Кошечка

Облысь Пшворовски [olesium] | 09.07.2025 в 13:15:51 | Жанр: Рассказ

В уездном городишке, где тени советских распределителей легли тяжелым камнем на подворотни, жила Кошечка. Не пушистый комочек нежности, а существо, вылепленное из страха и голода. Мать ее, старая Мерлушка, была облезлой гулящей кошкой, чья жизнь катилась по помойкам и замусоленным подъездам. Отец же – одноглазый серый Котяра - гей с отвисшей вечно слюнявой губой, бывший дворовый лабух, а ныне спившийся маньяк, чье безумие и жестокость отравляли воздух в их логове – сырой щели у стены спецраспределителя. Детство Кошечки было чередой унижений, тумаков и леденящего страха. Единственной роскошью был холодный кафельный пол, куда она прижималась, стараясь стать невидимкой.А ещё огромная грязная, но теплая лужа, никогда незамерзающая , потому что в неё круглогодично втекали теплые фекалии из соседнего люка- коллектора, в которой наша Кошечка любила изредка понежиться , что бы хоть как-то , пусть и в едкой вони , к которой она уже давно привыкла, но всегда можно было хоть немного отогреть свои тонкие , слегка кривоватые лапки...
Как только коготки окрепли, а спина хоть немного выпрямилась от вечного съеживания, Кошечка сбежала. Унесла с собой жалкий скарб: скатанное, цвета спекшейся крови пальтишко, стоптанные ботильоны на размер больше (украденные у пьяной соседки) и главное сокровище – острую металлическую пилку для маникюра. Коготки свои она точила о нее ежедневно, до блеска, до остроты бритвы. Это было ее единственное оружие, ее щит в огромном, враждебном мире.
Мир этот она покоряла так, как научили в подворотне: враньем, воровством, цепляясь за любую "теплую" компанию подозрительных котов и кошек. Душа ее загрубела, как старая мозоль. Мечта же сияла далеким, ослепительным маяком: выйти замуж за богатого Британского Кота с холеными усами, нарожать ему котят-аристократов и почивать на лаврах его состояния, повелевая прислугой и гостями.
Судьба подкинула Британца. Игривый, с акцентом, пахнущий дорогим кормом. Кошечка пустила в ход все обаяние, всю натренированную ложь о своем "нелегком, но благородном" прошлом. Британец увлекся, польстился на миловидность и острые коготки. Но кошачья аристократия не зря веками оттачивала чутье. Он быстро распознал подделку, запах подворотни, сквозящий сквозь дешевые духи, и холодный расчет в глазах. Мигом охладев, он выставил ее вон – элегантно, но неумолимо, словно смахнув пылинку с бархатного дивана.
Урок не прошел даром. Кошечка стала осторожнее. И вскоре в ее сети угодил другой: Кот Сибирский, но с Питерской кровью. Потомок тех самых легендарных Эрмитажных котов, что ловили мышей при дворе Екатерины Великой. Полукровка-интеллигент, с хорошими манерами, с историей рода, с размеренной, благополучной жизнью. Вот он-то, очарованный ее напускной хрупкостью и острыми коготками и стал ее мужем. И от него она родила.
Первый окот был мучительным. Сказались голодное детство, вечный страх, подорванное здоровье. Котята выжили чудом. Второй раз прошло легче – появились деньги, кормили хорошо. Родились милые, пушистые комочки, унаследовавшие благородные черты отца. Но случилось странное: материнский инстинкт у Кошечки так и не проснулся. Ни теплого мурлыканья, ни нежности, ни желания согреть их своим телом. Котята были для нее... инструментом. Живыми ключиками к кошельку и чувствам ее интеллигентного мужа.
"Посмотри на них, бедняжки, как они нуждаются в новой кроватке-домике! В самом лучшем корме! В поездке на море!" – мурлыкала она, заглядывая в глаза Сибирцу. И он, душа-кот, верил, раскошеливался, видя в ее словах заботу.
А Кошечка... Кошечка ненавидела. Тихой, ядовитой ненавистью, от которой острые коготки сами собой царапали ковер. Ненавидела своего огромного, красивого, благополучного мужа. Его спокойствие бесило ее, его семейственность, его рассказы о предках при Екатерине – все это было ей ненавистно. Он был живым укором ее убогому прошлому, ее алчности, ее душевной пустоте. А его котята? Эти милые, здоровые, похожие на него и его славных предков малыши? Они вызывали в ней лишь злобную зависть и отвращение. Они были такими... "правильными". Такими, какими она никогда не была и не могла быть. Они были ее вечным напоминанием о том, что она – самозванка в этом мире тепла и благополучия, пришедшая из подворотни с окровавленным пальтишком и пилкой для маникюра.
Кошечка выжидала. Как паук в центре паутины, сплетенной из лжи и алчности, она жаждала денег, власти, сияния софитов кошачьей знаменитости. А вокруг? Вокруг кипела жизнь большой семьи Сибирца. Жизнь, которая ее душила. Там не было золотых унитазов, зато было тепло. Тепло от взаимной любви, от заботы о котятах – этих пушистых, здоровых, ужасно похожих на отца и его славных предков наследниках. Тепло от уважения к старшим, от простых радостей. Заботы о ней самой было предостаточно, со стороны большого дружного кошачьего семейства, но она ее не чувствовала, как не чувствует слепец солнца. Она видела лишь то, чего у нее не было: бриллиантовых ошейников, личных водителей-котов, поклонения толпы.
Она сохла от зависти и злобы, как трава под палящим солнцем. Ничто не радовало. Аппетит пропал, шерсть, и без того не роскошная, потускнела, стала ломкой. И вот, словно проклятие из той самой вонючей лужи ее детства, ее настигло новое унижение: блохи. Мелкие, назойливые, невыносимо зудящие твари. Она чесалась до кровавых корост, теряя последние остатки привлекательности, истерично боялась, что кто-то узнает. Ее мир сузился до жгучего стыда и ожидания... чуда? Нет. Ожидания случая сбежать к той мифической "настоящей" жизни.
В своих жалких фантазиях она видела себя женой Кошачьего Босса. Кто он? То громадный черный котяра с подворотни, морда ее отца. То полосатый "морпех" с безумными глазами. То кот-Баюн, завораживающий и смертоносный. Но неизменно – в его чертах проступал образ одноглазого маньяка-отца. Алчность исказила ее желания до уродства.
И случай представился. Под предлогом "срочной кошачьей конференции" (очередная ложь) Кошечка отправилась в ночной клуб для элитных хвостатых. Там, в дыму и грохоте, к ней подошел - Он. Дымчатый, с шелковистой, но жилистой мощью. Лапы ступали бесшумно, грациозно. На шее – толстая золотая цепь-ошейник, кричащая о богатстве. Но глаза... Глаза остановили Кошечку ледяным уколом. Почти бесцветные, навыкате, как у мертвой рыбы. Холодные. Пустые. Это был любимец местного кото-олигарха с очень темной репутацией.
Роман вспыхнул как пожар в сухом лесу. Дорогущие рестораны. Корм с трюфелями и черной икрой. Осетрина на завтрак. Фуа-гра на ужин. Зеленая трава, привезенная из Швейцарии. Море валерьянки, дурманящей и расслабляющей. Кошечка млела, опьяненная роскошью и иллюзией власти. И врала. Врала безбожно, с упоением. О своей "дворянской крови" (вспомнив рассказы мужа о Екатерине). О тиране-муже Сибирце, который "издевается" и "не дает видеться с несчастными котятами" (которых она сама избегала). О его "помоечной" матери (доброй старой кошке из семьи). Она рисовала себя невинной жертвой, попавшей в лапы монстров.
Дымчатый слушал. Его бесцветные глаза загорались не сочувствием, а странным, хищным огнем. Несправедливость? Месть? Или просто предлог? Его душа (если она у него была) горела не праведным гневом, а садистским азартом. Он поверил? Или ему просто понравилась история? Кошечка не задумывалась. Ей лился поток денег и лести.
И Дымчатый решил действовать. Не как рыцарь, а как палач.

Он привез ее на свою "загородную дачу" – роскошный особняк за высоким забором с колючей проволокой. Игра кончилась. Бесцветные глаза смотрели на нее без тени тепла. Голос стал шипящим, как змеиный.
"Знаешь, кошечка, твоя императорская кровь... пахнет дешевой тушенкой и подворотней. Я проверил. Твой муж – порядочный кот. Его мать – святая. А котята, они плачут по тебе? Нет. Они счастливы без тебя".
Кошечка оцепенела. Страх, знакомый с детства, сжал горло.
"Ты обманула меня, мразь. Всё, что я потратил на тебя – мое. Верни. Каждую копейку. Сейчас". Его когти, длинные и острые, как скальпели, неспешно выдвинулись. "А если нет... отрабатывать будешь. Здесь. У меня есть потребности. Ты будешь их удовлетворять. Все. Пока не сдохнешь. Или пока я не наиграюсь".
Ее острые коготки, ее единственное средство защиты, оказались жалкими спичками против его хищной мощи. В его глазах она увидела то же безумие, что было в глазах ее отца. Тот же холод, ту же жажду уничтожения. Цикл замкнулся.
Рабская расплата? Пытки? Смерть? Ужас придал ей адреналина. Воспользовавшись минутой его беспечности (он уже считал ее своей собственностью), она рванулась к окну. Не к выходу – к окну второго этажа. Царапины, сбитая шерсть, дикий вопль Дымчатого позади – и прыжок в темноту. Больно. Очень больно. Но страх гнал вперед.
Она бежала. Без пальто цвета спекшейся крови (оно осталось в особняке, рядом с дорогими шубками). В стоптанных ботильонах, которые так и не пришлись впору – от истощения. В руке, сжимая до боли – единственное, что удалось схватить в панике: "старую, тупую, ржавую пилку для маникюра".
Она бежала не просто из города. Она бежала в прошлое. В уездный городишко. К стене бывшего спецраспределителя. В опустевшую, пропахшую смертью и плесенью нору.
Туда, где когда-то сдохли от голода и нищеты ее облезлая мать и одноглазый маньяк-отец. Теперь их кости были лишь белесыми пятнами в пыли. Грязь. Холод. Голод. И всепроникающая, абсолютная тишина забвения.
Она сжала ржавую пилку. Ее коготки были обломаны и тупы. Оружия больше не было. Не было бриллиантов, британцев, власти. Не было даже иллюзии любви к котятам, которую можно было продать. Была только нора. И гулкое эхо ее собственной, никем не услышанной, жадности.
Кошечка сидела в опустевшей норе. Запах тлена, пыли и давней смерти висел в воздухе. Здесь сдохли ее родители. Здесь началось ее проклятие. Она вернулась. В стоптанных ботильонах, с тупой ржавой пилкой в дрожащей лапке. Ни пальто цвета спекшейся крови, ни иллюзий. Только холодный кафель под брюхом и гулкая тишина.
Жизнь дала ей шанс. Не один. Побег из этой норы был первым. Встреча с Сибирцем – вторым, самым главным. Он принес не золотые горы, но нечто неизмеримо большее: "шанс на спасение души". Тепло настоящей семьи, заботу, уважение, любовь – чистую и безусловную, какую дарит только здоровая, крепкая порода. Любовь, которая могла бы исцелить даже самые глубокие шрамы детства, смыть грязь подворотни.
Но Кошечка была слепа и глуха. Ее душа, изуродованная с самого начала, не знала языка любви. Она понимала только язык обладания – деньгами, властью, вещами. Ее истинной валютой были ложь и алчность. И вот шутка судьбы: она так боялась нищеты телесной, бежала от нее, предавая и воруя, что не заметила, как сама погрузилась в истинную, беспросветную нищету души.
В погоне за блеском золота Дымчатого она лишь подтвердила свое происхождение. Она притянула к себе его ледяную пустоту, его садизм – точное отражение отцовского безумия. Алчность привела ее не к дворцам, а обратно в нору. Ложь обернулась не славой, а страхом и позорным бегством. Ее ценные когти-пилка оказались бесполезны против реального зла, которое она сама и вызвала из бездны.
А семья Сибирца? Они выстояли. Удар Кошечкиной измены и лжи был жесток, но их мир не рухнул. Потому что он был построен на настоящей любви. На любви между супругами, на любви к детям, на любви к своим корням и друг к другу. Эта любовь – не слабая, а сильная, как сибирский кедр; не показная, а глубокая, как корни эрмитажных котов. Она не стирала границы в смысле вседозволенности. Она стирала границы страха, одиночества, эгоизма. Она давала силу прощать (или не прощать, но жить дальше), защищать, растить котят в добре и уважении.
Пролог.
Жизнь дает шансы. Но спасение – не в побеге от нищеты телесной, а в побеге от нищеты собственной души. Физическая бедность преодолима. Духовная – алчность, ложь, зависть, неспособность любить – это истинная, страшная пустота, которая обрекает на вечное возвращение в темную нору.
Зло – в лице отца-маньяка, Дымчатого, самой Кошечкиной опустошенности – сильна лишь тогда, когда душа сама открывает ему двери. Победить его может только одно оружие – настоящая любовь. Не притворная, не корыстная, а та, что живет в честности, верности, заботе и принятии. Любовь, которая строит, а не разрушает. Кошечка так и не смогла ее ни принять, ни дать. И потому ее история закончилась там же, где началась – в холоде, темноте и вечной, всепоглощающей нищете духа. Любовь же Сибирца и его рода – продолжается, она крепка и сильна как корни сибирского кедра...

Свидетельство о публикации №5416 от 09.07.2025 в 13:15:51

Кошечка

Отзывы