Колибри и дипломат

Ефросиния Харис [Efros_8] | 10.05.2025 в 16:08:50 | Жанр: Повесть

Долгожданная несбывшаяся встреча
Миниатюрный Chevrolet Spark буквально влетел в остановку. Плохая видимость из-за тумана, ещё не рассеявшаяся ночь. За рулём автомобиля сидела девушка лет двадцати. Она резко выскочила из машины. Оббегая её по кругу, словно совершая ритуальный танец, всхлипывающим голосом произнесла: «Нет, нет, ну как же! Мне очень нужно попасть туда вовремя. Как можно было заблудиться с навигатором? Ну и что, что сейчас три часа ночи, и я знаю, что красивым девушкам вообще в одиночку не следует ехать межгород…».
– Извините, что прерываю, – справа из-за кустов стала прорисовываться мужская фигура. – Но вы в курсе, что если я стоял бы минуту назад на вот этой самой остановке, то в меня влетела бы именно ваша машина? А вы за рулём, я так понимаю. Поздравляю, девушка, я уже труп. Ха-ха.
– Кто здесь?
Словно придя в сознание, девица, едва успев разглядеть высокого и широкоплечего мужчину, тут же бросилась к нему:
– Мужчина, как я счастлива! Именно Вы, наверное, мне и нужны. Скажите, скажите, пожалуйста, где вообще я нахожусь?
– Бесконечно рад вашему счастью, но вынужден заметить, что это довольно странный вопрос, учитывая обстоятельства. Три часа ночи, неосвещаемая трасса, незнакомый мужчина, вероятно, что…
Девушка усмехнулась:
– Неужели маньяк? Или, может, с отягчающими?! Серийный убийца – маньяк… Расчленять будем?..
До чего же комична и одновременно трагична ситуация. Она стала вглядываться в черты лица, показавшиеся ей знакомыми, но всё же едва уловимо… От столь пристального взгляда мужчина накинул капюшон на лицо.
– Ровно минуту назад вы чуть не убили меня, сидя за рулём своей кофемолки, потом кинулись ко мне, гадая о своём местоположении, а теперь ещё оскорбляете и шантажировать пытаетесь. Да Вы отчаянная. Я бы даже сказал – отмороженная.
Девушка присела на бордюр возле машины, и, закрыв лицо руками, заплакала:
– Послушайте, я ехала за рулём всю ночь. У меня завис навигатор. Туман этот ещё. Вам даже невдомёк, как сильно я спешу. Понимаете, я заблудилась. Летела по трассе, даже не понимая, сколько прошло уже времени в пути, в надежде отыскать хоть один указатель, хоть какое-то направление. И остановилась в отчаянии. Потому что в любом случае – не успеть мне.
– Так куда вы так спешите?
– Меня ждут, знаете, очень давно, очень важная встреча. Пятигорск, мне нужен Пятигорск, – уверенно заговорила она. Интонация сменилась. Страх в беседе отступил.
Молодой человек с коротко стриженой бородой и выбритыми висками смотрел на неё, не отводя глаз. В темноте уже удалось хорошо рассмотреть черты лица друг друга. Узкое и бледное лицо девушки обрамляли ниспадающие волосы до плеч. Юноша продолжал внимательно слушать её. Казалось, он улавливает каждый звук, каждый шорох. Румянец на его щеках проступал всё ярче и ярче, заставляя опускать глаза вниз.
«Я молился о тебе, глупая, – раскатами волн рассыпались мысли в голове. – Так неужели ты ещё думаешь уйти…».
– Если уже не успеть, возможно, здесь и полагается быть? – едва выдавливая из себя слова, ночной собеседник не мог оторваться от внутренних рассуждений. «Почему они до сих пор на “вы”? Имеет ли он право сейчас сказать ей “ты”? А может быть, она замужем?! Нет, конечно. За рулём одна едет. Ночью. Точно одна. И обнять бы сейчас её покрепче, посадить (хотя бы даже) в карман и увести подальше, скрыться в этой ночной степи. Какая там разница, что за жизненные обстоятельства? Она здесь, моя. Моя и точка».
Но звонкий голос прервал поток мыслей:
– Молодой человек, вы издеваетесь, что ли? Уважаемый... потрудитесь всё-таки объяснить, где мы с вами территориально, на этой судьбоносной встрече находимся?! – моментально просьба стала обвинением.
– Ну, впадина, если быть точным…
– Марианская, надеюсь. Меня сейчас расплющит от злости.
– Кумо-Манычская. Вам в Пятигорск нужно? Есть карта? Давайте покажу.
Ей стало невыносимо стыдно за повелительный тон. Молодой мужчина, конечно же, не был виноват в том, что личные ожидания не оправдались. По-прежнему пытаясь разглядеть лицо собеседника, девушка задавала себе всё больше вопросов: «Кому вообще понадобилась эта поездка? С самого начала тебя отговаривали все, кто мог. Поблагодари же небеса хотя бы за то, что ты здесь, рядом с этим человеком. А ведь могло быть всё иначе». Ей действительно следовало быть более дружелюбной.
– Мужчина, давайте, садитесь ко мне в машину. Там не только карта, но и термос с чаем. Вы любите чай? И бутерброды есть. А что Вы делаете ночью на трассе? Вам, может, тоже нужно куда? Может, нам по пути…
– Я люблю иногда по ночам уходить подальше от дома. Живу, конечно, не очень далеко. Знаете, идёшь в полумраке вдоль трассы и словно… словно сливаешься с местностью, растворяешься в воздухе. Будто и не было тебя никогда. Бессонница. А тут… Неожиданная, конечно, встреча. Если вас не затруднит, подвезите, пожалуйста, меня насколько возможно ближе к дому.
– Послушайте, как вас зовут?
– А-лек-сей, – почти полушёпотом произнес он. – Самое обычное и рядовое имя.
– Любовь. Я к Вам нечаянно нагряла…
Машина беззвучно тронулась. К разговору о комичности недавней ситуации добавились темы. Обсуждали книги, философию. Появилось ощущение, что после долгой разлуки наконец-то встретились двое когда-то близких друзей, родственные души. Но каждый из собеседников понимал: путь будет неизбежно прерван, они пойдут своей дорогой. Расставшись здесь, возможно, станут общаться, приезжать друг к другу в гости. Не обещая ничего. Так ведь проще всем. Кроме нескольких часов в ночи, у них нет настоящего...
– Вот здесь лучше повернуть направо. Ехать немного дольше, но покрытие более ровное.
– Это называется «живу недалеко»?
– По меркам автомобиля – да.
Алексей улыбался. Бесконечная радость охватила его от осознания, что впервые за долгое время встретился такой интересный человек. «Та самая…», – чуть не слетело с его языка в этой непринуждённой беседе.
Красное зарево озарило горизонт. Необычное зрелище требовало прибавить скорость. Что бы это значило? Улицы стали уже различимы. На сером небе в столь ранний час солнце не могло уже так подняться. Оставалась только одна версия – пожар. Что могло загореться в той стороне, кроме жилых домов?..
– Не волнуйся, сейчас ближе подъедем…
– Горит на моей улице, кажется… Это горит мой дом. Мой дом в огне.
Круто вывернув руль в сторону горящей постройки, водитель резко нажал на педаль тормоза. Выскочив из машины, Алексей застыл в оцепенении. Вокруг дома бегали соседи, пытаясь лить воду. Поток воздуха от распахнутых окон словно разливал огонь по комнате. Стёкла трещали и раскалывались от температуры. Сквозняк поднимал огонь выше и выше. Но крыша ещё не была охвачена пламенем.
– Кто, кто остался в доме? Семья твоя где? – милая ночная собеседница кричала, походя на разъярённую тигрицу. Она схватила Алексея за рубашку и, тряся ею, словно лоскутом, пыталась привести его в чувство.
– Там моя мама…
С отчаянным криком, закрыв рот и нос рукавом кофты, Люба вбежала в дом. На минуту показалось, что огонь взял её в кольцо. Едкий дым обволок комнату и теперь впивался в глаза и уши, не давая совершить никаких действий. На пороге комнаты, не шевелясь, лицом вниз лежала женщина. Позади неё валялась канистра. «Хорошо, что только одна, других нет», – радость Любы относилась не только к потерявшей сознание женщине, но и канистре, одновременно. И, пробираясь сквозь препятствия, осторожно шагнув, она схватила несчастную за плечи и волосы, приподнимая её, рванула вперёд. Упавшая балка венца перед дверью преградила дорогу.
– Мне насрать, – укрепляя собственную решимость вернуться, Люба пыталась охватить как можно крепче голову и руки матери. – Мне насрать, главное – дышать, воздух, где воздух?..
Обжигая ноги в огне, они выкатились кубарем из пламени. Мать Алексея лежала лицом вниз. Ещё было неясно – жива или нет. Соседи обступили их, взяв в кольцо. Раздался тяжёлый хрип и кашель. Послышались голоса: «Скорую. Скорее. Неужели никто не догадался?». Спасительница лежала на боку, чуть поодаль. Она видела, как на абсолютно прозрачном небе огромный диск солнца приветствовал её, медленно поднимаясь. Вот только одно оставалось загадкой: удалось ли им выбраться или нет? «Я мыслю, следовательно, я существую, ох и до чего же ты мудр, старый плут Декарт», – пыталась рассуждать и почти неслышно произнесла она, – живая… и мама, кажется, тоже жива...».
Алексей бросился к матери, бросая взгляды на стоящих рядом соседей.
– Воды, скорее воды ей…
– Чуть приподнимите, дайте ей вдохнуть…
– Ты слышишь меня, слышишь нас? Скажи, скажи…
Женщина, прохрипев, со стоном произнесла: «Зачем?». Она начала кашлять и медленно повернулась к ночной спутнице Алексея. Затем повторила свой вопрос, добавив: «Зачем, зачем ты тащила меня, почему не дала сдохнуть?».
– Прикурить хотелось, – почему-то так ответив ей, девушка стала приподниматься, и, шатаясь, хотела пойти. Люди, стоящие рядом, подхватили её. В глазах Алексея стояли слёзы. «Я не знаю, я не знаю, чем могу… как можно благодарить тебя…», – он едва мог произносить слова. Происходящее вокруг казалось сном.
Послышался вой сирен. Скорая, полиция, прибывая почти одновременно, пытались ближе и ближе пробраться к ещё горящему дому. И только жёлтый Chevrolet Spark, как и прежде, стоял на месте вынужденной парковки. Водитель автомобиля и его ночной пассажир, не говоря ни слова, пристально глядели друг на друга. Казалось, между собой они видели столетия.
Попытки побега или выбора нет
Кто она была такая, чтобы осуждать? С самого начала всё было понятно. Она сделала что могла. Сын – единственная отрада в жизни. Разве можно было им рисковать? И когда тебе выпадает шанс, как им не воспользоваться? Он писал ей нежные письма, прежде всего, о том, как сильно ждёт этой встречи, как мечтает усыновить Алексея. Нет, к сожалению, не мог приехать. Ведь у него такая важная работа. Такая ответственная. А вот если б они с сыном, хотя бы в гости... На неделю. Безусловно, оплатил бы и гостиницу, и перелёт. Об ином пока речи не шло. Конечно же, в первую очередь уважал её право в любой момент уйти. Да и сыну всё-таки нужно привыкнуть. Чужой город. Ничего о его прежней жизни и семье не было известно. Да и какое это имело тогда значение? Он – не самый рядовой сотрудник дипломатического ведомства. На такие должности не назначают просто так. А прошлое пусть останется в прошлом. Все взрослые люди. Если человек не афиширует что-либо о своей жизни, разве можно за это осуждать? Как это было заботливо с его стороны, когда, едва успев приземлиться, он схватил их за руки, повёл по магазинам. По меркам провинциального городка тратил просто баснословные деньги, приговаривая: «Я могу себе позволить!». Ну, о тебе же заботятся! Они с Алексеем не могли его так обидеть. А как было трогательно, когда в пять утра он влез в её окно с букетом. Человек, занимающий такой важный и ответственный пост, ради любви влезает в окно. Как не влюбиться? Безусловно, он поможет Алексею построить достойное будущее. А она будет рядом. Всегда рядом. Большего стоит ли желать?
…Я вращаюсь в таких кругах, где не всякий даже представить себе может. Ты должна быть безупречна. Моя женщина всегда безупречна. В любое время дня и ночи…
…Тебе следует поработать над своей улыбкой и внешностью. Там (многозначительная пауза) очень строго с этим...
Каждая его реплика отдаётся гулким эхом в голове. От слов вскоре придётся вздрагивать, но человек приспосабливается. Как ни странно, но ко всему.
Через неделю они стали жить вместе. Втроём. Шикарно обустроенная квартира в центре Москвы. Могла ли она, работая в школе, мечтать о таком? И всё это теперь было в её распоряжении. Истинный джентльмен. Он мог среди ночи разбудить её ради безудержного секса. Ведь имел право так любить. Имел право. И будет иметь.
Вскоре последовал выход в свет. Незнакомое общество, безусловно, высшее. Обходительные и галантные собеседники. Было легко и приятно улыбаться, особенно когда всем и каждому сообщалось, какая потрясающая женщина осчастливила трижды разведённого мужчину. Сколько приятных знакомых, друзей… Голова кружилась от восторга. «Душа компании, – говорили о нём. – Вам очень в жизни повезло – стать судьбой такого мужчины». И да, ей не пришлось встретить бывших. А восхищённые взгляды окружения так и летели. Теперь уже в их сторону.
Как правило, мероприятия завершались глубокой ночью, всё чаще Алексей засыпал один, предоставленный днём самому себе. Невыносимое чувство вины и отсутствие физических сил днём были не так утомительны, как… Как изрядно выпивший романтичный возлюбленный. Ухажёр и душа компании, приходя домой, раскрывался так искренне, что становилось страшно. С сатанинским озверевшим взглядом он избивал её так, как только можно было представить. Таскать за волосы по полу, предварительно ткнув носом в кафель? Пожалуйста. Уложить на лопатки на кухне, выламывая руки, заставляя извиняться за неправильно произнесённые слова, непонятно выраженный жест? Почему бы и нет. Особо фееричной стала сцена выкидывания якобы неверной с балкона второго этажа. А что? Завораживающее зрелище. Крик, слышится визг, сбегаются люди, сын умоляет названного папу остановиться хотя бы в этот раз. Она мечтает разбиться насмерть, лишь бы больше не видеть этого позора. Герой же демонстративно скидывает её. Невысоко ведь, не разобьётся. Максимум сломает себе чего. Ну и поделом. Довела же! А он ведь её так любит, так любит! В люди вывел. Из дыры вытащил. Нельзя с ним так. И вот ведь, сука, цела и невредима. Покровители, что ли, у неё какие небесные? Интересно, чем закончится такая страсть? Убьёт или не убьёт?
Но в эти минуты она молилась. Молилась дожить до утра. Ведь с ней в чужом городе, с несовершеннолетним никто церемониться не станет. В лучшем случае найдут. Тогда пусть лучше сразу. И Алёшу, и её. А скандал будет замят. Откупится. Ну, или чем там можно спасти пострадавшую репутацию? Страшно, когда ты безнаказан. Страшно, когда твоя безнаказанность – в чужой уязвимости.
Но утро, как и прежде, наступало. Душа компании после непродолжительного сна очень сильно болел. Ничего не помнил, а потому бесконечно просил прощения, безропотно одаривая подарками. Каждый раз обещал ей бросить пить. Больше ничего (не помнил же). Через полгода такой жизни она начала готовить побег с сыном. Тайно, разумеется.
Когда они ночью сели на поезд с билетом в один конец, думалось, что кошмар закончился. Утром они будут уже слишком далеко, а предварительно выброшенный в реку телефон старательно хранил самые страшные тайны.
Но когда на одной из станций её пригласили в пункт полиции, тучи уже начали сгущаться, только как-то немедленно. Её спрашивали о пункте назначения и целях пребывания. Ведь сбежать ночью с ребёнком адекватная женщина не могла, близкие люди весьма обеспокоены не только исчезновением, но и, прежде всего, вменяемостью гражданки. И страх поглотил остатки здравого смысла, когда в телефонной трубке хорошо знакомый голос сообщил, что её найдут и убьют, суку. И её, и её утырка разумеется. Особенно убедительно прозвучали слова: «Даже не вздумай рыпаться, куда бы ни сбежала, я без особых усилий найду тебя. Вся необходимая информация имеется, не сомневайся».
Бей или беги – древний инстинкт, закреплённый в коре головного мозга человека, вероятно, ещё со времён палеолита. Но в текущей ситуации ни то, ни другое не представлялось возможным к осуществлению.
Блюстителю порядка отлично был слышен их разговор по телефону. Едва пришлось положить трубку, он резко выскочил из-за стола, распахнул дверь и показал рукой на выход. Трудно было не только возразить, но и принять на веру, оценить ситуацию. Бей или беги. Что ещё? В охапку Алёшку. И она будет бежать, пока возможно, пока есть силы. И пусть у страха глаза велики.
Так, без особых средств к существованию, пришлось скитаться достаточно долго. Спать где придётся. Есть через раз. Эти месяцы до сих пор ей кажутся вечностью. Но холода были уже не за горами. Кочевая жизнь не могла длиться бесконечно.
«Чем дальше, тем лучше», – думалось тогда. И наконец, в одном из населённых пунктов Кумо-Манычской впадины удалось остановиться.
Вполне возможно, что у галантного ухажёра банально пропало желание преследовать и угрожать убийством. Скорее всего, спустя время, на её месте уже была другая женщина. Отсутствие телефонной связи в населённом пункте казалось благословением. Не обошлось, конечно, без некоторых пояснений местным органам власти и полиции. Но главное – им с Алёшей предоставили крышу над головой. Соседи помогли обустроиться. Здравствуй, новая, вырванная жизнь. Такого ли будущего хотела своему сыну? Разумеется, нет. Счастье ли это: уйти из ада живой, не потеряв своё единственное сокровище.
Нет, здесь не до сожалений. Она просто делала то, что должна была. Заботиться о сыне – главная задача в этой жизни. Даже сейчас, в одиночку. Что случилось с ним там, после? Может быть, застрелился от отчаяния? За порогом лет только осталось осознание бесполезности. Своя жизнь героически принесена в жертву: и когда забеременела в девятом классе, и когда переехала в Москву, и когда пришлось остаться в этой дыре.
Может, её бегство так и продолжается до сих пор? И жизнь без страха уже невозможна? Вспомнит ведь потом, как горько: и переезд к нему, и побег оттуда. Могло ли случиться по-другому? Любовь, видите ли. Когда ты с упоением накидываешь на себя удавку, это ли любовь? Чего тебе не хватает сейчас? Слёз покаяния, извинений, декларирования личной святости? А кто знает, как им с Алёшей пришлось выживать? В этой жизни заплачена слишком высокая цена, чтобы смириться с участью безумной осуждённой. И никто здесь не остался без боли.
Высокопоставленный работник дипломатического ведомства. Наверняка сейчас в Москве. Не очень они и далеко убежали. Скорее всего, безмерно счастлив. Возможно, внуков нянчит. Она бы отдала сейчас многое, чтобы увидеть его, посмотреть в глаза и, может, спросить о тех годах, которые он жил без неё. Простит ли Алексей ей такой поступок? Сын уже слишком повзрослел. Многое понимает, вот только всё чаще отстраняется. Разговорам предпочитает чтение. Ночью уходит из дома. И, получается, совсем не простил? Мать, жаждущая счастья, искалечила жизнь собственного сына. Зря, да? Всё зря… Имеет ли право жить на свете такая тварь? Сын повидал и не такое, он справится, он взрослый и сильный. Вот и сейчас: ушёл из дома под покровом ночи. А мне достаточно лишь коробки спичек. Керосин за дверью, эх…гори оно всё …
Щедрым размахом руки топливо разливалось по комнате. Она кинула несколько спичек и осталась сидеть в проходе в надежде, что сын всё-таки придёт, вытащит из адского пламени. Но его всё не было и не было. Значит, поделом. Придёт и выкурит сигарету уже на пепелище, а умереть не стыдно.
История про любовь и оборванные нити
Лёша был самым старшим в классе: в октябре ему исполнилось девять. Он умел уже не только читать и писать. Мама воспитывала его одна. Отглажен и причёсан, высок, немного худощав. Его длинные и гибкие пальцы были созданы для живописи. Он мечтал стать скульптором. Ведь показать красоту человеческого тела можно исключительно сильными руками. Так говорила мама. И хотя она не умела работать с глиной, для чего-то постоянно внушала сыну мысль о главнейшей необходимости в жизни – умении содержать себя абсолютно во всём. Алексей не умел. Он не умел дерзить и оскорблять, не выносил нецензурные выражения. Спокойный и ровный тон. Плавные движения – ему явно было скучно. Девчонки шушукались, мальчишки с уважением жали руку, дрались за право сидеть рядом: можно было по-дружески всегда списать математику. И всё в этом маленьком мире было гармонично устроено и отлажено. Кроме одного. Точнее сказать – одной.
Смешная, никак не приспособленная к жизни и абсолютно беззащитная. Такой ему она казалась. Белокурая девочка с бледным лицом и веснушками носила розовую резинку на макушке. Но даже не это самое важное. Каждый день она умудрялась опаздывать, вваливаясь в класс с тяжёлым чёрным кожаным дипломатом, небрежно произнося: «Я, конечно, дико извиняюсь, но…». И вот этот акцент интонацией на слове «но». Учительница каждый раз поправляла: «Любушка, дорогая. Слово “извиняюсь” говорить неправильно. Вот этот хвостик “сь” в конце слова – он указывает нам на то, что человек как бы сам у себя просит прощения. Понимаешь? Ты ведь наверняка ждёшь извинений от нас, а не сама от себя». Непробиваемая Люба огромными голубыми глазищами продолжала смотреть на педагога, продолжая: «Так я не поняла, мне можно зайти?! Или нет?».
– Ну конечно, конечно, проходи. Только тихо и быстро.
Усаживаясь на своё место, Люба принималась доставать из дипломата тетради и учебники. Всякий раз, падая на пол, дипломат производил ужасно звонкий грохот, обнажая своё содержимое: без какой-либо части голая кукла Барби, сухие листья и ветки, камешки, ручка и никогда – линейка, ластик, карандаш. Весь класс заливался хохотом, наблюдая за приготовлениями. Хохотала и сама Люба: для неё это был знак. В классе её принимают. Даже такой. Смеются – рады встрече. Даже за пятнадцать минут до звонка.
Что было делать с этим ребёнком? Родители, погруженные в заботы о хлебе насущном, никак не могли расслышать веских аргументов. Девочка была не готова. Не только к урокам. Она была не готова учиться. Всякий раз, поднимая её к доске, мудрая и чуткая педагог только вздыхала. Дева мечтательно смотрела на изящного и элегантного Лёшу, затаив дыхание. Прилежный же ученик сидел за второй партой. Попытка посадить их вместе с самого начала была обречена: Люба впадала в ступор. Идеальное место, чтобы зафиксировать и обездвижить нерадивую ученицу. Зато аккуратный и причёсанный Алексей живо и без всякой галантности заглядывал в её тетрадки, рассматривал с завистью ветки и сухие листья, однажды даже подкинул живого майского жука. С другой стороны, явные проблемы со здоровьем у девочки, выражавшиеся в несобранности, трудностями в усвоении материала и грязном почерке были гораздо меньшим злом, чем это глупое и несуразное чувство, так назойливо стучащее в маленьком сердце.
Апофеозом всего стала сцена на большой перемене, когда, изнывая от тяжести своего бытия, застёжка от дипломата взмыла вверх. В очередной раз чёрное кожаное творение с грохотом упало на пол, распахнув свою челюсть. В этот раз истина содержимого повергла в шок присутствующих. Вырезанный и прорисованный синей ручкой на красном бархате получеловеческий череп Терминатора предательски зиял, указывая на принадлежность прежнему владельцу – старшему брату Любы. Ослеплённый красотой и реалистичностью рисунка, Алексей с восторгом тут же вскричал на весь класс: «Любовь моя, ну как, как, как же тебе удалось добиться такой картинки? Какая фактура! Это нож или лезвие?... Я теперь не отстану уже от тебя, слышишь. Никогда не оставлю тебя – научи меня так же… слышишь?!.». Сгорая от стыда и ужаса, Люба выбежала из класса с предателем под мышкой.
По велению Любы, к тяжёлому дипломату Алексей больше не прикасался. Зато исправно караулил её у входа, у подъезда. Бежал за ней и догонял, хватая за руку. Открывал перед ней двери, не переставая каждый раз что-нибудь рассказывать. Эмоциональный фон Любы отличался редкой стабильностью. В школе завороженным взглядом она глядела ему прямо в глаза, приоткрывая изредка рот. Зато вне стен школы завеса ступора спадала. Она громко хохотала, подыгрывая его репликам, не стесняясь перебивать отличника и прикасаться, позволяя касаться себя Алексею.
Лёд и пламя. Они больше не будут сидеть за одной партой, никогда. По крайней мере, в стенах этого учреждения. Уж лучше пусть любуются друг другом издалека.
– Нина Николаевна! – справа раздался женский голос.
– Здравствуйте. Рада Вас видеть, но нисколько не удивлена, боюсь даже угадать цель вашего визита.
– Нина Николаевна, умоляю Вас: сделайте хоть что-нибудь. Уберите эту блаженную подальше, Христа ради. Ей-богу, девочке в усердии и прилежании надобно бы постараться, так нет, вскружила голову… Алексей, кажется, и бредит уже ей.
– Неужели всё так плохо?
– Помилуйте, Нина Николаевна. Что она может дать моему Алёше? Только мечтать и умеет. А разве на мечтах одних проживёшь? Сейчас сами видите – такое время, когда, ну, просто жизненно необходимо уметь позаботиться о себе, в материальном плане особенно. Я уж не говорю о манерах, разговоре – явно не высшее общество, и потом, – собеседница сделала незначительную паузу, продолжив полушёпотом, – здесь же есть определённые проблемы со здоровьем. Моя близкая знакомая – невролог в поликлинике…
Здесь классная руководитель позволила себе перебить: «Они дружат. Дружат со всем классом. Поверьте, это потрясающий симбиоз. Без покушений на сокровенное. Девочка умеет мечтать и видит незримое глазу. Ваш мальчик умеет придавать и очертания, и формы этому...».
– Мы с вами прекрасно понимаем, чем это всё закончится, – резко оборвала та, – я день и ночь вкалываю, чтобы обеспечить своему сыну успешное будущее. И продолжу вкалывать, не сомневайтесь. Ситуация до невероятного возмутительна. Я не позволю какой-то полупреподобной растоптать жизнь, с таким трудом растимую. Имейте в виду, уважаемая Нина Николаевна, если ситуация не изменится, я приму все мыслимые и немыслимые меры. И она и близко не подойдёт к моему сыну.
С этими словами собеседница Нины Николаевны, хлопнув дверью, вышла.
Приближался май. Распахнутые окна школы наполнялись ароматами сирени и акаций. Щебетание птиц музыкальным сопровождением вливалось в уроки биологии, русского языка, геометрии... Впереди были административные контрольные и выпускные экзамены. Ну а пока, на одном из педагогических советов с участием специалистов и приглашённых лиц решался вопрос о возможности продолжать обучение в новом учебном году одной из её учениц.
– Коллеги, полагаю, что в данной ситуации мы должны исходить из аксиомы приоритета жизни и здоровья. Обучение в школе, конечно, можно и продолжить. Но что мы получаем на выходе? Аттестат ценою собственного здоровья, а то и жизни? Здесь речь ведь даже не о золотой медали идёт. Не слишком ли высока цена?
– Как, прежде всего, врач, я не имею права… но и, к сожалению, не готова гарантировать безопасность жизни в момент нахождения в школе… в данном случае пациентки… А как будут реагировать другие ученики, хоть те же одноклассники, если ей станет плохо? Помогут ли? А то ведь и затопчут. Дети сейчас такие жестокие.
– Кто может гарантировать безопасность любого, даже самого здорового, ребёнка в школе? Они бегают по лестнице, курят за воротами, дёргают за косички, переворачивают парты и стулья. Кто даст гарантию безопасности?
– Девочка должна расти и развиваться. Только в коллективе мы можем говорить о полноценном развитии личности. Заболеть может каждый из нас. Но, согласитесь, ведь мы с вами для того и находимся здесь – чтобы создать необходимое пространство роста каждому. Вне зависимости от социального положения.
– Не слишком ли много внимания уделяется одной девочке? Соглашусь: случай, мягко говоря, не рядовой. Но неужели мы так и будем создавать уникальные условия пребывания для каждого ученика? А что тогда останется от школы? Мы не богадельня. И никто, я бы это даже это подчеркнула, – никто не отнимает у ученицы права на доступное и пока ещё бесплатное образование – например, пользование библиотекой школы, изредка даже, возможно, участие во внеурочной деятельности и кружках. Безусловно, при отсутствии противопоказаний со стороны врача… Однако, обучение – исключительно индивидуальное, на дому.
– Внеурочные мероприятия проводятся с периодичностью 1-2 раза в четверть. Полагаю, такое соприкосновение со школьной жизнью при индивидуальном обучении не окажет негативного влияния на состояние здоровья пациентки...
Вечер-чаепитие по случаю завершения учебного года получился очень душевным. Многие родители пришли. Ученики танцевали и пели. Шутили и смеялись. Люба тоже улыбалась. Но скрыть грусть всё-таки не получилось. Она уже знала, что следующий учебный год ей придётся провести, не выходя из дома.
Сделав Алексею знак, вышла из класса, направившись к месту их свидания – на третьем этаже, у окна. «Ага, а вот я сейчас захвачу тебя», – послышалось у неё за спиной. Возлюбленный обогнал её, заняв соответствующее место. Люба приблизилась.
– Послушай, – начала она серьёзным голосом. Мы сегодня видимся, возможно, в последний раз. Решение уже принято. Там и врача моего вызывали. Со следующего учебного года буду учиться из дома.
– А вот я сейчас схвачу тебя за руки, Любовь моя (при этом Алексей взял за запястья спутницу), прижму к себе (прижимает) и никуда не отпущу. Что скажешь?
– Тебе смешно, да? Ты клоун, что ли? Говорю тебе – не будет, понимаешь, не будет больше меня рядом. Давай что-нибудь придумаем.
– Что придумать? Я тебе не говорил, но в следующий учебный год я тоже ухожу, пойду в другую школу. Мы с мамой переезжаем в Москву.
– Ну… для дальнейшей жизни это очень здорово! Тебе обязательно нужно учиться в Москве, в МГИМО.
– На дипломата, что ли?
Раздаётся хохот.
– А давай я буду тебе письма писать? Я буду дома учиться. А ты в Москве. У нас будет с тобой роман по переписке.
– Эх, Любовь моя. Я бы всю жизнь только бы и делал, что смотрел в твои глаза. А ты какими-то письмами хочешь отделаться.
– Ты же мужчина, так сделай уже что-нибудь… Я, я, – захлёбываясь от обиды, – я тебе карман… (раздался треск на рубашке), я тебе карман оторвала, вот.
Алексей искренне и по-мужски обнял её.
– Ты разорвала мне карман с той стороны, где расположено сердце. Как теперь жить с этим?
Когда они, взявшись за руки, вошли в класс, в центре уже образовался полукруг из родителей. Все по очереди подходили к учителю и благодарили за невероятно сплочённый коллектив.
«Алексей, qui est que c’est?», – прозвучало из уст матери. Её указательный палец показывал на оборванный карман рубашки. При этих словах у Любы задрожали губы, она бросила на Алексея взгляд, умоляющий не выдавать её.
– Мама, это на память. Зашивать нельзя, чтоб сердце не зачерствело.
В дальнейшие секунды лицо Любы расплылось в улыбке. «Я люблю тебя, Алексей», – неожиданно громко произнесла она. Класс и родители обернулись. Нина Николаевна цокнула, ожидая ураган негодования со стороны матери. И в эту же секунду, подобно маленькой птичке колибри, влюблённая, откинув руку спутника, вылетела прочь с мокрыми от слёз глазами. Она больше никогда не вернётся сюда. Ни в этот класс, ни в эту школу.
Через несколько мгновений раздастся крик. Маленькая птичка упала на лестнице, потеряв сознание.
Вместо послесловия
Здравствуй, новая, вырванная жизнь!
Мать в упор смотрела на сына, пытаясь разглядеть в нём черты лица некогда любимого мужчины. Ещё теплилась надежда спасти драгоценное чадо от безумного поступка. Девушка стояла, как бы прячась за его спиной. В этот момент мать решительно произнесла: «Нет!.. Нет у меня такой знакомой, такой женщины, девушки, которую я бы так ненавидела, желая выдать за неё своего сына…».
– Мы будем считать это твоим благословением на брак, – перебил её Алексей, а потом обратился к своей избраннице:
– Ты согласна?!
– Да. Согласна.
Пункт назначения оказался гораздо ближе, чем думалось. Разодранные в клочья судьбы, на первый взгляд, не связанные между собой истории как несбывшиеся мечты. Звучит немного фантастически, но стечение обстоятельств не разрушает свободной воли человека. Принято полагать, что, принимая решения, мы хорошо изучили предмет выбора. И только лишь став истинным экспертом, с недоумением обнаруживаем ограниченность своего познания.
Часто жизнь людей становится лишь бесполезным заполнением времени. «У меня не было выбора» - звучит из их уст. Не осуждай. Да и кто способен дать гарантию, что в похожей ситуации именно ты поведешь себя иначе. А если совпадения не случайны, следовательно, и похожих ситуаций быть не может в этом мире. И есть и нечто, не входящее в рамки, определения и классификации: подлинная, осознанная близость. До сих пор не слишком ясно: играют ли наши герои в кем-то придуманную игру или так управляют своей жизнью? Кем написан этот сценарий или всё же это импровизация? Возможно, для большинства в этих историях ничего не поменялось и ничего не изменится в дальнейшем. Круг сомкнулся, и каждый новый виток поколений будет сжимать его только сильней. Таковы законы «нормального общества». Но нельзя не заметить, что каждый играющий имеет возможность в любой момент отказаться, предоставив себя настоящей, многообразной, несоизмеримой и интересной жизни. Так есть ли она, проблема выбора? Сделав выбор, мы рискуем остаться ни с чем. Мы рискуем потерять большее - самих себя, себе известных. Оттого и страшно принимать решение, видеть, и еще сложнее - принять себя другим.
Это всего лишь означает, что для человечества в целом надежды нет, но для отдельного человека она всегда реальна.

Свидетельство о публикации №2217 от 10.05.2025 в 16:08:50

Колибри и дипломат

Отзывы