Два мира: умная земля

Умная Земля: новый мир

Время: 16:06
Среда, 13 октября 2117 г.

Лев сидел за столом, сосредоточенно раскладывая яркие кусочки пазла. Его тонкие пальцы ловко перебирали детали, каждая из которых была уникальной и манила к себе. На столе разложены уже несколько собранных фрагментов. Они постепенно складывались в красочный пейзаж с зелеными холмами и голубым небом. Лев время от времени поднимал голову, чтобы взглянуть на психолога, который вот уже пять лет работал с его травмами. Ирония заключалась в том, что перед ним была лишь голограмма, эфемерное воплощение искусственного интеллекта, созданное из пикселей и передовых алгоритмов. Не человек, а лишь его безупречная симуляция. Ее облик был тщательно продуман: мягкие линии лица, добрые глаза и успокаивающая улыбка. Образ должен был внушать доверие. Но иногда он чувствовал холодок от осознания, что перед ним всего лишь проекция, алгоритм, способный анализировать его слова и эмоции, но не способный понять их по-настоящему. В любом случае, когда она говорила о его чувствах или переживаниях, он испытывал неловкость. Лев искренне не понимал, как машина может постигнуть человеческую боль. Как алгоритм может уловить нюансы эмоций, которые порой даже он сам не в состоянии выразить? Она сидела напротив, внимательно наблюдая за его действиями, с доброй улыбкой на лице. В ее глазах читалось понимание и поддержка. Однако занятие подходило к концу, и Лев почувствовал, как внутри него нарастает легкое раздражение. Честно говоря, ему уже надоела терапия. После стольких лет он так и не избавился от ночных кошмаров, преследовавших его. Эти мрачные видения затягивали в безвыходное прошлое, откуда он так и не смог выбраться. Он вздохнул, глядя на незавершенный пазл. Его внутренний мир был таким же. Множество деталей, разбросанных по сознанию, не желавших складываться в целостную картину. Он чувствовал себя потерянным среди этих разрозненных элементов.  Будто искал что-то важное, но не знал точно что. Лев снова взглянул на голограмму-психолога. В конце занятия она всегда постукивала ручкой по столу, создавая ритмичное, но неприятное звучание. Всё казалось невероятно реальным, словно перед ним сидел живой человек, и даже раздражающий стук воспринимался как нечто осязаемое. Каждый щелчок резонировал в его голове, ударом молота по наковальне, вызывая внутри него нарастающее напряжение. Он пытался сосредоточиться на пазле, но звук буквально вытягивал его из спокойствия. Подросток сжимал левую руку в кулак под столом, ощущая, как мышцы напрягаются от раздражения. Уголки его губ начинали подёргиваться, выдавая внутреннее смятение. Лев знал, что должен оставаться спокойным и уравновешенным, но в такие моменты ему казалось, что сама комната давит на него. Он ловил себя на мысли о том, как бы ему хотелось просто встать и уйти. Оставить за собой этот бесконечный круг терапевтических упражнений, не приносящих облегчения. Мысли о побеге становились все более настойчивыми. Лев глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Он попытался отвлечься на яркие кусочки пазла перед собой, но даже они воспринимались теперь тусклыми, невыразительными на фоне его внутренней борьбы. Фрагменты напоминали ему о том, насколько непросто собрать свою жизнь воедино.  Он будто искал нечто важное в мире, утратившим смысл. По завершении сеанса она всегда произносила одну и ту же фразу:
— Вы делаете успехи. Продолжайте в том же духе для достижения внутренней гармонии.
Эти слова звучали как мантра, но Лев не мог избавиться от ощущения, что они пусты, как и сама голограмма. После этого ее образ мгновенно растворялся в воздухе, оставляя его одного.  Тишина заполняла комнату, а вместе с ней приходило чувство одиночества. И всё же с исчезновением голограммы утихал  неприятный звук. Ещё немного, совсем чуть-чуть... Он мог сорваться, и тогда... Мысль о том, что могло случиться, вызывала у него отвращение. Стук ручки по столу, звучащий в его голове, создавал образы дождевых капель, яростно падающих на влажную землю. В сознание возникали  фрагментарные воспоминания: плюшевый медвежонок, или, скорее, потрепанный пес, извилистая дорога, темнеющая стена леса. Осколочные обрывки пронзали его, как нож. Лев продолжал сидеть за столом, всё еще уставившись на незаконченный пазл.  Он машинально взял один из кусочков, повертел  в руках, но так и не нашел ему места. Раздражение не отступало, лишь затаилось где-то глубоко внутри, готовое вспыхнуть в любой момент. Он отбросил деталь на стол, наблюдая, как она беспомощно скользит по поверхности. Лев поднялся. Подошел к окну. Перед ним распахнулся дивный, неизведанный мир. Новая земля, расцветшая под лучами прогресса. Человечество, некогда погрязшее в распрях, вознеслось к вершинам созидания. Был создан идеальный разум, названный "Психагогс". Свободный от  эмоций и предрассудков, он перестроил общество, устранив войны, голод, болезни. Боль и одиночество, стали забытыми словами, стертыми из лексикона. Люди отринув хрупкую плоть слились в совершенном симбиозе с машинами, став единым целым. Лев смотрел в окно, и в его взгляде застыла тоска по идеальному миру, где для него больше не осталось места. Миру, отблески которого мерцали за стеклом, несбыточной мечтой. Он чувствовал себя чужаком, изгоем, не сумевшим влиться в совершенство. Его разум, обуреваемый эмоциями и воспоминаниями, оставался анахронизмом, напоминанием о несовершенном прошлом, от которого так старательно пытались избавиться.  Именно "Психагогс" назначил ему эти сеансы "терапии". Машина, создавшая мир без боли, пыталась излечить его от душевных ран, которые сама же  признала несовместимыми с новым порядком. Лев отвернулся от окна, его взгляд упал на зеркало. Он увидел в нем свое отражение: бледное лицо, глубокие тени запавших глаз, губы, иссохшие от нестерпимой жажды. Симбиоз человека и машины сулил избавление от физиологических нужд. Но Лев не мог соединиться с " Психагогсом", хрупкая человеческая психика отчаянно сопротивлялась полному слиянию. И, проклятье, как всякому смертному, ему по-прежнему хотелось пить, а ещё забыться в спасительном сне. Лев подошел к кушетке, обитой искусственной кожей, и тяжело опустился на нее. Пружины скрипнули под его весом. Он закрыл глаза, пытаясь унять нарастающую головную боль. В висках настойчиво стучало. Перед внутренним взором возникло лицо матери. Он почти не помнил её. Только  пронзительные голубые глаза полные слёз. Лев не мог вспомнить причину её слёз, но сердце разрывалось от тоски по ней. Сознание,судорожно цеплялось за этот хрупкий фрагмент. Внезапно раздался без эмоциональный голос:
– Лев Ершов, пройдите пожалуйста в сектор B, для принятия пищи.
Подросток открыл глаза, вздрогнув от неожиданности. Голос, принадлежавший, судя по всему, встроенной системе навигации, на мгновение рассеял сумрак его мыслей. Он с трудом поднялся с кушетки, ощущая ломоту во всем теле. Лев направился к выходу из кабинета. Он вышел в коридор, залитый ровным, не раздражающим светом. Здесь не было  ничего, что могло бы потревожить зрение или вызвать неприятные ассоциации. Идеальная чистота и стерильность – вот что являл собой мир, созданный "Психагогсом". Миновав несколько одинаковых дверей, он наконец достиг сектора B. Сектор представлял просторное помещение с белыми пластиковыми столами. У прилавков, маячили Бодиоиды. Совершенные оболочки, выращенные из стволовых клеток, генетически запрограммированные автоматы, обслуживающие чужие желания. Сердце стучит, кровь бежит по венам, печень усердно фильтрует, но… в этой оболочке нет души. Пустота разума. Ни проблеска боли. Ни тени воспоминаний. Лишь безжизненная "биологическая машина". Пустая, но обманчиво живая.
В воздухе витал слабый запах синтетической еды. Лев взял поднос и направился к раздаче. Бодиоид предложил ему стандартный набор: протеиновый батончик, стакан питательной жидкости и горсть витаминных таблеток. Он равнодушно принял все это, зная, что не почувствует ни вкуса, ни насыщения. Каждый стол был пронумерован. Сегодня ему досталось место под номером 417.  Как назло, этот же номер выпал Протеину. У него было красивое имя – Александр Андреев, но никто так его не звал. Виной тому была его ненасытная страсть к питательным батончикам, которые он поглощал с маниакальным рвением. Протеин сидел за столом, увлеченно жуя очередной батончик. Его лицо было усыпано крошками, а взгляд сосредоточен. Лев знал, что в эти минуты к нему лучше не подходить. Протеин погружался в свой мир, где синтетическая еда была единственной радостью.  Лев молча сел напротив и начал машинально ковыряться в своем подносе. Питательная жидкость казалась безвкусной, а протеиновый батончик вызывал отвращение. Он проглотил несколько витаминных таблеток, надеясь хоть немного заглушить голод. Наблюдая за Протеином, Лев невольно задумался о том, что заставляет его так одержимо поглощать эти батончики. Может, в них он находил утешение или же просто пытался заполнить пустоту внутри себя. Сосед по трапезе внимательно посмотрел на него, а затем произнёс:
– Зачем ты всё съел?! Мог оставить мне кусочек.
Это был первый раз, когда Протеин заговорил с ним.
Лев удивленно вскинул брови. Обычно Протеин не замечал никого вокруг.
– Я ничего не съел, – тихо ответил Лев, показывая на свой нетронутый поднос.
Протеин задумался, пытаясь понять смысл сказанного. Затем его взгляд сфокусировался на горсти витаминных таблеток, лежащих на подносе.
– А это что? – подозрительно спросил он. – Тоже еда!
Лев вздохнул. Он не хотел вступать в спор.
– Ладно, – сказал он. – Если хочешь, можешь их взять.
Протеин моментально схватил таблетки и закинул их в рот, даже не пожевав. Его глаза заблестели от восторга.
– Спасибо! – пробормотал он с набитым ртом. – Они очень вкусные.
Лев отвернулся, чувствуя, как нарастает раздражение. Ему было противно наблюдать за этой сценой. Он встал из-за стола и направился к выходу, оставив свой поднос нетронутым. Голос Протеина догнал его в спину:
– А батончик? Ты не хочешь батончик?
Лев не ответил. Он просто вышел из сектора B, чувствуя себя еще более одиноким, чем раньше.