МЫТАРСТВА

Ефросиния Харис [Efros_8] | 29.06.2025 в 12:42:40 | Жанр: Повесть

Ласковой душе – железное платье,
Кровью на песке: «Все люди — братья».
Мне больше не нужны Твои
тайны бытия, просто посмотри мне
в глаза и скажи, что это воля Твоя…
«Песни нелюбимых»
Борис Борисович Гребенщиков (признан в Российской Федерации иностранным агентом)

1.Пленение творением

…Март - долгожданный месяц. Когда вступает весна в свои права, мир начинает дышать, наполненный светом, жизнью. С закрытыми глазами и я вдыхаю свежий воздух. Бегу навстречу будущему. Вот оно, так близко, но это мираж. Недостижим без слова пока. И сотворен он в подобие этому весеннему настроению: столь же переменчиво, ласкает своей теплотой и манит, как легкий ветерок. У этого города нет будущего. Он сделал свой выбор, отказавшись от права бытия. А это наивное прозрачно - голубое небо по - прежнему раздаривало себя ему в третьей декаде марта…

Нет. Снова мимо, снова ни о чём. Уж слишком заклишировано про весну получается. Меняй текст. О чём ты пишешь? О городе? О небе? Меняй текст.

– Кем ты хочешь стать?

– Когда вырасту?! Что за глупость, ведь я могу быть тем, кем захочу. А хочу пока тем, кого нет.

– Тебе точно это нужно?! Не проще ли выбрать себе занятие по душе?!

– Сейчас мысль закончится тем, что нужно много и долго учиться, потом упорно работать и страдать, выцарапывая на обочине жизни своё существование.

– Почему существование?

– Можно ли это назвать жизнью? Сколько бы ни было мне сейчас лет, очень хочется жить, видеть дальше, чем все.

– Знание ведёт к печали.

– А незнание – к глупости.

- Но кем-то быть всё равно нужно. Вот чем бы тебе в жизни хотелось заниматься?

– Я ничего не имею, ничего не умею. Всё, что есть, – иллюзии. Могут ли они служить?

– Чтобы найти ответ на подходящий вопрос, необходимо обратиться к себе. Прислушаться к внутреннему голосу. Ты слышишь себя? Начни с простого. Блокнот и ручка. Диктофон тоже вполне подойдёт.

– Главное ведь в другом: о чём хочешь сказать? В чём смысл извлечения мысли?

– Ты живёшь среди людей, дышишь, видишь. Что окружает тебя, что наблюдается? А люди сами разберутся, в чём дело. Однако следует учесть, что в большинстве своём, двуногие неблагодарны и очень часто растаптывают с трудом созданное, впрочем, до этого ещё далеко.

Что это? Диалог. Внутреннее собеседование? Необходимо внешнее выражение, атрибут. Идёт беседа о будущем. Хотя вполне возможно и так: ничем не примечательный человек (к примеру) в парке, на скамье, сам с собой беззвучно рассуждает. Человек рассуждает. И фантастическая возможность полёта человеческой мысли всё более и более убеждают меня во внутреннем диалоге. В одиночестве. Причём одиночества по причине полной разобщённости с внешним миром. Наверняка лицо такого одиночки задумчиво, не выдаёт никаких жестов или гримас. Одет он весьма просто, но достаточно небрежно. Пусть на нём выцветшая от времени толстовка с катышками повсюду, мятые джинсы и чёрные пластмассовые солнцезащитные очки. Его легко можно было принять за странствующего во времени путника, если бы он держал узелок в руках. Однако вместо узелка на скамье лежит раскрытая холщовая сумка, сверху – общая тетрадь (исключительно зелёного) цвета. На шее путника повисли вынутые из портативного устройства наушники. Чаще всего так выглядят подростки. Для одних это – способ самовыражения, для других – невозможность обеспечить себя подходящим гардеробом. Наивная молодость? В наше время возраст – вещь настолько условная…

О чём думается ему здесь, в парке? Наверняка размышляет об уникальности своего бытия. Стоит ли? Все данные есть: одиночество и душевный дискомфорт. Идеальная почва. Нет уверенности, сомнения, смятение в душе творятся, нет веры, страшно. Кто сможет идти по воде? Но не может не радовать факт, что контрацепции от внешнего мира здесь в избытке.

15 мая 2001 года

Здравствуй, дорогой Дневник. Пишет тебе Робинзон Крузо, выброшенный непонятно какими силами на этот берег, временно. Знаешь, дорогой Дневник, здесь довольно весело. В этих городских джунглях мир выглядит огромным, гипертрофированным. На самом же деле он сжимается, как и вся Вселенная. Мне очень неловко писать о себе. Довольно странно писать о том, что ты ещё кушаешь и совершаешь физиологические отправления. А что ещё? Ах да… посуда и полы вымыты, как просили уже неделю.

30 июня 2001 года

Очень я не люблю это дело. Помню, как в начальной школе у меня было столько негодования по поводу письма: изобрели ведь уже печатные устройства. Для чего брать в руки ручку? Писать стихи. Но их же обязательно нужно «вымучить». Кто придумал муки творчества? Ты обязательно цепляешься за ерунду, раздуваешь и начинаешь метаться, как будто вытесняют из собственного тела. Обязательно ли переживать такое? Особенно когда результат (читай: почти всегда) не ах. Чувство. Всего лишь чувство, но одиночество перерастает во всепоглощающую бездну. Лучше стать дураком, чем каждый раз корчиться в бесполезных потугах к ремеслу по душе.

18 августа 2001 года.

Сегодня очень трудно писать. Невозможно. Не только сегодня. Но я не хочу раствориться в бетонной растительности. Хотя и эти джунгли могут быть привлекательны. Ещё надеюсь найти себе тёпленькое место.

25 августа 2001

Всё чаще вижу, как очень многое низводится к пресловутому coitus. Самое жалкое, что есть у человечества. Когда мне говорят, что без любви жизнь невозможна, то возражаю тем, кто говорит, что это миф. Нет, не миф, а бред. Самая навязанная человеку иллюзия.

13 октября 2002 года

Раздражает ведение дневника. Поток мыслей не прекращается. Но это ещё полдела. Перечитывать дневник – та ещё забава. Прекрасно понимаю, почему сжигают произведения. Смешно, потому что глупо. С удовольствием брошу тебя, дорогой Дневник. Напоследок не забудь, пожалуйста, что я очень люблю погружаться вовнутрь. Это единственное место, где нет клоунов, и дышится в том ритме, каком можешь. Ныряй, я уже на дне!

Погожий весенний денёк. Солнце ещё не припекает, воздух свеж и прохладен. В парке, как обычно, на скамье уже знакомое нам лицо. Следует улыбка. Как красив улыбающийся человек, можно с ума сойти. И внутренний диалог выходит на новую сюжетную линию.

– Будем знакомы?

– Меня в детстве учили не общаться с незнакомцами.

– Это правильно, вот и Михаил Афанасьевич не рекомендует!

– Какой Михаил Афанасьевич?

– Скоро познакомитесь. Так следует начать? Нет, не гений, а именно мастер. Собственно, поэтому и припоминаем его.

– Что Вам нужно?

– Пусть буду немного хиромант, немного мистик, философ. Нужно разучить для публики пару приёмчиков. Ничего плохого. Как можно не замечать и проходить мимо? Такого уникального, но, увы, никем не оценённого?

– Браво! Наверно, это могла бы стать замечательная речь! Боюсь даже представить масштаб: сколько особей женского пола могли бы попасть на такую уловку? Эксперимент удастся?!

– Давай же представим меня. Свободный художник. Немного бунтарь. Удивляюсь. Думать можно, конечно, как угодно. А наша встреча запомнится – нет сомнений.

– Глупость и самомнение. Это всего лишь мысли, фантазия. Невидимый глазу самогон.

– Без вопросов. Наречение имени – удел творящего. Кого призываете в собеседники?

– Эта сцена до сих пор сидит в моей голове? Она видна другим людям, которые снаружи?

– Давай уже откровенно: ты позволяешь этим мыслям существовать и умышленно их удерживаешь в голове! Значит, им расти и развиваться в сюжет. Впрочем, и я вижу, как тебе хочется новой встречи.

– С чего это у нас будет новая встреча?

– Судьба....

Свободный художник – бунтарь. Кто это может быть? Главный герой? Наверно, из среды хипстеров или богемы – ни учится, ни работает.

А день был и вправду особенный. Запомнить бы ещё: двадцать пятое марта. Небо… Какое потрясающее небо! Прозрачное. Бывает ли такое? Оно кажется бездонным. Хочется прикоснуться, погрузиться и утонуть в нём. Что-то светлое, радостно-волнительное. В городе с таким небом обязательно должна быть потрясающе красивая история. Так и запишем: «В городе с бездонно-голубым небом…».

«Куда прёшь, жить, что ли, надоело?» – вот и очередной водитель на пешеходном переходе напомнил о себе. А куда ещё переть? К той, что в любую погоду стоит, ждёт. Скамья. Она особенно родственна в будний день. Здесь я всегда могу вернуться в город с бездонно-голубым небом. Кто может помешать? Разве только воплощённый художник-бунтарь. Но пока только в мыслях.

– Держу местечко, отгоняю всех, даже мух

– С чего мне общаться с тобой на ты?

– Ну как же... По завету Андрея Александровича: «Вы привлекательны, я чертовски привлекателен...». Хотя, честно сказать, творчество Шварца для меня довольно скучно.

– Признайся: тебе наверняка заняться нечем, зачем ты здесь? Каждый раз приходишь сюда, именно сюда. С тетрадкой зелёной…

– Может, устроить внутреннюю слежку за самим собой? Знаешь, а в этом даже что-то есть. Предположим, живу здесь рядом. И многое мне видно. Ведь я – свободный художник.

– Да-да, художник-бунтарь…

– Пусть нет необходимости учиться или работать. Жить по призванию может позволить себе человек из обеспеченной семьи.

– С чего вдруг меня должно интересовать материальное положение?

– Любовь и творчество. Запретная и неразделённая. Что у нас по сжигающей страсти? Бешеный ритм напряжения? Морщится в лице. Вот и я считаю, что ничего пошлее придумать нельзя.

– Но наверняка есть и чистые отношения между двумя любящими…

– Какие чистые? Всё заканчивается на койке. Скучно и неинтересно. А эти двуногие… дрова для крематория, да и только.

– Ты о ком сейчас?

– О людях, которых за таковых нельзя считать. Они возводят это всё до таких высот, до такого утончённого маразма, что не может не тошнить. И ведь пипл хавает. Литература, искусство, живопись. Весь эфир засоряют. Нам, в смысле — благородной публике.

– Тааак, продолжаем.

– Я полагаю, что настоящее искусство должно навсегда отвязаться от этой похабщины и создаваться на других, мировых, достаточно прочных основаниях.

– Но мы лишим себя буквально всего, выбросив её. Зигмунд Яковлевич писал об этом. Сублимация, художник, совсем не мастурбация. Да и какой смысл тогда творить?

– Творчество должно быть загадкой. Поверь уж художнику. Читателя надо держать в напряжении, страхе. Пусть мечется, сомневается, делает выбор. Мучительный выбор. Вот что заставит говорить и размышлять о тебе! Только таким путём обретается бессмертие.

– Страшно подумать: бессмертие. Но какая это должна быть тема, чтоб так могла зацепить в любом возрасте и абсолютно любого читателя?

– Ответ очевиден: смерть. Все смертны: и младенцы, и старики. Даже те, кто в утробе. Вопрос вопросов: кто из людей способен заглянуть по ту сторону?

– Возможно ли такое человеку…

– В том и суть. Страшно и невозможно. Но приоткрыть завесу и попытаться рассмотреть… Думаю, что это будет просто бомба.

Тем временем часы на колокольне пробили три. Пятнадцать ноль-ноль. Уже пора. Вот так идеи для размышлений. Без самогона точно не обойтись. Далее полагается раствориться в лучах солнечного дня, радостно потирая руки. Ведь только у такого художника-бунтаря может быть внутренний мир, как сокровищница…

В тот вечер заснуть так и не удалось. Художник бунтарь незримо присутствовал рядом. Когда удавалось остаться в одиночестве, беседы не заставляли себя ждать. Вот только отныне мысленный собеседник с большим комфортом расположится в сердце. Время прекратит своё существование для таких гостей. А душа, принимающая с теплыми объятиями новые идеи и мысли для вдохновений, еще долго потом не сможет согреться в объятиях другого человека. Но сейчас это были сладкие и упоительные моменты. Теория и наука о смерти. Смерть для всех. Повсеместна и универсальна. С чего начнутся твои исследования? Представь себя великим естествоиспытателем. Держа в одной руке глобус, ты можешь вращать его пальцем. И сквозь увеличительное стекло рассматривать уголки и окрестности планеты. Вот, он, под действием твоих рук вращается быстрее - быстрее. Полетели дни и месяцы. А ты склоняешься над ним и смотришь, где именно остановится взгляд. Какое это будет полушарие или меридиан? В любой точке мира расположился объект твоего исследования. Может, начать с составляющей человека? Дихотомия, трихотомия. Ну уж нет! Люди увлекаются описанием и изучением себя. Наша задача - дать им дорожную карту, описание или маршрут.

По ту сторону смерти, смерть как явление, как часть жизни… Мы конечны, но тем насыщеннее жизнь! Получается, что жизнь и зависит от смерти. Ну конечно, это же основа всего. Мир творится из ни-че-го, пустоты. И христианство утверждает, что смерть – ноль, ничего и есть. Ребёнок, появляющийся на свет, – он же умирает для жизни в утробе. Куколка, превращающаяся в бабочку! Все ответы на поверхности. Вот только нужно сориентироваться, где бы найти.

В книге доктора Моуди есть существенный недостаток – она описывают достаточно скудные и предсказуемые образы, воображаемые, но столь узнаваемые явления смерти у разных людей. Понятно, что такой опыт будет различаться в зависимости от обстоятельств жизни, особенностей психического устройства и мировоззрения. Но ведь и цель книги была вовсе не в обобщении и систематизации смерти (такое возможно ли?), а в утверждении продолжения жизни после физической смерти. И если последнее не вызывает сомнений, то в чём тогда смысл? Смысл смерти, как и смысл жизни. Для того чтобы понять суть явления, необходимо погрузиться. Принять на себя его сущность, срастаться с нею. Как? Речь не идёт о самоубийстве, наша задача – исследовать природу явления. Стать физическим воплощением смерти…

Мысли продолжали витать над разумом. Подобно чайкам, они бросались в воду сознания и захватывали каждый постулат, каждый аргумент размышляющего. Процесс, подобно часам на старой башне, был запущен. Всё чаще приходилось прибегать к магическим ритуалам и медитации. Так ум пытался искать ответы. Кто мог стать собеседником в таком вопросе? Где бы следовало искать единомышленников? Непременно, новые знания требовали бы фиксации. Но кто мог стать гуру или проводником? Только книги, музыка. Предстояло изучить то, что нашептывает ветер между строк осеннего дня. Движение хлопка одной ладонью. Иные бы умы возражали, стали протестовать, что мол, нет в смерти никакой воздушности и легкости. Ничем она не привлекательна, а только ужасающе неизбежна. Но когда твоё сознание напитывается погибелью, когда начинаешь себя отождествлять с тем, что не может устареть или быть отменено... Кто возразит против вечности? Власть выше законов, но и она познала пределы. Но если для тебя и закона нет, то что может сделать даже самая безграничная юрисдикция? Опьяненная в гордыне воля не могла дать сопротивления. Сама жизнь, казалось, диктовала эту мелодию. Жаль, что слышна она была только в одной голове. Но, возможно, что безусловное благо для всех только и заключалось в том, что расслышать вновь наигранной мелодии так и не дано? Глаза жадно цеплялись за новое, непознанное сглатывалось, даже не успев быть распробованным на вкус. Пленение души не заставило себя ждать. В нужный момент из багажа памяти поднимались обстоятельства жизни, окрашенные в подходящий тон размышлений.

Давай обозначим первый опыт общения.

Тогда трое детей заживо сгорели в запертом доме, их смерть отчётливо видна тебе до сих пор. Не важно, что около семи утра. Люди спали. Искристо-морозное воскресное февральское утро. У окна смотришь на снег, так редко выпадавший в тех краях, и вдруг замечаешь пожарных, выносящих из хорошо знакомого тебе дома три завёрнутых покрывала. В столь ранний час зеваки и прохожие хватаются руками за лицо и отводят головы в сторону при виде этой картины. Солнце медленно поднимается из-за горизонта, а взрослая и ответственная мама разливает за близлежащими гаражами спирт, яростно хватая из рук мужчины заправленный шприц. Ты быстро догадываешься о содержимом в покрывалах. От страха вскрикиваешь, и, как и многие, отворачиваешься. Порыв холодного ветра срывает одно из покрывал, и благодаря боковому зрению удаётся разглядеть, но как будто сквозь лупу, обгоревший скелет. Только видишь ты совсем не то. Перед твоими глазами этот маленький человек корчится от боли, сгорая в огне, кричит, что больше всего на свете хочет жить. Огонь поднимается снизу, обрушивая тело на полыхающий пол. Но этого никто, кроме тебя, не видел. Кто поверит? Да и некому сказать. Ты же спал благополучно в этот момент дома, в своей постели. Потом два месяца ты не можешь заснуть. А если и удаётся закрыть глаза, то кошмары полыхающего пламени преследуют неотступно, заставляя кричать. И крик твой беззвучен, совсем не беспокоит других. Желая избавиться от навязчивых видений, хватаешься за книги, иконы, кресты. Если такое явление выше сил человеческих, то пусть уже вмешаются потусторонние. Спустя два года состоится переезд по независящим от тебя причинам. А пока возненавидь запах гари и дым, так отчётливо вписавшиеся в твою жизнь.

Нет и ещё раз нет! Это всего лишь особенность восприятия и способ психики пережить утрату, трагическую утрату в юном возрасте. Будь это утопление, а не пожар, впечатления были ровно такие же. Только акценты и последующие фобии сместились. Здесь можно лишь согласиться в том, что, первый опыт общения необходим человеку неокрепшему. В раннем возрасте, когда эмоции так ярки и впечатления неизгладимы, очень важно получить первое соприкосновение. И, хотя, пластичность детской психики позволяет нам не костенеть в этой боли вечности, всё, же творящий вправе самостоятельно решать - какие моменты достойны его сознания. При должном устроении духа не составит труда сделать акценты на жизненных обстоятельствах и бренности бытия. И дальше несчастная смертная душа будет искать покоя, подобно крыше над головой у бездомного.

В открытом море сознания погода всё более и более начинала походить на шторм. Кто бы мог в этот момент оценить, насколько поглощает природа художника - бунтаря. Подобно бутону розы, его теории и рассуждения раскрывались всё больше и больше. Казалось, не существует преград для них. Словно под диктовку, фантазия рисовала сцены смерти и убийств вне границ моральных убеждений. Душа не могла возражать и сопротивляться. Она слишком была поглощена новой реальностью, новой данностью, читаемой в каждой новой строчке обыденности.

- И это всё твой мир, твоя жизнь, то, что делают люди в мире. Понимаешь. Как среди всех отличить художника? Он умеет видеть.

- Страх. Но я не могу позволить себе закрыть глаза и сделать вид, что ничего не понимаю, что не вижу этого. Клянусь, наверняка лучше иной раз выкупить безумие или нечто вроде инфантильности за одну только возможность не осознавать происходящего. Но при возможности изучать и видеть такую разнообразную жизнь, не дай мне бог, сойти с ума.

- Это не просто материал для изучения. Это то, что наполняет и питает тебя. Это то, в чем ты видишь жизнь. Твой источник вдохновения. Я вижу, как мерзко тебе. Но разве лекарства реальности сладки? Розовые очки оставь тем, кто не мог бы вынести. Наматывай новую катушку боли. Если в мире нет справедливости, то почему её нет одинаково для всех? Посмотри на своих сверстников, посмотри на соседей, на кого еще? Вместо жизни они предпочитают иллюзии.

-Если человек был создан для того, что бы жить в райских условиях, почему хотеть счастья для себя так плохо?

- Рай утрачен для человека. И Адам сделал выбор. Твой пращур предпочел выйти из зоны комфорта. Выйти из иллюзий. На мой взгляд, поступок достойный уважения.

- Многое из того, что рисуется мне в наших беседах невозможно вынести. Иногда возникает мысль отдать своё тело на сожжение или поругание. Возможно, это такая замаскированная попытка суицида.

- Твоя психика пытается справиться. И она сделает это. Я много раз говорил тебе, что лишение себя физической жизни только усугубит ситуацию, ничем её не решив. Это всё равно, что дать первокласснику решать задачу по высшей математике. Не решит ведь, да еще и проблем создаст.

-Из твоих слов можно заключить, что мы обязательно подойдем к этому моменту.

-Не задавай раньше времени бесполезных вопросов.

Оттолкнись от того, что смерть – неизбежность. То, к чему приходят все. Чем бы ни занимался, каких успехов не достиг бы. Помнишь песню у Аллы Борисовны? «Арлекино, Арлекино, нужно быть смешным для всех! Арлекино, Арлекино, есть одна награда…». И давай поменяем слово «смех» на «смерть», песня обретает новые оттенки. Люди боятся смерти. Что первым возникает в сознании при упоминании этого слова? Правильно – страх и отчаяние. Почему? Потому что всё, конец – ничего больше не будет. Титры заканчиваются, гаснет свет. Рай и воскресение мёртвых? Но ведь всякий разумный человек понимает, что рай – психологический способ смягчить неизбежное наступление смерти. Он нужен живым больше, чем мёртвым. Для них это надежда, что терпят не зря, что мучения обоснованы и для их блага. Здесь плохо, но зато там – ого, как хорошо! А «там» – это вообще где? Отними у людишек эту надежду – отчаяние и страх поглотит их, вполне себе живых. Что же до воскресения мёртвых, то всем понятно, насколько абстрактно это обещание. Когда будет? Общие и вполне себе метафорические словечки. Мы, конечно, можем сослаться на достопочтенного ребе Шауля, того самого, тарсянина. Но, как ты понимаешь, у столь высокообразованного человека могло попросту сорвать крышу. Кто сейчас скажет, что там случилось по дороге в Дамаск? Да он и сам пишет: жало в плоть. Суицид здесь выглядит безрассудной глупостью. Можно и при жизни обрести смерть. Христиане верят, что некоторые увидят Царствие Небесное, не вкусив смерти. Не о том ли молятся для живых и мертвецов? А Юрий Юлианович Шевчук пишет: «Иногда наша жизнь смердит, иногда наша смерть живёт…». Так, стало быть, смерть – основа всего. Внимай, человек!

Обессиленное тело лежало на полу. По комнате были раскиданы открытые книги, вырванные и исписанные листы блокнотов. В голове монотонно раздавались удары молотов в височную область. Сознание пыталось покориться головной боли и согласиться с нею, принять. Но сверлящий взгляд откуда-то сверху не давал забыться.

-Я вижу,человече, что ты весьма преуспел в изучении новых высот мироздания.

- Оставь меня, я не хочу больше ничего видеть. Я не могу.

- Весьма гуманистически, сперва мы хотим быть как боги, познавать тайны вселенной, а когда ты вложишься в очередной проект, то жалкая душонка сдувается. Мол, всё, не могу, выше моих сил. Чего лез, тогда, спрашиваю. Жил и жил бы себе дальше, как и другие двуногие.

- Неужели ты способен еще удивить меня? Я знаю цену людскому горю, но и счастье мне тоже знакомо. Возможно, мною уже утрачена способность оценивать происходящее вокруг, но как человек, я по - прежнему остаюсь живым.

- А разве кто-то собирается спорить? Или, быть может, ты способен определить критерии жизни? Духовные границы, мой друг, простираются дальше пределов разума. Но только не говори, мне про философию, пожалуйста.

- Моя циничная радость не знает границ. Вот только цель эксперимента мы так и не смогли достичь.

-Ты по - прежнему сомневаешься в истинности первоисточника?

-Мне интересно, а где Бог? в этой системе координат его нет.

-Ха-ха. Ограниченное сознание, ты о чём вообще? О каком боге речь? Ты дерзнул стать на Его место, а потом заныл, что устал и хочешь на ручки. Да разве не ты лично убрал его из своей жизни?

- Высшая сила всегда должна присутствовать. Даже если я не могу лицезре…

-Разве не ты назначил Ему место в своей жизни? Разве не ты лично пожелал управлять своим бытием так?

- Всемогущий смирился с моим выбором, с моей беспомощностью? Какой же это…

- За семь тысяч лет на этой планете хоть что-то изменилось? Ты даже рассуждать не пытаешься.

Человек, проживший всего какую-то часть времени на земле, разве способен охватить и объяснить людям фундамент бытия? За кого сочтут такого? Я думаю, что и описать явление словами человека попросту невозможно. Даже если бы разверзлась преисподняя, что можно было ценного для смертных подцепить оттуда? Меняем задачу. Если смертным доступна только фиксация факта, воспользуемся и этим. Зафиксируем момент, попробуем изобразить литературно. Каждый нарисует свой образ. Земными терминами, разумеется. Но как можно представить себе смерть, особенно в среде живых? Вот она, идёт не спеша, медленно накрывая собой происходящее вокруг. Воля человека уже парализована. Только отчаяние, отягощённое бессилием. Даже в городе с бездонно-голубым небом. Кого призовёшь в этот миг? Под твоей рукой валялся скомканный тетрадный лист в клетку. Подними-ка, прочти. Мне хорошо известно, почему ты так поступил со своим душевным излиянием. Но я видел, что ты испытал прежде, чем творение родилось. Будем считать, что этот скомканный лист послужил тебе для разминки:

Город грязный и разбитый,

Страшный город снится мне,

У чудовища он в пасти, обитавшего на дне.

Здесь свирепствуют болезни,

Голод, пьянь и нищета

Пожирает город трупы:

Тех, кто умерли вчера.

Нет на улице народа;

Вороны в окно глядят.

Обглодавши чьи-то кости,

На охоту полетят.

Я гляжу повсюду:

Слёзы.

Сердце надвое порву.

Ведь со скорбью понимаю:

В этом городе живу…

Вот оно – уныние, только начало отчаяния. Можем добавить трагизма: например, смерть детей. Зачем? Чтобы выворачивало наизнанку. Чтоб в каждой клеточке организма можно было обнаружить этот страх. Есть серьёзная опасность. Люди, привыкшие к ежедневному присутствию смерти, перестанут её бояться. Осознание своей смерти вынуждает рассуждать и внимать. При таком положении самое ценное – отвлечь внимание, занять время. Если атрибуты жизни – печали и болезни, нужно не просто отвлекать, а развлекать. Пусть будут только праздники. Безусловный успех. Отсутствие не только нужды, но и обязательств. Это ли не рай?! С другой стороны, есть внезапная смерть. Особое недоумение вызывает смерть мученическая. Что ж, в этом случае – добровольный выбор человека. Какой адекватный хочет сделать такой выбор? Нам говорят, что жизнь – высшая ценность. Мы не оспариваем. Но кто откажется постичь тайны вселенной, если доказательно приходим к выводу, что жизнь начинается со смерти? Люди становятся подобны богам в степени минус бесконечность. Зафиксируем. Минус бесконечность.

Минус бесконечность... Надо же. Придумали такое. Это тебе не адронный коллайдер. Как-никак однокоренное, стало быть, сопричастен вечности. Математический справочник говорит, что минус бесконечность является понятием, которое обозначает отсутствие конечного значения в отрицательном направлении. Как полёт в бездну, но окончательно упасть уже невозможно. Нет предела. Ты просто летишь вниз. Оцени перспективу, представь. Умножь это значение на вечность, чувствуешь? Разве это просто смерть? Ты не убиваешь тело: не надеваешь петлю на шею, не нажимаешь курок пистолета. Достаточно просто отказа. Отказа от жизни унылой и трудной, не всегда радостной, и остаёшься жив физически. Ты просто отвергаешь саму идею бытия. Звучит-то как! И это добровольное решение. В пользу настоящего знания, настоящего понимания сути вещей, истины. Никто ни к чему не принуждает. Если угодно, продолжай и дальше свой путь муравьишки. Жди воскресения мёртвых, разлагаясь в земле, покуда не истлеешь. Да, и вот еще отличный материал для размышлений: несправедливость. Мы выбираем смерть не по причине жалкого существования. Однако, мы не можем отрицать и не замечать, как люди очень отягощены так называемой высшей ценностью. Презрение к жизни - только начало пути. Но и оно должно родиться. От тяжести бытия и успеха чужих. От невозможности исполнить свои мечты и необходимости слушать презренных. Страх и отчаяние быстрее подступают, когда остаешься один и без крыльев. Вот здесь на помощь и приходят мечты о любви, мире, здравом смысле и справедливости. Социальное неравенство столь же необходимое условие, как и разделение труда. Невозможно себе представить человека разумного, которого бы обошли стороной эти два краеугольных генезиса двуногих. Однако, сколь длительное время человечество существует, столь же длительно пытается замаскировать их необходимость. Какие потрясающие лозунги: «Все равны перед законом»; «Мы создаем равные возможности для всех», «У каждого есть шанс». Правда и здесь некоторые умудряются использовать эти установки в качестве трамплина. Дерзают на то, к чему не имеют отношения, ставят перед собой невыполнимые задачи. Брат наш старается, благо, без разочарований жизнь невозможна. Но этот мир таков, что справедливости нет. Где её искать? Твоя справедливость - чужая боль. Измерители глубины душ линейкой (люди называют их психологами) любят спрашивать собратьев -двуногих: «Что для тебя важнее - быть правым или счастливым?». Но и у первых, и у вторых есть только один критерий счастья - «самый самый». Быть самым правильным, самым успешным, самым лучшим, самым драгоценным, самым добрым, самым щедрым, самым искренним. Список, понимаешь, бесконечен. Быть тем, кого из них никогда не было. Любовь не знакома им, а если и знакома, то чаще всего презираема, поскольку мешает восхищаться собой. Своим совершенством. Основу жизни предпочитают сводить к функционалу и набору опций у избранника. Вот именно этот функционал, определенный набор действий в мировоззренческой концепции они и обозначают благородными словами. Но слова лишь форма. И если в этой форме пустота, что в результате? Откуда вообще у людишек эта жалкая потребность в здравом смысле, честности, добре? Если уж они и видели их, то разве поняли? Я наблюдаю за жизнью достаточно долго. Могу уверено сказать, что подобные лозунги за мир, справедливость, призывы к счастью и благу для людей уместны только тогда, когда нужно насадить и (или) усилить давление и власть. Когда тебе нужно утвердиться и получить разрешение на собственную непогрешимость. Один в поле ещё, да какой воин! Приманка слишком вкусно пахнет, и особенно легко улавливаются молодые умы, чуткие души, люди с прорехой и болью в сердце. И когда капкан иллюзий и предрассудков срабатывает, потребность в наживке исчезает. Эти души уже твои. Движения активистов и марши несогласных. Если ты вынужден подчиняться желаниям чужого человека, декорации могут отойти и на второй план. Ты, конечно, можешь спросить меня о любви. Но здесь, господа, снимаю шляпу. Разве социальным животным знакомо это состояние? Даже мне не понять и не постичь его. Наверное, оно слишком давно и безнадежно утраченное. То, что осталось от любви - мимолетное чувство. Где-то даже писали, что и этого хватает не больше трёх лет. Любовь как действие бесполезно и бессмысленно. Люди лихо складывают слова в рифмы и подменяют одно значение другим. Под смыслом любить часто употребляется глагол купить. Но это же сделка, а не любовь. Впрочем, некоторые пытаются купить не то что бессмертие, а место творца…У людей покупается и продается всё. Что хочет любить художник? Слава, деньги, почёт и уважение. Конечно же, это всё будет у тебя, с избытком. Да что там слава. Ты обретаешь бессмертие! О тебе спорят, обсуждают, и вот уже имя становится нарицательным… Давай запишем это.

Солнце будто не желало подниматься. Казалось, тьма не только не отступит, но и продолжает нарастать. Поднимающийся дым горящих нечистот заполнял долину Енома с удушающей силой. Чёрный столп, как дьявольское кадило, гонимое ветром, время от времени раскачивался из стороны в сторону. Кто из живых ещё мог дойти сюда? Впрочем, существующий мир это или загробный, какая разница? Для Иегуды иш Кирийафа вечность уже не сулила ничего хорошего. Цепляясь за кусты и камни, он карабкался всё выше и выше по склону. Смерть же явно не спешила в этот раз.

Кто тогда заметил его уход с ужина? Безусловно, равви всё понял. Но разве из всего сделанного за эти годы так мало было хорошего? Отдавал всего себя служению, которое Он назначил. Ещё и этот денежный ящик как общественная нагрузка. Воскрешал и исцелял, как и те одиннадцать. Терпел и нужду, и голод. Кто ж оценил? Разве удивительно, что сердце жаждало справедливости? Разве не по заслугам каждого полагается вкушать Царство Бога?! Пусть правит Адонай справедливо, а не омывает ноги недостойных. Бог, раздаривающий дары кому попало (один выскочка Шимон чего стоит!). Истинный Владыка правит этим миром, Он сильнее законов природы, а этот делит последний кусок с убогими и нищими. И это Бог? Творец Вселенной? Если да, то лично мне ТАКОЙ Бог не нужен. Мне он не Бог! Так возрадуйся же, равви: твой ближайший друг оказался более справедлив, а ты не всемогущ, как полагается Мошиаху. Гефсимания ночью в этом вопросе навеки поставила между нами точку! И виноват Я только в одном – лжесвидетельствовал о тебе. Да, пришлось. Но спешу заверить: Я прекрасно понимаю, что означает это по закону Моше. Мне, наверное, единственному из двенадцати, кому хватило смелости, кстати! Кощунственно, мерзко и гадко, но в преступлении своём Я сознался. А эти продажные твари – коэны утверждают, что будто служат богу. Кому служат? Только если такому богу как ты, равви. Даже не попытались вникать, пока не швырнул Я им эти шекели. И сейчас, взбираясь по долине Енома (есть ли ещё мерзостнее место на земле?), Я по-прежнему верен себе. Отважно и осознанно принимаю то, что заслужил. А где ж теперь остальные одиннадцать? Кто из них осмелится сравниться со мной? Эй, Яхве, что ж ты не уничтожил меня раньше? Мне бы сейчас не пришлось вдыхать эту вонь. Знаешь, после такой тяжёлой ночи, когда ощущаешь каждой клеточкой нарастающую боль, существование всё больше походит на мучительную пытку. Так что и шеол выглядит не настолько уж ужасающим. До дерева уже недалеко осталось.

Потерять сознание сразу не удалось. Резкая боль, ударившая в горло, отозвалась шумом в голове. Перед глазами пошли огненные круги, раздался треск барабанов. Видимо, так духи встречают новые дары смерти. Тоска и отчаяние захватили всё ещё живое тело. Захотелось сбросить с себя ненавистную удавку. Но отсутствие живой души поблизости и невозможность даже взглядом подать сигнал, очертила земной путь Иегуды иш Кирийафа. Некоторое время тело ещё продолжало висеть на оливе, когда, наконец, порывы ветра не обломали ветви. С огромной высоты удавленник низринулся вниз, на камни, буквально вылив им свои внутренности…

Долина Енома…Место слива нечистот. Бесконечно горящая свалка, где топливом служили не только бытовой мусор и отходы, но и путники, настигнутые в дороге смертью, умершие в эпидемиях, от проказы, нечестивцы и неверные. Горящие угли вселяли ужас даже в тех, кто не мог приблизиться к твоим окрестностям. Наверное, поэтому спустя столетия её название трансформируется в слово «геенна». Как будто ты можешь быть не огненной!

Всё здесь: и справедливость, и муки, и свобода выбора. Как можно было не признать очевидного, как сложно было разглядеть и почувствовать сердцем: справедливость не действует там, где царит любовь. Свободной волей и разумным решением полёт души начал трансформироваться в мерзость падения. Осталось только претворить идеи и мысли в жизнь, умножив их на бесконечность.

2.Пророки

У каждого человека на земле есть собственное служение. Ты можешь иметь хоть с десяток профессий, но главная миссия всегда одна. Внимая душе, и день за днем, постигая науку о человеке, тебе всё отчетливее и яснее будет представляться дорога жизни.

- Это просто потрясающе. Потрясающе нереальные рассуждения. А если хоть кол на голове чеши, ну не видны тебе дороги, не щупаешь, не находишь ты…Чего предпримем?

- Задуматься, поразмышлять…

- Ага, помолиться еще предложи. Так и простоишь всю жизнь на коленях, гадая о себе.

- Я понимаю, к чему ты клонишь. Но с чего начинается вечность?

-А может, напишем кандидатскую по философии?

- Ты отвлекаешься от серьезного разговора. Муки рассуждений мы оставим главным героям произведений.

- Вечность не начинается. И не заканчивается, вот в чем парадокс. Состояние души. Вечность - состояние души. Конечно, оно не статично. Человек растёт и потребности меняются. Но вне зависимости от возраста, ты фиксируешь константу и переменную. Вечность и есть величина неизменная потому. Эмоции, желания, страсть, предпочтения - переменны. А вечность здесь, в этой комнате, в этом хрупком сердце. Понимаешь?

- Ну, примерно. Твой ответ звучит так, как если бы меня спросили о том, в скольких километрах от Земли находится ад.

- Ага. Ведь ты же с уверенностью отвечаешь, что живешь в сорока минутах езды от космоса. С оговоркой на то, что твоя машина (автобус) может ехать вверх.

Всякое служение начинается с осознания и осмысления. Когда ты увидел и получил достаточно знаний, наступает пора сделать выбор. Выражение этому или демонстрацию можно передать различными формами. При наличии единомышленников и соратников действовать, безусловно, легче. Но, порою, как например, в нашем случае, величественный и прекрасный человече действует один. Тогда ты становишься настоящим проводником и кладезем в мир не познанного. Подумай над тем, как велика эта миссия. И заплатил, ты, кстати, немало. Вспомни над тем, как выворачивался и кричал в судорогах от боли. Вспомни, сколько раз молил прекратить весь этот ужас. Сейчас твоё сердце даже не смутится при виде мученической смерти младенца. А это означает, что ты готов не только принимать, но и исповедовать его величество - смерть.

Посмотри, насколько твоя личность гармонична в этом удивительном амплуа! У тебя нет друзей и прочный коммуникаций в жизни, и да, ты вполне приемлешь социальную смерть. Ведешь аскетичный образ жизни. Меня завораживает твоя погруженность. Не каждый смертный способен так презирать вынужденные потребности в еде, сне, одежде. Я вижу, как легко ты обходишься без этих условностей. Роль сия так естественна для тебя, что я убежден: человече, ты рожден именно для этого! Ты не просто открываешь для себя величие и красоту смерти. Ты становишься тем, кто ведет туда людей. Через твои произведения люди будут перешагивать через самих себя. Семена, которые сеешь ты сегодня, принесут потрясающие плоды спустя полтысячи лет. Ты - основа. Ты - ступень, открывающая людям дорогу в бесконечность. Браво, мастер! Двуногие просто обязаны понимать, с чем великим имеют дело. Сколько тетрадей было исписано за такой непродолжительный отрезок времени! Я уже предвижу бессмертие.

Было просто преступлением держать всё это в столе. Проповедь. Нужна была проповедь делами. Душа напитала достаточно, чтобы можно было с щедростью делиться с миром. Вы обязаны постичь эту глубину! Нет, и не может быть больше мучительным ожиданиям и бесполезному терпению. Смерть диктует условия и управляет миром. Боятся её, но никто не в силах изменить ход вещей. Презрение к состраданию, гордость и отрешенность, человеческие пороки распахнули перед собой мир с другой стороны. Сердце жаждало громкого выкрика: «О, насколько же вы ничтожны! Я открою вам глаза и заставлю признать: никто из живущих не осмелился, да и не смог заглянуть столь далеко за пределы жизни…». Конечно, конечно же, моя теория далека от совершенства. Конечно, я не обладаю полнотой знания и не претендую на всестороннее рассмотрение вопроса. А кто из Вас, уважаемые двуногие способен погрузиться в нечто? Слышите, слышите! Имеющий уши…

Тем не менее, даже столь мистической работе предстояло пройти мытарства рецензий и критических оценок. Актуальность вопроса и художественная новизна не вызывали сомнений у автора. Но мало кто из уважаемых критиков посчитал нужным оставлять комментарий. Дело пошло совсем из рук вон плохо. Ознакомиться с творением и обсудить работу предлагалось даже случайным прохожим, преподавателям учебных заведений. Но натыкаясь на новую аудиторию, неизменно приходилось сталкиваться с одиночеством и изоляцией. Нет, такой труд не вызвал интереса у общественности. Публика желала затолкать подальше, «в угол» нетерпеливого писателя. И многое в этой реакции было понятно. Для того и ходила по рукам рукопись в поисках рецензий - напитать идеями и заразить дуновением смерти. Горячие споры и философские скандалы могли бы породить в городе новые течения, что, несомненно, помогло бы объединиться разным категориям людей. Персона нового лидера, подобно вспыхнувшему пламени призывала идти за собой. Но, выйдя из отшельничества, оказалось, что люди откровенно избегают неприятно травмирующих тем.

– Почему они должны читать и понимать? Почему они должны принимать на веру то, что пришло на ум только мне?

– Поверь, эти никому ничего не должны. Во всяком случае, они так считают. Твой образ жизни и понимание мира не должно быть навязанным. Ты делишься им, понимаешь. Никто не понимал великих гениев, и тебя тоже не поймут. Ты бросил камень, пошли круги по воде. Твоя задача не сделать количество кругов больше или меньше. Ты хочешь славы? Последователей? Стань этим камнем, который уйдет на дно. Ты уходишь на дно, призывая остальных.

– Это очень страшно.

– Никто и не говорил о том, что будет легко. Сосредоточься на том, что твои знания и сам ты - уникальное создание. Ничего подобного в мире никогда не было и не будет. Ты то, кто сможет нечто. Нечто большее, чем кто-либо. Ты знаешь истину и открываешь двери…

– Твои колыбельные дают слишком сильный побочный эффект.

Стоит ли выносить на суд обывателя, умов неподготовленных и незрелых свои суждения? Способны ли существа, всем сердцем возлюбившие обыденное, расслышать зов вечности? Но без должного оформления, мысли так и остаются потоком. Трудно поверить, что тома и даже целые библиотеки работ величайших умов вселенной были когда-то лишь дуновением разумной части личности в пространственно - временном континууме. Однако, придворные шуты тоже немало потрудились на этой ниве, вкладывая в сатиру и усмешку никому не нужную истину…

Так что же такое истина? Отвечая на вопрос прокуратура, Иешуа говорит: «Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти...» Здесь нет потрясающих философских изысканий и высоких материй. Истина как здесь и сейчас, единственное и возможное состояние жизни. И возникает очередная логическая задача: а что есть истина (жизнь) и ложь (смерть)? А если и так, то вероятность ошибки возрастает многократно. Что ищет человек в этой жизни, какие идеи проповедует, куда стремится? Обязательства, цели, смыслы и надежды? А что остаётся после смерти? Страшные вещи произносит Воланд на балу Берлиозу. Много теорий, и все они стоящие, одна дополняет другую. Но каждому будет дано по вере его. И ведь обрекает нечастного! по вере вашей, в небытие…Так, стало быть, исповедование смерти, признание и нахождение в неё смысла существования закрывает для меня завесу бессмертия? Очевидно, же что здесь закралась ошибка. Неверное толкование, что - ли. Неточность перевода. Но ведь и образы вечного стоят на таких основаниях, что и мироздание не поколеблется. Что же ты не споришь, художник? Развей сомнения, проясни за ошибочность заблуждений. Просто в твоей картине мира жизнь есть постоянная борьба. Злых и добрых. Лысых и волосатых. Маленьких и больших. А если всё иначе? Твои представления лишены оттенков: черные и белые. Но в мире смертных так нельзя рассуждать. Их палитра намного богаче, и смешивая краски, мы не всегда способны угадать - какой оттенок получим. Термин эволюция сам по себе подразумевает некий отбор. При всём многообразии и богатстве форм жизни на земле, у нас имеются достаточно четкие критерии «прохождения в следующий тур». Забавно, но разве тому, кто творит галактики по одному только слову, нужны определенные параметры или классификации признаков жизни? или избранные проповедники и несущие волю пославшего ничего не претерпевают за время своего существования на земле? так ли несчастны те, как несчастны мучившие и пытающиеся убить их? Ты всего лишь пытаешься выстроить схему жизни со знаком плюс, но у тебя ничего не выйдет, поскольку такой схемы быть не может. В сказке добро неизменно победит. Зло будет наказано. Но что же есть тогда зло? Люцифер такое же творение, как и прочие: будь то ангел или человек. Левиафан повержен. Но вся беда, в том, что он не противится существованию и наличию бога. А кто противится? Неужели его величество - человек? Так откуда у тебя, твари божьей столько зла в сердце, столько противления божественному, а стало быть, и прекрасному? На что ты направил порывы своей души, что и жизнь для тебя стала так невыносима? «Мы не такие» - кричат очередные герои времён и революционеры. «Мы совсем другие, не то, что они. Мы духовные, праведные, с нами всевышний, мы поступаем правильно, а вот они - богохульники, и убийцы, насильники, воры… это всё они»…

В таких благородных суждениях часто забывается нечто важное: у творца вселенной есть конкретный замысел про каждого. Но для того, чтобы хотя бы попытаться его расслышать, творение божье со свободной волей, заткнись, хотя бы ненадолго. И с кем это идёт у тебя постоянная борьба? Если творения с творцом, то финал битвы тебе должен быть уже известен.

Весенним мартовским днем, в ста пятидесяти метрах от старинной колокольни с часами, в парке на скамье сидел мужчина преклонных лет. Он улыбался и щурился под ласковым солнцем, воздавая хвалу то ли небесам, то ли вселенной, то ли кому-то еще за внезапно образовавшуюся, по-видимому, возможность дышать уличным воздухом. «До чего же прекрасный день, такой замечательный перерыв между лекциями» - промолвил он вслух, продолжая радоваться. Роста мужчина был небольшого, примерно метр шестьдесят пять. Немного одутловатое круглое лицо, с багряными щеками и маленькие, словно две черные пуговки, глаза. На нём был пошитый костюм тройка цвета кофе с молоком, кожаные туфли, и в тон им на скамье располагался толстый портфель. Серая шляпа в клетку, трость - прохожие угадывали в нём образованного и интеллигентного человека. И это было правдой. Поскольку так уютно расположиться с термосом на скамье в условиях городских джунглей мог только профессор, доктор филологических наук. Это был муж не только ученый, но, прежде всего, искренне увлеченный своим делом. Служитель логоса, казалось, сберегал слова, заставляя вдумываться и размышлять над сказанным. Стоит ли говорить о том, какое внимание он уделял культуре речи. «То, что слетает с вашего языка, рождается в самой глубине сердца. Мы воплощаем то, что взрастили внутри себя» - любил повторять профессор студентам. Но сейчас его было не узнать: ученый с заслуженным именем больше походил на озорного мальчишку. «Венец природы встречает весну» - ликование на скамье уже стало походить на театральную постановку - «Ну, посмотрите - ка! Кем бы вы назвали меня в этот момент? как бы я сам себя стал называть? Царскую принадлежность я бы зашифровал в имени Василий, а вот с отчеством - профессор снова задумался - С отчеством, пожалуй, обозначим природное, биологическое происхождение, что-нибудь с островов Древней Греции, богиня плодородия Деметра…. Да, Василий Аркадьевич, именно так! Сегодня я Василий Аркадьевич.

– А завтра? - раздался голос с соседней скамьи.

– Здравствуйте! - Василий Аркадьевич повернулся в сторону собеседника, продолжив - что же касается завтра, то совершенно неважно, какой набор звуков мы определим для извлечения сути, понимаете, - парировал мастер слова - Так, и Василий Аркадьевич может стать кем угодно, пусть даже наречется Ийешаяху Бен-Амос. Но это не меняет сути человека. Наша задача - в слове выразить суть, замысел, если хотите. На том лишь простом основании, что он сотворён…

– Разве не человек определяет своё предназначение? Я могу быть тем, кем сам захочу.

– Но лишь в той мере, которой это доступно. Можно быть родственником царю, но если призван к пророчеству почти три тысячи лет назад, то придется смириться с реальностью, где близкие люди хотят по - настоящему убить тебя.

– Что ж, я полагаю, проблемы выбора не должно существовать. Никто не вправе понуждать меня: в каком служении пребывать. Даже архангел спрашивает у Девы Марии разрешение…

– Речь не о свободной воле. Можно сказать отцу, что работать в винограднике не хочу, а после пойти. Можно и наоборот. Но невозможно огурцу стать крокодилом. Даже если и огурец, и крокодил одного цвета. Первый, возможно, и откажется от своих природных функций, плоды приносить перестанет. Но, из осинки, так сказать…

– Василий Аркадьевич, вы рассуждаете о природе человека так, словно…Постойте, как же сразу мне не пришло в голову…Я хочу дать почитать вам свою работу. Это художественное творение… вольные фантазии, слишком близко к сердцу не принимайте…

– Знаю, знаю. Один герой тоже вполне себе рассуждал: «тварь ли я дрожащая…», а другой свободный художник так увлекся в двадцатом веке бунтарством, что не только книжку про борьбу написал, но и стал воплощением мирового зла для последующих поколений.

– Если мы будем убивать всех потенциальных Раскольниковых, то жизнь человеческая на планете прекратится…

– Нет, нет. Задавать вопросы и размышлять необходимо. Но фокус нашего внимания должен быть сосредоточен на созидании творцом. Недавно я приводил пример с огурцом. Ну, и, правда, нелепость же - огурец возомнил себя крокодилом. А человек!? С чем можно сравнить жизнь человека? Дыхание возникает задолго до рождения. Можете ли вы управлять им? Весьма и весьма условно. А человек и есть дыхание жизни. Кому уподобят того, кто, добровольно отказался дышать? Еще часто любят говорить, что человек подобен песчинке на берегу океана. Вроде звучит как-то унизительно, не так, ли? Однородная желтая масса. Но возьмите рукой горсть песка и сожмите ладонь, чтобы он начал сыпаться сквозь пальцы. Вы обнаружите, что песок, издалека выглядевший месивом, в действительности состоит из голубых, розовых, красных и черных и еще бог его знает каких песчинок. И эти песчинки способны расплавить кусок стекла. Ну, а уж если такая ничтожная песчинка попадает в глаз - враг ослеплён. И вот что удивительно: тот, кто сотворил все эти песчинки - он же знает их всех по именам, слышите!? Он способен их не просто посчитать, он их слышит, видит, отвечает на их запросы, помогает, ругает даже, а стало быть, любит! Мы можем быть песчинкой гладкой или грубой; песчинкой синего или красного цвета, которые ну никак не похожи на эти жёлтые песчинки. И вместо размышлений о тех, которые нуждаются в нас по причине своих (кто знает, может и наших собственных) слабостей, давайте подумаем о песчинках, которые вообще не существуют! Однако, я слишком, должно быть, увлёкся.

– Василий Аркадьевич, умоляю! Возьмите на рецензию это произведение, прошу Вас, для меня это большая честь, беседовать с вами в парке, на этой скамье, здесь. А уж если вы оставите посчитаете нужным оставить отзыв о такой скромной, художественной работе…

– Что ж, почитаю. Посмотрю, чем нынче дышит автор. А, вы пожалуйста запишите адрес, встретимся, обсудим сей труд на одной из моих лекций, двадцать пятого марта, пятнадцать ноль ноль, двести пятая аудитория. К сожалению, мне уже пора. Перерыв подходит к концу. Пятнадцать, но ноль. До скорой встречи.

–Конечно, я с удовольствием…

День уже склонился к вечеру, а ощущение триумфа не покидало разум. Ликование захватило автора. Ученый! Филолог! Эй, художник - бунтарь! Ты слышал его речь? Как-то ты умолк совершенно неожиданно. Песок морской! Но что же есть такое этот песок, если его слышат и отвечают, внимают ему!? Он настоящий ученый! Хм, а может, глупая затея?! И зачем нужно было так сразу, с разбега вручать ему эту тетрадь?! Ведь по всем признакам можно было бы заключить, что это очередной сумасшедший, если не хуже...

– Зачем Вы это делаете? – сквозь прозрачные очки лицо профессора казалось суровым.

– Что именно?

– Что именно? Ваш город с бездонно - голубым небом развращен, он не только глух, но и невероятно горделив. Самовлюбленная парочка плоских героев в одночасье овладевает тёмными силами. Обратите внимание: я употребляю глагол «овладевает», но никак не «побеждает». Это всё лишь для того, чтобы вы задали себе вопрос: а за счет чего, каким образом? Но гнев мой не в отношении вашего сюжета.

– Позвольте уточнить: что именно вызвало такую реакцию у Вас? Я понимаю, первое произведение сложно назвать качественным, но…

– Зачем Вы пишете об этом?.. Разве мало прекрасных тем, о которых можно рассуждать? Кто надоумил Вас лезть туда, где не должно находиться? Нельзя прикасаться к оголённому проводу, даже если считаешь себя электриком. Вы понимаете, о чём тут речь?

– Простите, но это, прежде всего – художественное произведение. Я не претендую на научную составляющую. Да, мною было изучено достаточно литературы по данному направлению. Вопросы хоть и стары по своему существованию, но не менее актуальны и в настоящее время.

– Сколько часов вами потрачено на эту грязь. Сколько драгоценных минут своей жизни вы подарили этому ничтожеству…

– Ну, это уже слишком. Я прекрасно понимаю, что моё творение Вам совершенно не по нраву. Однако, считаю возможным согласиться с замечаниями по поводу так называемой сырости текста и не проработанных героев. На этот счет есть пояснения. Главное здесь - идеи. Понимаете? Это те идеи, которые нужны человечеству. Мы с вами даже не в состоянии оценить последствия. Из уважения к вашему имени стоит продолжить наш разговор, но исключительно по существу. Итак, именуемый Василием Аркадьевичем, вопросы есть?

– Какие вопросы? Вы откровенно уродуете и уничтожаете мир вокруг, а ради чего? Славы и денег? Иллюзии, я подчёркиваю, иллюзии бессмертия? Это откровенное бесстыдство – так исповедовать мерзость, отчётливо вливаемую в Ваш ещё не окрепший ум.

– Вы не можете не замечать, насколько эта тема вдохновляет. Обратите внимание на огонь в моих глазах (а значит, и в других тоже!) Я - художник. Я так вижу.

– В таком случае уважаемому художнику должно быть известно, что творчество - процесс, осуществляемый свыше. Это единение, соработничество творца и творящего. Именуемое словом рукопись не что иное, как декларация. Собственного невежества, отягощенного самомнением. Выражаясь сленгом: самогон. И гордится художник только одним: своим договором с преисподней. Вот, полюбуйтесь: я настолько велик и прекрасен, что ставлю опыты над самой смертью. Совесть не пробудится под колокол. Мол, не коснется нас суд над делами людей. Да вы же и будете первыми, по кому ударит бич возмездия. Сейчас вы всё больше и больше погружаетесь это царство ненависти и смерти. Потому что не так страшна смерть, как то, что убивает нашу жизнь.

– Стоит ли эта жизнь хоть одной минуты, чтобы сохранить здесь дыхание? Посмотрите вокруг, протрите очки, профессор. Умирают дети, войны. Мир погряз во лжи, беззаконии. Тот, кто творит вселенную разумно либо явно просчитался, либо разумно ведет её к смерти. Я лишь умножаю вечность.

– Замолчите. Не смейте произносить эти вещи вслух. Я скажу Вам только одно: не позволяйте осквернять себя. Избавьтесь от смрада как можно скорее. И запомните раз и навсегда: кого призываешь, тот и приходит.

– Вы о чём это сейчас?

– Постарайтесь хотя бы запомнить наш разговор.

Ну и ну. Вот тебе и профессор. Ждёшь дискуссий, а тут головомойку устроили. Нет пророка в своём отечестве, что тут ещё добавить.

3.Путешествие

Сильные внутренние переживания всегда требуют соответствующей реакции наружу. Презрение к жизни людей и ночные беседы в одиночестве были напитаны соответствующим расположением духа и провокационным поведением. Ведь это был допинг для вдохновения.

Не то чтобы пришлось опуститься на самое дно (и есть ли оно вообще?). Но, резкая критика и качка нравственных устоев, моральных ориентиров изрядно щекотала нервы, заставляя выходить на всё более и более откровенные провокации. События были похожи на бесконечную карусель, которая, почему-то не смогла остановиться. Кто способен хоть в чём-то помочь тебе сейчас? Мог ли быть услышан такой отчаянный шепот ловушки мысленных заблуждений. Автору должно быть известно, что он несет ответственность за то, что сейчас в его голове. Или нет? Жизнь ночного призрака стала философией. Бессонные ночи. И настолько ли они бессонны? Глаза твои закрыты, но сознание контролируемо. Взбираешься на высокую гору. Просто потрясающий вид: зеленые макушки деревьев, города и царства, эпоха за эпохой, сменяющиеся цивилизации. Перед твоим взором – величественная и прекрасная земля. Место, созданное для человека. И название горы для тебя незнакомо, тем более это не совсем гора – обожжённый пеплом вулкан. Не спящий, а, как и всё сотворённое, живой. Прогуливаясь по нему, ты совершенно не боишься гари и запаха дыма, поднимающиеся снизу. Запах явно не из приятных, причиняет даже некоторый душевный дискомфорт. Но кто осмелится заглянуть вовнутрь? Как будто для ответа должен быть поставлен вопрос. Твоё тело уже склонилось над пропастью. Столп огня и пламени расколол камень надвое. Растекающаяся по поверхности лава застывала стеклом на поверхности. Извержение вулкана вблизи? Нет, это скорее разверзшаяся преисподняя, иначе не назовёшь. Дым, заполняющий пространство, становился удушающим.

– Не бойся, иди скорее, отважный творец!

Раздававшийся снизу голос вовсе не придавал смелости.

– Здесь дым и гарь, я задохнусь прежде.

– Ну что за стереотипы мышления? По всем законам физики пора уже задохнуться. Но ведь удалось воспарить над этим. Неужели так и не увидишь сути вещей? Только отвергнув внешние условности, возможно увидеть глубины бытия. Захватывающий полёт над бездной. Искомая основа мироздания. Ну же, иди смелее!

– По воздуху?

– Воздух выдержит тех, кто верит в себя! Не на воздух ли опираешься, находясь здесь?

– Весьма метафорично. Имея возможность не только быть здесь, но и продолжать беседу, наверняка стоит шагнуть вперёд. Однако идти по воздуху на середину кальдеры – более чем просто безумная идея.

Удар сбоку откинул тело в сторону, отчего оно оказалось на поверхности земли. Ушиб был не слишком болезненным, однако его внезапность была весьма неприятна. Кто мог толкнуть в этот момент, видно не было. Но иной голос, уже с другой стороны, словно труба, возопил: «Сколько ты будешь ещё идти на поводу убийцы? О чём рассуждаешь? Телёнок, которого ведут на скотобойню. И бежишь ты с радостью. Одумайся. Если мои слова совершенно не способны пробудить, я готов снова ударить тебя».

Некто из-под вулкана громко захохотал: «Вот так любовь! Насилием собираешься отнять человека?».

Сознание явно недоумевало по поводу всего происходящего. Неожиданно подключилось критическое мышление: «Типичная сцена всех фантастических жанров. Герой за талант и мировую известность продаёт душу дьяволу, и в самый последний момент вмешиваются светлые силы добра, чтобы спасти погибающего. Слишком банальный сюжет. Где трагизм и муки выбора, где борьба, наконец? Человек делает выбор. В пользу чего? Как ни крути, нам не обойтись без свободной воли».

Тем временем хохот из кальдеры только нарастал: «Я сейчас взорвусь. Давненько меня не баловали таким самомнением. Чтобы сам дьявол пришёл за такой мелкой и жалкой душой? Умоляю, не смеши, чего она стоит без моих вложений?»

Не очень было понятно как, но тело развернулось спиной к вулкану, и словно закутавшись в простыню, не видит лиц и очертаний. Продолжался диалог:

– Здесь уже невозможно не осознавать. Принимай решение.

– Как?! Я в ловушке, причём собственно созданной.

– Это очередная иллюзия. Ты можешь отказаться от всего этого. Источник всех даров только Один. И смерть – не от Него. Ты слепо веришь творению, даже не посмеешь возразить, но отказываешься от руки Творца. Как ты думаешь, кого выгоднее слушать: слугу или начальника?

– Отказаться от смерти? Но это уже часть меня!

– Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережёт её. И что пользы приобрести весь мир, а себя самого погубить или повредить себе? Откажись от называемого тобою творчества. Человек создан творить. Но ты должен отказаться от художника.

Кто бы мог подумать, насколько страшно сейчас звучали эти, ставшие метафорическими строки. Последняя соломинка, за которую можно было ухватиться. За банальным сюжетом стоит далеко не типичный и стереотипный поступок конкретной личности.

– Я не могу. Хоть, признаюсь, сложно мне. Художник - бунтарь. Кто ты? откуда? Пришел незваным гостем, расположился в сердце. С тех пор и лечу вниз, по собственному желанию. И нет сил, нет ничего. Выжги мне сердце, если это избавит меня от адских мучений. Что сотворено? Что сделано? Отрекаюсь, отказываюсь. Мне не нужна эта воля. Не нужны эти тайны вселенной и это мироздание Куда привёл меня новый опыт? И мечется душа, нет твёрдости в вере моей, страшно: «Отжени от меня, Господи…».

Молниеносно, едва произнеся эти слова, словно оказавшись в крепких руках, тело резко взмыло вверх. Раздававшиеся хрипы и проклятия, огненные взрывы вулкана словно цепляясь, догоняли пламенем. Не кричать (то ли от страха, то ли от боли) было невозможно. И только спустя некоторое время раздалось: «Тише, тише, тссс, всё хорошо, я рядом, и мы рядом. Ты уже с нами…».

Солнечный луч озарил комнату. Невероятно трудно было разомкнуть глаза, ещё труднее осознать, где находишься. Оказаться после активно извергающегося вулкана среди белоснежной комнаты – буквально на том свете. Но, как оказалось, и на том свете есть кровати, окна и даже тумбочка с бутылкой воды. Приподымаюсь. Знакомое лицо, человек сидит на стуле. Очень грустный взгляд и невероятно заплаканные глаза. Кто мог так сильно обидеть этого взрослого человека?

– Профессор?! Бен-Амос!

– Слава Богу, всё-таки узнали.

– А где это мы?

– Вам стало плохо, а мне пришлось оказаться поблизости. Ну, вот собственно, мы и здесь. Отделение приёмного покоя. Вы потеряли сознание, бредили. Сильно кричали в бреду. Просили Вас не трогать.

– Признаюсь, я не совсем понимаю, что было больше бредом: то, что принято называть глаголом «жить», или место, откуда удалось вернуться… где был живее, чем…

– Я бесконечно рад, что всё это закончилось. И не только Ваше бессознательное состояние. Главное – Вы живы. По-настоящему.

– Профессор, я как человек слабый и неспособный отказался…

– И правильно сделали. Оказаться мужественнее собственных убеждений, стереотипов и не пойти на поводу – самый небанальный поступок героя.

– Но теперь я, как обрубок, как без рук и ног. Что я буду делать? Как буду служить, чем заниматься? Я не пригоден абсолютно ни к чему…Живя среди людей, мне всегда казалось, что я создан творить. И вот, некоторое время назад выяснилось, что я совершенно не художник…

– Друг мой…вижу, что внутренний критик рассвирепел не на шутку. Ваши жестокие выводы кастрируют бессмертие.

– От чего же тогда пришлось отказаться?

– Нам следует очень внимательно наблюдать за собой: не допускайте, чтобы творчество стало пропагандой. Это не только порождает насилие в отношении тех, кто не разделяет ваших взглядов, но и обесценивает сам труд. Однако, вы по-прежнему свободны в выборе форм.

–У меня окаменело сердце и мертвая душа. Всё, что было - закончилось. Я не стану прежним.

– Никто из живых людей не останется прежним. Беременная мама гладит живот, и ребенок, никогда не видевший её, откликается! Никто не понимает, как, но насколько важно было почувствовать эту руку, схватившую со дна вулкана. Ты можешь дать себе установку: «с этой минуты я только люблю и созидаю». Но это закончится обязательным провалом. Давайте станем искренними: мы еще слишком несовершенны, чтобы охватить мир своей любовью. Во всяком случае, так есть шанс избавить себя от внутренней лжи. И лишь вторым шагом стоило бы поставить понуждение. Я бы даже сказал попытка. Это когда ты садишься писать, заставляешь себя, вымучиваешь эти обороты, предложения. Проживаешь этот сюжет, вновь и вновь прокручивая…А потом, в один из моментов, по непонятным тебе причинам волна вдохновения накрывает лавиной, и остановиться уже невозможно. Просто пишешь и пишешь. И неважно, что за окном уже день, ночь, время года, другая страна, ушедшие цивилизации. Ты ныряешь в океан и растворяешься в потоке мыслей, сюжета, героев…

– И что же такого ценного, вечного или бессмертного можно создать человеку в этом мире?

–Не можем мы дать ничего этому миру. Понимаете, мы ничего не внесём нового сюда. Единственное, что в наших силах – подарить любовь. Слышите?! Не познать, не получить, а именно – подарить. Как когда-то получили её в дар. Никто из людей, живущих на земле, никогда не был обделён этим. Начните с малого: подуйте на коленочку, утрите слезу, налейте чай, лишний раз не осудите…И даже этого будет достаточно, чтобы стать поистине великим.

– Любовь. Высшая из добродетелей. Кто знает, что это такое? Кто способен хоть как- то…

– В этом вопросе Вам поможет Савл из Тарсы, если я правильно произношу название города. Для начала познакомьтесь с его трудами и биографией. Уверен, найдёте массу интересного. Я действительно рад, что Вы пришли в себя, поэтому спешу идти по другим делам. Помните, чем окончился наш первый разговор, тогда, в аудитории?

– Кого призываешь, Тот и приходит!

– С Богом!

Профессор направился к выходу, когда в палате появился доктор.

– Здравствуйте. Как самочувствие? Узнаёте место, время? Сколько пальцев видно?

– Здравствуйте, доктор. Да. Отчётливо вижу ваши четыре пальца, понимаю, осознаю, где. Назвать ФИО, дату рождения?..

– Зачем же так сразу, я не успеваю за ходом мысли… Вижу, что действительно стало легче. Никаких препаратиков или чего ещё не употребляем?

– Нет. Профессор помог мне восстановить картинку.

– Какой профессор?

– А Вы столкнулись с ним, он выходил, когда Вы вошли.

– Я его не видел. Вы уверены?

– Да. Что же это такое, доктор. Вы были с ним рядом. Это был не сон, никакой не бред. Впрочем, я сейчас от волнения даже не могу сказать, как его зовут.

– Вы его студент? Учитесь у него?

– Да, учусь. Он профессор филологии, знаете, рецензент моей работы…

– Понимаю… Весёлые попойки. Только они не всегда заканчиваются радужно, понимаете? Беременность, понятно, тут сразу исключаем, а вот психиатрию или наркологию – нужно ещё подумать. Вот тебе и посидели с другом, выпили немножечко. Вам хи-хи, да ха-ха. А доктор потом головой отвечает за то, чтобы вы открыли глаза. Открыли, понимаете? Радоваться нужно жизни, дыханию, чему ещё? Да хоть тем, что в больнице, а не морге. А то надышитесь, напитаетесь всякой дрянью. Тонкие сферы им подавай. Что там нового, что непознанного в этих сферах? Счастье здесь и счейчас, а не где-то.

– Доктор, это впервые у меня. Прошу, отпустите. Мне действительно легче, не знаю, что случилось. Магнитные бури, духота, волнение… Понимаю, что у Вас нет оснований верить моим словам, при необходимости дам пояснения по любому вопросу. Если нужно, встану на учёт, буду отмечаться, лечиться. Только хотелось бы отказаться от госпитализации, и… если это в моём случае исключено, то хотя бы собрать вещи.

– Впервые!?

– Так точно!

– Язык покажите.

Затем врач внимательно смотрел в глаза, осмотрел вены. Проверил состояние рук, ног. Расписался в каких-то документах и велел мне убираться. Навсегда.

Р.S.

Бредя по коридору больницы, я мысленно кутаюсь в стерильность операционных и лабораторий. Здесь нет места излишеству и даже ментальному хламу. Единообразие атмосферы, подобно игральному кубику, легко трансформируется от мыслей и слов, любого действия в этих стенах. Никогда прежде мне не доводилось видеть столь наполненную жизнь. Проходя вдоль стен, мимо палат, вряд ли невольному свидетелю и пациенту станет скучно: мысль о заключении не возникнет. Там, где люди проявляют нечеловеческие силы к жизни, не существует необъяснимых идеалов, ставших нормой. С моей же стороны было бы просто преступлением называть текущие обстоятельства и вынужденное окружение болезненным. Вдыхая влажность вымытых полов с тонким запахом антисептиков, я ловлю себя на размышлении о внутреннем покое. Тревожные мысли, и незримые ужасы были некогда зеркалом моей души, вставленными в основание сердца. Будто приговоренный к расстрелу до рождения, я боялся думать о жизни. И мой горделивый разум не мог согласиться с возможностью величайшего счастья - быть. Просто так. В больнице я подружился со своим соседом по палате. Это невероятного ума и потрясающей стойкости духа человек. Когда-то он возомнил себя известным древним пророком. И очень много стал выступать с обвинениями в адрес религиозных деятелей и государственной власти. Сюда, он попал, конечно же, в надломленном состоянии. Но, даже находясь в таких обстоятельствах, не переставал называть свою жизнь «бытие по любви». Я даже записал для себя его прозвище: Бен - Амос. Мы очень много времени проводили в дружеском общении, беседах. Это настоящий мастер слова! Он умел объяснять такие удивительные вещи в нашей жизни простыми словами. Если бы не болезнь, полагаю, его ждало бы великое будущее учёного. Но разве тогда я бы мог повстречаться с ним? Возможность быть в этой вселенной — не просто абстракция, а способ существования, наполняющий меня теплом. Даже те, кто встречает меня на пути — медсестры, врачи, другие — становятся частичками этой живой мозаики. Каждый взгляд, каждое слово, каждый жест — это проявление любви и заботы, которая преодолевает преграды. Однако, больше всего меня радует, что внутренний покой — это не отсутствие бурь, а способность найти свет даже в самых тёмных временах. И в этом осознании я обрел свою силу, любовь, жизнь.

А за воротами больницы уже встречал тёплый и тихий день. Он и вправду был особенный. Я даже не помню, как много прошло времени с моего последнего выхода на улицу. Весенний мир за дверью больницы дышал, наполненный светом, жизнью и энергией. С закрытыми глазами вдыхаю свежий воздух. Я не бегу навстречу будущему, а с радостью ощущаю себя сейчас. В эту спокойную минуту я чувствую единство с миром.

Вот, мужичок спешит по своим делам. Спрошу-ка его: «Извините, могу ли уточнить у Вас, какое сегодня число?».

Прохожий сомнительно поглядел. Но перед его взором показалась больничная табличка, и он, выдохнув (видимо, мысленно нашёл оправдание моему вопросу), бойко ответил: «Двадцать пятое марта».

Надо же, двадцать пятое марта!

Тёплое, нежное солнце. А небо… Какое потрясающее небо! Прозрачное. Бывает ли такое? Оно кажется бездонным. Хочется прикоснуться, погрузиться и утонуть в нём. Что-то светлое, радостно-волнительное. И в городе с таким небом обязательно уже есть одна потрясающая история.

Так и запишем.

Свидетельство о публикации №4375 от 29.06.2025 в 12:42:40

МЫТАРСТВА

Отзывы