Небесный Список: МАМА

Он отложил свой свиток, и вздохнул…

Что ж, пора.

С тех пор, как там внизу, в далекой горной стране, поселилось горе, ему прибавилось хлопот. 

Каждое утро он брал свой список, и дописывал все новые и новые имена павших на поле брани.

 

Вот и сейчас, отложив свернутый рулон с бесконечной чередой имен молдавских, русских, украинских, узбекских…

этот скорбный перечень можно было продолжать до бесконечности. 

Хотя для него эти имена были больше, чем просто буквы, складывающиеся в сточки – это были все его дети, он задумался…

Раннее солнце осветило землю, и он увидел поднимающийся от земли черными клубами едкий дым, 

извещающий еще об одной беде, случившейся на грешной многострадальной земле.

«Значит сегодня путь мне уготован туда»– подумал он. Туда - вниз, где горем стонало горное эхо…

Услышав слабый зов о помощи, он поспешил к тому, кто, не веруя в него, к нему обращался в робкой надежде, 

что он – Господь, услышит этот скорбный призыв– мольбу о помощи. 

Склонившись над лежащим, распластанным, словно распятым на шершавой бетонке, залитой соляркой и кровью, 

среди искореженных остовов догорающих машин воином, пытался разобрать слова:

– Мама, это ты?

– Я, сынок, я!

– Откуда ты здесь, среди этого ужаса?

– Я всегда была с тобой…всегда.

–  Всегда?

– Да, Сашенька, всегда. Ты просто не замечал этого…Тебе больно?

– Да, мама! Очень больно! Пуля…и кажется не одна, попала в живот. Вот видишь, я зажимаю рукой, она вся в крови, а кровь все идет и идет. 

А индивидуальные пакеты, там, в машине горят. И санитар, видишь? На обочине. Рядом, в трех шагах всего. 

Не дополз наш взводный медбрат Колька…каких-то три метра всего…

–  Сынок? А бронежилет? Ты ведь писал, что выручал не раз ребят, и тебя защитит…если что…

–  Было слишком близко…Граната попала под колесо, его оторвало. Я приоткрыл дверцу, чтобы выскочить, 

а он – представляешь, совсем мальчишка еще…в упор…из дедовской английской винтовки.

Не спас меня мама, мой панцирь. Не спас. Пить…

–  Потерпи сынок, потерпи милый…Нельзя тебе…

–  В мою флягу попала пуля, я остался без воды. А мне так хочется пить…

–  Нельзя тебе, прошу, потерпи сынок.

– Ты знаешь, мне ведь осталось всего три месяца до дома. Почему это случилось со мной? Почему? Я так хотел увидеть тебя, Настеньку…

–  Ты и увидел меня. Вот я, с тобой рядом. А сестренка твоя, сейчас в школе, последний свой экзамен сдает: 

в прошлый вторник, на собрании была я – хвалили ее, на золотую медаль наша Настенька выходит. Вот как!

–  Настенька? Ты смотри, сестренка…

Как же мне больно. Ох, лихо-то как, мама...

Как же мне лихо…

–  Потерпи, сынок, потерпи! Ты же у меня мужчина! Потерпи...

Помнишь, когда жили в Воркуте? В бараке, который зимой по крышу заносило снегом. И, чтобы утром выбраться, приходилось от двери наверх траншею раскапывать?

–  Помню, мама…

– И как ты с друзьями прыгал в сугробы, вниз головой, и как однажды прыгнув, застрял…а рядом – никого…Ребята перепугались, и разбежались, кто куда…

Ты задыхался, и лишь случайно тетя Поля– соседка, в окно увидела твои торчащие из снега валенки…

И как ее полутрезвый муж – геолог, выскочив в одном спортивном костюме и комнатных тапочках, вытащил тебя в две секунды, с полным ртом снега…И...

–  И потом еще шутил, что я теперь наелся снега на всю жизнь. Помню, мама, помню…Как же жжет все внутри…

Я хочу снега мама, я хочу хотя бы горсточку того чистого холодного снега, чтобы зубы зашлись от холода, чтобы в висках заломило…Как же я хочу пить…

–  Потерпи, родной, потерпи...

– А помнишь, я стирала на общей кухне белье, отец тебе киселя налил полный стакан, ты обхватил его ручонками, и понес ко мне…споткнулся о порог…и упал.

Бровью на край граненого стакана. Счастье, что стакан не разбился… А я тогда подумала, что сойду с ума…

Кровь хлынула ручьем, и залила все лицо, твою рубашонку: я только купила тебе – вот ты ее и обновил…

Отец, подхватив тебя на руки, укутал в одеяльце, одеваться было не до этого – понес за два километра в медсанчасть поселка. 

Тебе тогда наложили пять скобок на бровь. Вот смотри, шрам до сих пор остался.

–  Да, мама…Я помню, тогда мела сильная метель.

Я не помнил боли, мама.

Я запомнил лишь ту метель…

Было так холодно. Как и сейчас. Дай мне свою руку. Потрогай, смотри какая она холодная. Как в ту метель. 

Чувствуешь? Почему ты замолчала? Ты меня слышишь? Ты слышишь меня? Не уходи! Не оставляй меня одного!

Я не хочу, чтобы ты оставляла меня в этом холоде.

Мама, я не хочу оставаться один среди этой дикой метели и ужаса…

Я не хочу…Не хочу…Я… 

Он отложил свой свиток, и вздохнул…

На желто–сером, побитом временем пергаменте Небесного Списка, подсыхала новая строчка: раб Божий Александр.