Обида

Шурмель Наталья [Natalya] | 10.03.2025 в 04:53:46 | Жанр: Рассказ

Рассказ – быль

За окном вагона – октябрь.
Голые деревья ёжатся под холодными каплями дождя. Немного ветряно. Верхушки деревьев несмело, даже чуть лениво качаются, слегка наклоняясь в разные стороны.
Время к вечеру. В купе пока только трое пассажиров. На верхних полках посапывают двое мужчин, на нижней – одно место свободно. А на другом - сидит, глядя в окно, женщина, не молодка, но и не старуха. С виду – лет пятьдесят с небольшим. Русые волосы собраны на затылке в плотный пучок.
Глаза серые, чуть с прищуром, пристально смотрят в окно. Взгляд женщины пронзительно-грустный, он, словно бы, устремлён куда-то в даль, за те верхушки деревьев, что быстро мелькают под мокрыми дождевыми струйками.
Эта женщина – Людмила, едет к родственникам в Новосибирск. Её пригласили на юбилей матери своего мужа, которого она, Людмила, похоронила два года назад. У него случилась внезапная смерть, оторвался тромб. Так и ушёл муж Людмилы, сидя в кресле. А ведь он на дачу даже собирался, рюкзак приготовил с инструментами, что по весне надобны, ну, и ясное дело, провиант тоже не забыл положить.
Людмилы в это время не оказалось дома. Она ушла по совету мужа Григория в магазин за семенами.
- Сходи, - сказал он, да прикупи семян какие нужны. Инструкцию внимательно читай, чай для себя выбираешь!
Это были последние напутствия, что дал Людмиле её любимый муж Гришенька. И запомнились эти слова женщине на всю оставшуюся ей жизнь.
Да и как забыть-то! Ведь прожили они с Гришенькой душа в душу двадцать четыре года! Всего-то годок не дотянули до серебряной свадьбы. Если б жив был – то и золотая свадьба была бы им по плечу!
Вернулась Людмила с купленными семенами, а мужа-то уже и нет. Боль за два года не прошла, она также на сердце. И сейчас в поезде эти переживания снова накрыли Людмилу с головой.
Пока Людмила жила прошлыми воспоминаниями, плотная чёрная пелена опустилась на перелески и огоньки проезжих деревень. Скрылись деревья с серыми каплями дождя и качели их верхушек тоже исчезли в чёрном бездонном пространстве.
Но вот стук колёс всё медленнее и за окном Людмила увидела россыпь огней.
Это станция под названием «Ачинск – 1», значит позади три часа пути по дороге из Красноярска. Послышались людские голоса: мужские, женские, детские. За окном – привычная толчея при посадке. Людмила смотрела на это через окно вагона и вдруг поймала себя на мысли, что всё её внутреннее состояние – это сплошная прострация, как-то всё пусто и, будто бы, невесомо.
За дверями купе послышался голос проводницы.
- Бабушка, вот ваше купе, здесь на правой нижней полке ваше место.
Дверь откатилась, обнажая сидящую Людмилу и спящих мужчин, которые, не смотря на толкучку внутри и снаружи вагона, продолжали посапывать, не реагируя ни на что.
В купе показалась старушка, маленькая, чуть сгорбленная. Вся её поклажа – небольшой чемоданишко, явно из далёких советских времён. Вернее, это даже и не чемоданишко, а саквояжик какой-то.
Пока суетливая проводница, лет сорока, объясняла бабуле, что и как, Людмила оглядывала новую попутчицу.
Худощавая, пальто зелёного цвета с оттенком выцветшего окраса. На голове – серая вязаная шапка, поверх которой повязан тёплый синий платок с кистями. Лицо маленькое, морщинистое. Сухонькие щёчки, а на носу большие очки в чёрной оправе. На первый взгляд Бабулька напомнила Людмиле – СТАРУХУ ШАПОКЛЯК, только та была в шляпке.
У Людмилы даже от этого сравнения как-то сжалось всё внутри. Подумалось…
- Ну и соседку Бог послал, наверняка, ворчать сейчас будет.
Но тут вагон дёрнулся и, стуча колёсами, отправился в путь.
Старушка от этого качнулась немного и даже припала на сторону Людмилы. И тут, наконец-то, послышался её голос.
- Ой, простите, милая, не удержалась. Ноги что-то совсем не держат.
И тут бабушка, вытянув вперёд левую руку, а в правой держа свой саквояжик, наконец, села на своё место.
Поезд набрал ход и мерный стук колёс, выбивал четкую и привычную присказку – ПО-СКО-РЕ-Е, ПО-СКО-РЕ-Е, ПО-СКО-РЕ-Е, ПО-СКО-РЕ-Е!
Когда бабушка присела, то развязала платок, а потом сняла и шапку, затем пальто. И тут вдруг полился её, да, да, именно, полился удивительной красоты голос. Он был даже не столько красив, сколько, пожалуй, добр. Ну, прямо, как из бабушкиных сказок, которые читали когда-то по радио. Помните, «театр у микрофона», вот оттуда…
Оказалось, что попутчицу зовут бабушка Зоя, ей скоро восемьдесят и направляется она тоже в Новосибирск.
Время в пути за разговором бежит незаметно. За чаем, пирожками с картошкой, вкусным салом с прослойками, да с ароматом чесночка, оно, буквально, летело.
Верхние попутчики просыпались ненадолго, сделав привычные и курительные дела, снова забрались на свои места, согласно купленным билетам. И опять - сопение с редким храпотком, не мешало тихой беседе двух женщин, которые также согласно купленным билетам, встретились в этом купе.
Говорят, что попутчику в дальней дороге: в поезде, в самолёте, на вокзале, можно рассказать многое. А вернее то, что наболело и в обычной жизни никогда и никому не сможешь поведать.
Проехали Боготол, Мариинск, и вот за глубокой ночью и редким мельканием небольших станций, послышался не очень громкий голос проводницы, видимо, у соседнего купе.
- Просыпаемся, Анжерская…
Кто-то там проснулся, собрался, пошёл к выходу. А потом также кто-то стал пассажиром поезда, который следует из Красноярска в Новосибирск.
Людмила заслушалась рассказом бабы Зои, настолько он был пронзительным, жизненным и трогательным.
Серые глаза Людмилы стали слегка влажными. Слезинки так и стремились выскочить наружу, а ещё этот комок, что подступил к горлу. Ох, уж эта женская судьба и столько в ней переплетено, что размотать этот жизненный клубок бывает не всегда легко.
…Была баба Зоя молодой деревенской девчонкой, жила в многодетной семье. И как только исполнилось ей шестнадцать лет, отправили её мамка с папкой в город на маляршу учиться.
Поехала, выучилась, работать стала. И вот послали её на строительство детского сада вместе с остальными девчонками-выпускницами. И встретила она на этой стройке молодого красавца, прораба Михаила.
Понравились друг другу молодые, сладилось у них всё, свадьбу сыграли, простую, по-молодёжному, без наворотов.
И привёл Михаил свою любимую Зоеньку в дом своей матушки – Алевтины Петровны.
Зоя - тихая, работящая и на работе успевает, в передовицах ходит, да и про дом не забывает. Муж, как говорится, при полном пригляде: обстиран, накормлен, одним словом, довольный. Живут молодые душа в душу. Везде вместе, смотрят друг на друга влюблёнными глазами.
Ну, чтобы, казалось, надо? А Алевтине Петровне всё что-то не так. То полотенца не простираны, то окна плохо помыты – разводы кругом, то пыль на шкафу. Она даже ходила с ваточкой проверяла эту пыль злосчастную. А то возьмёт Алевтина Петровна, да и купюры денежные разбросает: то в зале, то на кухне. Зоенька уборку начнёт, глядь, а тут денежки по полу валяются. Подберёт сноха денежки, да в сервант в шкатулочку, сшитую из открыток, положит.
Смирная Зоенька была молодая жизненного опыта ещё не заимела. Не понимала она, что Алевтине Петровне не по сердцу невестка и ревность в ней взыграла на всю катушку. Так и жили. Примерно через годок родилась у Михаила и Зоеньки дочурка, Танюшкой назвали.
Хорошая такая девочка получилась. И надо же такому случиться, что все чёрточки маленькая Танюшка слизала со своей бабушки Али. Похожа, да и всё тут!
Растаяла бабушка перед внучкой, полюбила её всем сердцем. Казалось бы, ну, что тут надо! Растёт Танюшка девчушкой смышлёной, настоящая радость и для родителей, и для бабушки Али.
Вроде и обстановка в доме с появлением Танюшки разрядилась, бабушка Аля помягче стала, да и придираться к невестке у неё теперь времени не находилось.
Михаил и Зоя работали усердно. Уже не один строительный объект они передали, так сказать, государству.
Они - на работе, бабушка Аля с Танюшкой – дома. Карьера Михаила и Зои пошла в гору. Он – уважаемый начальник в одном из СМУ (строительно-монтажный участок), она – там же заведующая складом стройматериалов и запчастей.
Танюшка подрастала, и вот когда ей исполнилось четыре года, как-то в один из вечеров, Михаил, придя с работы, за общим семейным ужином, заявил следующее.
- Вы знаете, а у меня новость, только прошу вас принять её спокойно.
Алевтина Петровна насторожилась и, словно подаваясь вперёд, заботливо спросила.
- Не томи, сынок, выкладывай.
- Да, да, говори, - согласилась Зоя.
- Ой, как я люблю новости, - затараторила Танюшка.
Михаил, собравшись, промолвил.
- Да мне тут новое место предложили, только ехать надо далеко.
- Что? Где? – взволнованно, переходя чуть ли не на крик, сказала Алевтина Петровна.
- Куда ехать? Почему? – тоже не унимаясь, произнесла Зоя.
- Ехать надо далеко в Туву. Есть там такой посёлок, называется Новый Шагонар. Он строится в связи с тем, что после запуска Саяно-Шушенской ГЭС будет затоплен старый посёлок под названием Шагонар, образуется большое водохранилище. Короче говоря, по решению моего руководства я направляюсь в распоряжение нового начальства в трест «Шагонартяжстрой» на новое место работы.
На большом семейном совете было решено, что Михаил сначала поедет один, чтобы присмотреться, что и как.
Уехал, а через месяц вызвал к себе и Зою, так как для неё место тоже нашлось. Она стала бригадиром штукатуров – маляров. А строилось многое: двухэтажные деревянные дома, квартир на двадцать каждый, большое здание самого треста, столовая…
- Ой, бабушка Зоя – сказала Людмила, - слушая внимательно свою попутчицу, - пойду-ка я за кипяточком схожу.
Ушла. А за окном вагона двигалась не торопясь, долгая октябрьская ночь с мельканием редких огней небольших станций.
Но вот темнота, словно отошла на другой план, стало значительно светлее, но не из-за наступающего утра, а из-за приближающейся новой станции. На этот раз она носила название - Тайга.
Один из мужчин на верхней полке – вышел. Другой, проснувшись ненадолго, спустился вниз, наскоро перекусил, а потом снова улёгся поудобнее на своём месте и уже минут через пять засопел в такт стуку колёс.
- А что же дальше, бабушка Зоя? – участливо спросила Людмила.
- А дальше, Людонька, - грустно и нараспев произнесла пожилая попутчица, - всё в нашей с Мишей жизни сложилось не просто. Нет, на работе-то слава Богу у нас всё хорошо было. И меж собой мы всегда без разногласий жили. Примерно через год Танюшку к себе забрали от бабушки, в школу она пошла. Правда, скажу тебе, Людонька, что росла она у нас девочкой своенравной. По характеру вся в бабушку Алю пошла. Училась хорошо, всегда и во всём была лидером, не терпела над собой какого-то давления. Поэтому нам с Мишей было нелегко с такой дочкой, но мы всё равно её очень любили.
Каждые каникулы ездила она к бабушке и всегда после возвращения ладу с ней не было. Бабушка, видимо, её очень баловала, поэтому так и получалось.
- А что же ваши родители? – участливо спросила Людмила.
- А мои-то родители умерли давно, ещё до рождения Танюшки, вернее они сгорели от пожара. Я приёмная в этой многодетной семье почти с самого рождения, так мне родители говорили, поэтому истинных своих корней не знаю. Нет, меня в этой семье не обижали, но и особой любви не питали тоже. После того как я уехала учиться и уже после пожара и смерти родителей, другие братья-сёстры тоже разъехались: кто в Калужской, кто в Архангельской, кто в Липецкой области, ну а кто и в Краснодарском крае поселился. Там они своё счастье искали, ну и как видно, нашли, кто живёт ещё, а кого уж и нет на свете. А тем, кто есть, совсем не до меня.
Я вот сейчас одна живу, Миши-то моего уже восемь лет как нету, схоронила после долгой болезни.
- А к кому же вы в Новосибирск едете? – поинтересовалась Людмила.
- Так, милая, я к себе домой еду из гостей. Я же после смерти мужа по приглашению своей давней подруги перебралась из Тувы к ней в Новосибирск. Она тоже одинокая, да бездетная была, в отличие от меня. Сначала вдвоём с ней жили, а теперь и она умерла, но квартиру мне завещала.
Вот так вот и живу теперь здесь.
- А у кого гостили – то, Баба Зоя?
- Так у дочери своей я была в Ачинске. Её теперь все величают Татьяной Михайловной.
- Долго ли гостили?
- Да, нет… У нашей с Мишей дочери долго не загостишься. Не жалует она меня своей любовью, а с годами и подавно, совсем «отрезанный ломоть» стала. Живёт, правда, хорошо, в достатке, муж хороший, работящий, не пьёт, детей трое и все взрослые уже, кто работает, а кто студент ещё.
- А как внуки к вам относятся? – спросила Людмила.
- А никак, милая. Я для них не бабушка. Они бабушку Алю почитают, фотокарточки рассматривают. А я что решила съездить-то к ним? Просто давно не виделись, а ведь мне уже почти восемьдесят! Ну, приехала. И то, что там мне рады, я совсем не почувствовала, сидела одна в квартире и всё. Дочь с зятем на работу, младший внук в институт, и я одна, посиживаю. И ещё перед работой дочь всегда наказывала, чтобы я ничего не трогала. Да я и так ничего не трогала, можно было бы мне об этом и не говорить. Вот два дня побыла, поняла, что никому до меня дела нет и решила домой вернуться. Вот и еду теперь, Людонька.
- Ну, как же так? – с грустью в голосе, поинтересовалась Людмила.
- А вот так! – протяжно произнесла бабушка Зоя, - только себя и корю за всё. Сами мы с Мишей виноваты, что дочка такая выросла. Надо было не потакать прихотям Алевтины Петровны, а головой думать.
- А в чём ваша вина?
- А в том, Людонька, что пошли на поводу, он – у матери, а я у свекровки. Всё боялись ей больно сделать, вот теперь и плоды пожинаю. Хорошо, что Миша этого не видит, итак, сердце не здоровое было.
- Баба Зоя, а чего хотела Алевтина Петровна, что вы так себя вините?
И тут престарелая попутчица расплакалась, сжалась вся в комочек и стала похожа на воробья, что под осенней непогодой сидит в лужице или на ветке.
Шмыгая носом, с дрожью в голосе, она поведала грустный итог своей истории.
- Когда Танюшке было четырнадцать лет, бабушка в конце лета сломала руку и ногу. Она шла по гравийной дороге, чтобы сократить путь до магазина, так как на привычном ей пути, шёл ремонт. Как-то нога у неё подвернулась на каком-то камешке, и она неудачно упала. В итоге – сломанная правая рука и нога. Соседка Алевтины Петровны позвонила нам с Мишей, ну и на переговорах же, по большой просьбе бабушки было принято решение отвезти Танюшку к ней. Мол помогать будет, да и учиться там тоже.
Увёз Миша Танюшку. Казалось бы, порыв был благой, только вот дочка с тех пор совсем отдалилась от нас, писала письма редко. Да и по характеру стала вылитая Алевтина Петровна. По желанию бабушки она окончила торговый техникум, работать стала, нас навещать не торопилась, как не звали.
Вышла замуж удачно и живёт до сих пор хорошо. После смерти Алевтины Петровны ей отошла и квартира, и имущество. Мише мать ничего не оставила, всё – любимой внученьке. Да, нам с Мишей ничего и не надо было, у нас и так всё было хорошо.
Долгий вздох и грустный взгляд бабы Зои сказал всё: и как ей тяжело, и как ей одиноко.
- Я вот ездила сейчас, - продолжала она с печалью в голосе, - думала наладить отношения с дочкой и с её семьёй, но не получилось. Сидели, как чужие. И вообще в её отношении ко мне чувствуется какая-то обида и холодность. А что мы с Мишей сделали не так, я и сама не знаю.
За окном вагона – вновь огни. Приближается предпоследняя станция перед Новосибирском – Юрга - 1. Вышел, проснувшейся на верхней полке, мужчина. И уже остаток пути Людмила и баба Зоя сидели рядом. Людмила гладила морщинистые ладони попутчицы и всё приговаривала.
- Всё будет хорошо, баба Зоя, вы обязательно помиритесь с дочкой. А как же иначе? Ведь родная кровь всё-таки!
Около четырёх ночи поезд прибыл на конечный пункт своего следования – «Новосибирск – главный».
Несмотря на ночное время около вагонов людно: выходящие и встречающие. И в свете ночных фонарей на перроне - две женские фигуры: одна – повыше и посолиднее. Другая – поменьше и сгорбившись. Но идут они рядом. Та, что повыше крепко держит под локоть, ту, что ниже росточком.
И сквозь голос диктора вокзала, который чётким оттенком речи, сообщил о прибытии поезда из Красноярска, им, этим двум женщинам совсем не страшно, они – ВМЕСТЕ…
#Проза_Натальи_Шурмель

Свидетельство о публикации №537 от 10.03.2025 в 04:53:46

Обида

Отзывы