередной, кивнёт, сосед,
Здесь: за столом, за тем же самым,
Где прожигаю вечера.
Где, больше нет, прекрасной дамы,
Была, которую, вчера,
Ну, не вчера, а два десятка,
Прошедших лет, тому назад,
В плаще и в лайковых перчатках,
Скрывая свой надменный взгляд,
Зимой, в очках солнцезащитных,
Под общий вздох, со всех столов:
«Какая: дивная – Лолита,
Вот, ведь, кому-то повезло,
Чью спину, ночью, в страсти рвали,
Такой-то: крали, коготки»,
Но… годы, прошлое, украли,
И не услышать: «Нет, таких:
КРА-СА-ВИЦ: просто, быть, не может»,
И это был мой первый круг:
Мой синий круг,
а нынче, кожу,
Хочу: содрать, с измятых рук,
Дрожащих, ищут, что, соломку,
Но в них, по-прежнему – бутыль,
Похмелье – это ли: не «ломка»,
Но выпьешь: снова, полный – штиль.
И наступает «расслабуха»:
Алкоголический дурман,
- «Сосед – а я, ведь, не старуха»?
«И сорока, тебе, не дам», -
В ответ услышу,
- «Врёшь, приятель,
А впрочем, ври: красиво врёшь,
Я докажу, тебе, в кровати,
Что это, всё-таки – не ложь.
Что эти соски-малолетки,
Сорокалетней - не чета,
На сердце - горькие пометки,
Рубцов кровавых, не спроста».
Какая – боль, все перспективы,
Когда, приравнены – к нулю,
И вновь, завидую «сопливым»-
Красоткам,
… «Я, тебя, люблю», -
Ни раз, которые, услышат,
Чтоб утонуть в красивой лжи,
Чтоб, в сорок лет, метнуться с крыши,
Не успевая, этажи,
Считать,
и лбом, потом, в кровавой,
Вдруг, густоте, почуять смерть,
Ни – красоты, тебе, ни – славы,
И НИ-ЧЕ-ГО, поскольку, впредь,
Не вспыхнет, око, семафора,
Зелёным цветом: красный – глаз,
И бельма смерти,
…поезд, скорый,
Промчится мимо,
…был экстаз,
Была, в агонии, горячка,
Слова, слова, опять, слова,
- «Ну, вот, заладила, землячка:
Я - труп холодный»,
- «Да: Мертва».
Поэты, все – притворы, ибо
Что, остаётся, мертвецам,
Когда, тебе, не до… улыбок,
Холодный пот, когда, с лица,
Давным-давно не льётся, даже,
И только бегает перо,
Терзая, жалкий, лист бумажный,
Чтоб все подумали: «Пророк,
Ведь, все убогие – от Бога,
Поэт – конечно, же, убог»,
Бывает, смерть, без НЕ-кролога:
Сплетенье – рук, движенья – ног:
Игра – в живого человека,
Вся жизнь, в строках, а между – что ж?
Зачем, божественный калека,
Стекло, ладонью, жадно трёшь?
Шпагат капроновый – намылен,
А под окном кровавый снег,
И вылезает из бутыли,
Какой-то, чёрный, человек.
Приложение: ЭХО СИНЕВЫ.
Танцует чёрт на барабане,
Стуча, копыта сволочат,
Какая ж: дурь – в моём стакане,
- «Врача! А лучше – палача!
Чтоб, в лужу, носом не свалится,
Как в синеве заведено»,
Полёт был отдан, только, птицам,
А людям водка и вино.
Уже не спрятаться в молитвах,
И ты – для общества, изгой,
- «Налейте, братцы»,
- «Да, иди ты»,
- «Куда идти? Я – слишком пьян»
И пустоты, избыток – слишком,
Широк, глубок,
…его длинна –
По уголовным меркам, «вышка»,
И не подвержена – вина,
Сомненьям,
…эхо, барабана,
Уже, не требует потуг,
Что отвратительно и рьяно,
Рождает пьяный Петербург.
Его кресты, над куполами,
Глаза мозолят, только, зря,
И на неверие экзамен
Сдаёшь, конечно, говоря,
«Само-собою, как-то, вышло,
Желал: поверить, да не смог,
Ведь, что-то, господа, не слышно:
Везде и всюду – анти-бог.
Он – неустанный барабанщик,
Легко, который, в души, вхож,
Так есть, так будет, было раньше,
Братан, а может быть: нальёшь»? Июль 2012г.
Свидетельство о публикации №11373 от 15.11.2025 в 03:01:37
Войдите или зарегистрируйтесь что бы оставить отзыв.
Отзывы
Еще никто не оставил отзыв к этому произведению.