Вилла «Лаубе»

Валерий Бодров [Valeri] | 07.08.2025 в 22:05:12 | Жанр: Рассказ

     Вы смогли бы, довериться женщине? Так, в полную силу, без оглядки на самого себя: на свои желания и возможности? Ведь одно дело, когда вы оказываете знаки внимания приглянувшейся особе и получаете мучительный отказ, вырастая через душевные муки свободным человеком, и совсем другое, когда женщина сама обращает на вас своё испепеляющее внимание. И тогда, редкий и стойкий мужчина может ускользнуть из её цепких рук. Долгие взгляды на своего избранника, в располагающей обстановке дружеского вечера, и когда послание поймано ответным взором, она делает вид, что случайно загляделась, тем самым ещё больше возбуждая интерес к своему таинственному «я». Неожиданные столкновения в пустых коридорах гостиниц или фойе полных народа, тоже входит в захватывающий вашу территорию флирт. После двух, трёх таких не запланированных вами встреч, случайно брошенная фраза грудным аристократическим тоном, близким к сакральному шёпоту: «Вы меня преследуете или это становится навязчивым!» - Говорит вам о том, что звук её голоса уже пустил корни в вашей душе, и теперь он вам будет сниться по ночам, украшая бархатными нотками ваши эротические сны. Так вы начинаете думать о том, о чём не помышляли ещё неделю назад и при первой возможности сами уже подадите даме руку или займёте место поближе к её располагающему местоположению в шумной гостиной, где друзья и подруги сохраняют своим весельем ваше душевное спокойствие. Потом, якобы сменив гнев на милость, охотница за вашим временем, преподнесёт вам какой-нибудь странный подарок, например: охапку из девяносто девяти тюльпанов, сообщая сим шутливым количеством долгосрочную перспективу неясных совместных возможностей. Или вам будет вручён ещё какой-либо объёмный предмет, с которым вы будете, мучатся весь оставшийся день, таская его за собой, потому что оставить будет неприлично, и даже уже невозможно, чтобы не выглядеть невежей. Всё это дарение будет проделано при большом скоплении знакомых и случайных глаз, теперь являющихся неотъемлемыми свидетелями зарождающегося романа.
   После сего знаменательного действа, вы уже попали в ловушку, ловко расставленную собственным тестостероном, более того, вы заранее были обречены на так называемую «праведную любовь». Это лишь вопрос времени, где и когда вас притянет природный магнит размножения и семейного благополучия. Вам очень повезёт, если последствия этой искрящейся сексуальности, выльются для вас всего лишь в рождение ребёнка. С этим непредвиденным событием вы ещё сможете справиться, но если вы человек обременённый богатством (имеется ввиду, не богатство души, а лишь денежная составляющая материального мира), то весьма возможно, что целью захватнического флирта будет не только рождение малыша.
     С Магдой было всё по-другому, мы познакомились в Королевском Альберт-Холле в Лондоне, где я проживал в то время какую-то часть своей жизни, увлекаясь попеременно то смыслом денег, то очарованием музыки. В данный момент я подсел ушами на бразильского композитора Вила-Лобоса, музыку которого и давали в этом знаменитом концертном зале. «Бразильские бахианы» в исполнении лондонских музыкантов были великолепны, как и настойчивый, многообещающий взгляд Магды с соседнего впереди ряда, справа, наискосок. Я заметил его сразу, как только сел в кресло, согласно купленному билету. Он ранил меня, словно сладкий укол с дурманящим ядом, словно зерно запретной истины, вдруг открывшееся мне.
     Гормональный тон всплесков аутентичных ресниц, был подобран великолепно, и даже ажурный веер, и даже алый атлас платья, льющийся в полутьме зала. Я сдался сразу. У меня не было всепоглощающего опыта отрицания женщины. Все они были для меня одинаково прелестны и по возможности доступны, но утончённых, как Магда, привилегированных самим своим существованием женщин, у меня ещё не было никогда.
     Сам воздух вокруг неё просто лучился женственностью и величественной красотой тела. Она держалась со слегка преувеличенным достоинством, это лишь украшало, её медленные и плавные движения, ещё больше олицетворяя неприступность. Лицо её, изображавшее властительницу мира, время от времени снисходительно становилось похоже на греческую Богиню или египетскую царицу. Если бы не её настойчивые взгляды, моё пугливое эго давно бы свернулось в трубочку и не возникало. Сами понимаете, отказаться от пары слов с ней наедине, я уже не мог себе позволить. Мне льстило её внимание. Меня возбуждала одна лишь мысль, что я смогу подержать её за почти прозрачные кончики пальцев.
     Магда приехала в Лондон из Марокко. Там у неё была семья: мать, отец – всё как положено, в обычных, располагающих для приличий семьях. Так, по крайней мере, она мне сообщила. Она была свободна от любых брачных обязательств, а я вообще о них ещё не помышлял. Единственное, что нас объединяло – это музыка. Но какая музыка!
     Чуть позже, когда грань общественных приличий была почти стерта между нами, мы вместе даже попытались вступить в английский клуб любителей произведений Вилы-Лобоса, желая таким образом выразить своё почтение композитору за доставленное нам удовольствие его неординарным талантом. Однако какие-то непомерные и неадекватные денежные взносы в эту организацию отпугнули наше не оформившееся желание. Вся эта аристократическая секретность вокруг этих людей и глубокие намёки на эротические пристрастия членов клуба, заставили нас оборвать с ними все установившиеся связи. Совершенно не радовала возможность оголяться перед чужими людьми под музыку великого композитора.
     «Я предлагаю уехать ко мне на родину в Марокко, здесь слишком тесно для нас», - как-то сказала мне Магда, закурив свой длинный Pall Mall, и выставив свою точёную икру из под утреннего одеяла. Я тогда ещё не курил, и мне нравилась её эта ароматная привычка пускать везде вьющиеся барабашки дымных облак. И знаете, я согласился. Идея создать свой клуб, свободный от чужих пристрастий и предпочтений, да ещё с такой колоритной хозяйкой, влюблённой в музыку больше, чем в меня – весьма и весьма достойное мероприятие. Особенно моё желание покинуть Лондон, утвердилось после рассказов Магды о божественной, волшебной природе этой страны.
     Шумные улицы Европы надоели: бессмысленные дружелюбные улыбки, сопровождающие сомнамбульные лица, сальные круги растворённого в воде крема от загара по всему средиземноморскому побережью, какая-то сытая скученная жизнь с вереницей одинаковых дней и узнаваемых желаний. Указав пальцем на любого в толпе можно было с достоверностью обозначить, о чём помышляет этот доморощенный индивидуум, куда направляется и что его там, в плачевном результате, ожидает. Тогда и ты сам становишься похожим на всё окружающее: мельчаешь, потеешь, мучаешься под западным солнцем благополучия, стараешься не пить лишнего, уже начинаешь избегать пресыщенных страстью однообразных ночей. В конце концов, сдаёшься и плывёшь по течению, пока тебя не приласкает какой-нибудь захудалый трансвестит, такой же одинокий и заблудившийся в жизни, в двух определённых полах, перепутавший улицу, дом, временное измерение.
     Холодный Лондон, стоящий особняком, превратился для нас, в запертую на ключ комнату, и ключ этот с плавучим брелоком, пульсирующий нашим астеническим ожиданием лучшего, был выброшен в океан - его унесло тёплое и свободное течение Гольфстрима.
     Добирались мы в её страну через Мадрид и Гибралтар, соединившие в себе одновременно в этих названиях и книжный Мордер и мифологический Тартар. Проезжали мы их молча, без сожаления, без прощальных взглядов и бессмысленных посещений навязчивых достопримечательностей. Лишь Магда, притягивая обнажённые взгляды попутчиков и билетных контролёров, ублажала и мой щепетильный взор. Только добравшись до Касабланки, наши нервы, скрученные в узлы терпения и ожидания, постепенно начали расправляться. В один из солнечных дней, проведённых в местном отеле, где портье неизменно столбенел принимая или выдавая нам ключи от номера, я сообщил ей, что купил виллу недалеко от океана. Такую, какую она и пожелала: просторную, с садом, с неглубоким бассейном, с открытой площадкой, вместо балкона, выходящим на прозрачное побережье, где дымка горизонта сливалась с водой и небом.
     Всё шло так, как мы и задумали. Приятные тихие дни ожидали нас здесь. И я умиротворился на столько, что счастье мне казалось вопросом второстепенным, потому что его было много вокруг, и помешать ему было совершенно некому.
     «Как мы назовём это место?» - спросила Магда, прикуривая очередную сигарету.
     Начинало светить утро. Мы сидели на верхней площадке собственного дома, оба в шёлковых халатах, отличающихся лишь сизоватыми отблесками бирюзы, вдыхая насыщенный ионами соли океанский бриз. Неприбранный сад источал благоухание цветущих растений и горьковатой зелени. Внизу синел длинным прямоугольником прозрачный бассейн, а перед нами на стеклянном столике в блестящем серебряном ведёрке в обломках льда охлаждалось открытое шампанское. Я сделал глоток, и уже зная, что скажу, тянул время, глядя в её тихие глаза. «Мы назовём это место вилла «Лобос», - ответил я и увидел, как она благодарно кивнула. Но через мгновение, выпустив очередной облак сигаретного дыма, произнесла: «Не стоит называть обломком чужой судьбы личное пространство. Пусть даже жизнь этого замечательного композитора коснулась нас и изменила состояние наших душ. Может что-то лёгкое, изначально идущее от первоначального значения слова?» Я задумался, глядя на заброшенный сад под нашей террасой: на пробивавшиеся сквозь густую траву галечные тропинки, на располневшие зеленью кусты, на беседку, в глубине сада, увитую вьюнами с белыми нераскрывшимися ещё бутонами. «Возможно, подойдёт «Лаубе», что по-немецки значит беседка» «Хорошо, - ответила отстранённо Магда, - пусть это будет наша «беседка».
     Конечно же, я изъявил сакраментальное желание познакомиться с её родителями, ведь, как это ни странно для меня, моё желание жить с этой женщиной совпадало и с её желанием, и скорый обмен обручальными кольцами ожидал нас в здешней церкви. Конечно же, мне было обещано, что я увижу всех её родственников, и не только их в день свадьбы, а пока она просила о передышке. И я её понимаю, нет ничего хуже и обременительнее обязательств перед теми, кто участвовал в твоём рождении и воспитании, потому что должен ты, и долг этот растёт с каждым годом, а имея большее, должен вдвойне. Я перестал докучать ей расспросами, и мы стали наслаждаться друг другом, музыкой и тишиной, изредка растворяясь в здешнем зыбком воздухе, гуляя, взявшись за руки по широкому пустынному побережью.
     Через несколько дней абсолютного счастья, мне удалось уговорить Магду завести садовника и одну прислугу. Она согласилась с условием, что они будут говорить только на арабском и она лично будет отдавать им распоряжения. Самим ухаживать за таким огромным, полным заповедных уголков дома, было просто невозможно. Но кухню, моя музыкальная жена, оставила себе, и никому не позволяла готовить. Если честно, я был удивлён таким положением дел. Ведь глядя на неё, на Магду, на совершенство её линий тела, на величественный взгляд и неподвластное казалось даже самому времени лицо, у меня возникало ощущение, что рождена она для другого, более возвышенного и вечного, и лишь коварно притворяется, создавая кулинарные шедевры на нашей новой просторной кухне. Но блюда, выходившие из под её рук под музыку «14 Шоро» Виллы Лобоса, по словам композитора «представляющие собой новую форму музыкальной композиции, синтезирующей различные типы бразильской, негритянской, и индейской музыки», были превосходны и отличались неизменными вкусовыми качествами, вероятно из-за синтеза одноимённых специй, которые она использовала.
     Почему-то меня успокаивал вид, когда в нашем саду работал человек: стриг кусты или рассаживал разноцветные лепестковые краски на клумбах. Звали нашего нового садовника Рамирес. Эдакий подсохший на солнце человек с витилиго на пол-лица. Я иногда приглашал его выпить с нами кофе, за которым он всегда начинал рассказывать одну и ту же историю, которую с улыбкой Магда мне начинала тут же переводить. Оказалось, раньше в этом доме, где мы сейчас с Магдой ловим счастливые мгновения, жила большая крепкая семья, но по неизвестным причинам, не протянув тут и года, они уехали, бросив и дом, и сад. Всё это хозяйство долго пребывало в запустении, ожидая возвращения беглецов, пока «голова» нашей деревни не навёл справки о бывших жильцах, которые, как оказалось, пропали. Тогда он выкупил за бесценок пустующий дом, навёл в нём порядок и мы стали первыми покупателями. Словоохотливая прислуга, Эмма, сметавшая гроздья пыли по многочисленным углам нашего с Магдой дома, также подтверждала странный рассказ Рамиреса. Она немного говорила по-английски и по-испански, но в основном умело стрекотала на марокканском разговорном наречии. У неё мне удалось выяснить, что женщину, жившую тут с мужем и детьми до нас, по странному стечению обстоятельств, тоже звали Магдой. «Истину, истину, горю вам! - Клялась мне Эмма на плохом английском, - Точно звали, Магдой!» Я не придавал значения скрытым в этих повествованиях африканским мистическим страхам. И потом, близился наш день свадьбы, уже с моей Магдой, и мы собирались провести его особым образом.
     Официальный день создания собственного клуба в честь великого композитора также был отложен на послесвадебный век, поэтому, как мне уже начало мерещиться, что его не будет никогда. Хотя он не особо был тут и нужен. В таком тишайшем покое и созерцании пространства вокруг виллы, окружённой необыкновенно прозрачными африканскими пейзажами в дрожащем от испарений воздухе, даже мысль о каком-то там подобии европейского клуба, быстро приходила в негодность, а то и вовсе исчезала. Конечно, я ни на чём не настаивал, ведь жизнь вносит свои коррективы, а Магда была желанна и прекрасна без различных внешних добавок и синтетических приправ капризного общества.
     Свадебный обряд проходил в местной деревенской церкви, куда действительно съехались многочисленные родственники. Благородный её отец, с выцветшими от африканского солнца зрачками, в старомодном слежавшемся костюме, который не взял даже горячий утюг, при каждом удобном случае дружески похлопывал меня по плечу. А мать, молчаливая, как и сама Магда, женщина с высохшими жилистыми руками тихо бродила среди нанятых устроителей праздника, не зная, где применить или пристроить себя. При встрече со мной она растерянно улыбалась, нервно мяла не послушные пальцы, словно что-то хотела сказать мне, но так и не решилась.
     После произнесённых нами важных слов клятвы, нас забросали зёрнами риса и цветами, а Магда, сразу после церемонии поменяла своё белое пышно-кружевное платье с вуалью, прикрывавшей отблески счастья в океанических зрачках, на строгое из алого атласа. Видимо в частой смене платьев, и состоял тот сюрприз, который она обещала. Голову её венчала таблето подобная шапочка, также алого цвета с небольшой тёмной вуалькой. Она была шикарна, моя Магда, Она светилась здесь как звезда на тёмном небосклоне среди этих людей, и я, наконец, понял, почему она так долго не хотела меня им показывать. Видимо родство с ними её сильно тяготило. Я и сам испытал за дружеским застольем несколько неприятных моментов: как-то фамильярное обращение и попытки меня втянуть в шутливую драку. Магда сменила платья в течение этого дня раз восемь или девять. Я уже сбился со счёта, и каждый её необыкновенный образ доставлял мне удовольствие. Конечно, лучше всех у неё получились первые характеры невесты и леди. Тогда она ещё не устала и музыка нашего обожаемого Вилы-Лобоса подбадривала нас.
     Затем последовали простушка в холщовом, но очень сексуальном испанском платье, домохозяйка – вся пастельно льняная с соблазнительным разрезом по невообразимо длинному бедру. Посетительница городских ночных клубов – вся в коже и золотых украшениях (это уже было на танцах). Суровая начальница городского офиса – никогда не думал, что моей жене так идут настоящие очки. Я даже примерил их, и они действительно сильно увеличивали. Как она в них провела полтора часа? Европейская цыганка в болгарских юбках сразила публику искромётным танцем, и под конец она надела национальные африканские кангу или гомеси в изобилии приправленные символическими рисунками и графикой (короткие рубашки, похожие на платья) сочетающиеся с парой её удивительных в тонком капроне ног. Я, я просто таял, глядя на неё.
     Хорошо, что этот сумбурный день, наконец, закончился, а на следующих праздниках, продолжавшихся ещё несколько суток, наше с Магдой присутствие уже не требовалось. Я был вымотан и старался выспаться, но неугомонная Магда, всё ходила куда-то, то вставала с кровати, то снова садилась на неё. Курила и звенела какими-то колокольчиками. С кем-то смеялась прямо в спальне. И я вместо того, чтобы проснуться посвежевшим, на следующее утро открыл отяжелевшие веки.
     В доме было тихо. Очень тихо. Только лёгкий ветерок с океана колыхал занавеси у открытой на террасу двери. Я вышел на воздух и увидел наш стеклянный столик, полностью заставленный недопитыми чашками с кофе. Тогда я посмотрел на горизонт, туда, где вода сливается с чуть изогнутым небом и увидел там свою Магду. Она словно плыла между небом и землёй в дрожащем от утреннего света розовом воздухе. Медленно двигалась её фигура по берегу океана. Но вдруг за спиной я услышал, знакомый звук ночных колокольчиков, и, полагая, что это пришла Эмма, решил попросить её убраться на стеклянном столике. Но ко мне на террасу вышла Магда. На ней было одето совершенно странное пёстрое платье, в духе африкана, совсем не в её вкусе, на рукавах которого, на поясе и на подоле висели маленькие колокольчики и тихонько позванивали. Я удивлённый снова посмотрел на горизонт, но там Магды уже не было.
     «Я только что видел тебя на побережье», - сказал я, желая пошутить, но моя жена только улыбнулась. Потом подошла, словно опомнилась, что что-то делает не так, и поцеловала меня в лоб, что никогда, в общем-то, не делала. И я почувствовал от неё совершенно незнакомый, чужой женский запах. Она собрала все чашки со стеклянного столика на принесённый с собой поднос, протёрла его салфеткой и, ещё раз улыбнувшись мне, молча удалилась.
     Я ещё немного постоял в замешательстве и побрёл одеваться.
     Через несколько минут я столкнулся с ней около ванной, куда шёл умываться. Магда была уже в розовом пеньюаре и, обхватив мою шею руками, пыталась настойчиво поцеловать меня в губы. Но потом передумала и потащила меня в ванную комнату, где уже пахло лавандой, и парила набранная в широком джакузи вода, утопленном в голубоватый кафель, достаточно большом даже для нескольких человек.
     Не стану описывать все странности её поведения в этом желанном, но несколько фривольном образе, но я даже не успел спросить, как она так быстро пришла с берега океана, откуда только возвращение через пальмовую рощу занимает не менее десяти минут? И как так быстро смогла переодеться? И что это за необычное платье с колокольчиками? Но обнажённая Магда не располагала к вопросам, потом, после её поцелуев, всё это уже не имело значения.
     Только чуть позже, когда меня отпустила волшебная эйфория моей жены, я вспомнил о своих замеченных нестыковках, но всё списал на усталость и свою невнимательность. Да и время, проведённое в этом воистину райском месте, не располагало к детективным историям.
     Однако червь сомнения вылупился в моём сознании и пополз по нейронам, оставляя сторожевые столбики около событий никак не сочетающихся со здравым смыслом. А подсознание само, помимо меня начало более чем активно примечать происходящие вокруг необычные вещи. Как бы я не хотел отгородиться от них, внимание моё, мой слух и случайно брошенный взгляд за несколько дней накопили целый ворох пугливых доказательств, которые мне просто некому было предъявить.
     Магда же лишь отмахивалась от меня, когда я пытался ей показать, где я видел её переодетый фантом, забытую чашку в беседке со следами незнакомой губной помады или чувствовал запах, чужой запах, витавший в воздухе.
     Ещё моя жена приобрела привычку подшучивать надо мной по воду моих страхов и при любом удобном случае нарочито пугать меня, указывая взглядом или словом на несуществующего призрака или дёрнувшуюся от ветра занавесь, или странный звук, донёсшийся из сада. И я действительно первые разы попадался к ней на удочку, но потом привык и успокоился, свалив все неприятности на невроз, образовавшийся у меня после жизни в аутентичной Европе.
     В основном я спасался любимой музыкой. Девять сюит Вилы- Лобоса из цикла вдохновлённого чувством преклонения перед гением И. С. Баха, вылечили меня. Я перестал обращать внимание на мелочи и частности. Даже найденный на дорожке сада платок с вышитыми чужими инициалами, иногда достигавшая моих ушей женская речь со знакомыми гармониками из близкой пальмовой рощи, шорохи и звяканье посуды по ночам на нашей кухне я старался не замечать. Отмахивался от этого всё своей сущностью, тем более, что Магда относилась к этому вот так: «Это же Африка, мой дорогой! В стране колдунов и полярных суеверий, может случиться всё что угодно. Не дай своей голове вовлечь себя в неприятную историю». И я старался не вовлечь себя. Хотя всё что я видел, и чувствовал было, чёрт возьми, было! И как мне теперь от этого отказаться!
     Одним из не совсем погожих вечеров, когда ветер с океана усилился, и пришлось закупоривать все окна, мы с Магдой расположились у камина на нижнем этаже нашего дома. Вроде где-то вдалеке даже гремело, и видимо, прошёл небольшой дождь. Я слышал нарастающий шорох листвы в саду, Магда устроилась рядом со мной на широком кресле и читала Генри Миллера, электрический свет мы притушили, потому что он начинал моргать при каждой неожиданной вспышке молчаливых молний. Только огонь большого камина полноценно освещал комнату. Рамирес, наш садовник, который помог нам растопить это непослушное чудо инженерной мысли, уже час как был отправлен домой, и мне оставалось только подбрасывать одинокого напиленные кривоватые сучья какого-то дерева в огонь.
     Уже когда я согрелся и окунул свой нос в рассыпанные по спинке кресла душистые волосы Магды, снова услышал этот, обычно ночной звук, доносившийся с кухни. Магда отложила книгу и ни слова, ни говоря, отправилась сама смотреть, кто там может хозяйничать. В дальнем по коридору кухонном проёме зажегся свет, и я услышал, как Магда зовёт меня весёлым голосом.
     Это была обычная кошка серая с рыжим и белым, таких ещё называют черепаховыми. Она совершенно бессовестно сидела на глянцевом мраморе столешницы, вымокшая со слипшейся шерстью и, сдвинув мордой крышку с оставленной кем-то тарелки, что-то аппетитно жевала. При нашей попытке подойти ближе зашипела, но место преступления не покинула.
     «Вот твои ночные страхи, - сказала серьёзно Магда, - здесь проявления природы отличаются от принятых в Европе понятий о животных. Здесь и дома больше, и пространства шире, и живность здесь разнообразней». «И наглей!» - добавил я иронично. «Кто-то же её сюда пустил», - сказал я, разглядывая плотно прикрытые кухонные фрамуги со следами косого дождя на внешних стёклах.
В это время неожиданно сверкнула молния, осветив женскую фигуру с зонтом в руках в глубине сада. Но я снова уговорил себя, что мне могло показаться, и хотел было уже задёрнуть занавесь на кухонных стеклянных дверях, как услышал тихие шаги в коридоре возле кухонного проёма. Магда в это время безмятежно резала балык для нежданной гостьи, приговаривая что-то на арабском, видимо разговаривала с кошкой. Совершенно недоступный мне набор звуков. Потом перешла на английский и стала рассказывать мне, что у Фредди Меркьюри была почти такая же любимая кошка и звали её Делила.
     Я резко обернулся и лишь смог заметить небольшой, почти виртуальный, краешек свободного платья, мелькнувший в кухонном проёме. Побежал следом, выскочил в коридор. Магда при этом обернулась на меня, и посмотрела как на умалишённого. Но в коридоре никого не было, я лишь уловил слабый запах сладких духов. Такими простоватыми отдушками, моя жена никогда не пользовалась.
     На этот раз Магда заставила меня выпить таблетку. «Успокоительное», - сказала она расслабленно и поцеловала мне краешек нижней губы. Через несколько минут я почувствовал, как глаза мои начинают бессовестным образом смыкаться, оставляя моё незащищённое тело перед горящим камином. Но мне уже стало всё равно, так хотелось спать.
     Я ещё слышал сквозь охватывающие меня цепкие руки сна, как Магда рассказывает мне про Африку «…Я с детства привыкла жить среди простой природы. Среди змей пауков и даже крыс. Кошка это ещё ничего. Здесь вообще много кошек. Пусть эта приходит к нам. Я не против. Животные защищают нас от злых духов, так говорит моя мама» Потом был небольшой провал в сознании, кажется, я очень крепко уснул, и проснулся от того, что кто-то ещё, кроме Магды находился в комнате, но глаза открыть я уже не смог. Зато услышал, толи во сне, толи наяву слова на арабском и несколько на английском: «Ты поаккуратней, ещё не время» Потом кто-то громко шикнул, будто зашипела кобра (я слышал, как шипят кобры на рынке в Касабланке) и полностью провалился в темноту.
     Глаза я открыл от того, что солнце щекотит мне веки, и понял, что лежу в своей кровати на втором этаже. «Как я здесь оказался?» - Мелькнула пугливая мысль, и я её тут же выпустил на волю, чтобы не заморачиваться. Быстро встал и, набросив на себя прохладный скользящий по телу халат, стал спускаться на звуки, исходящие видимо с кухни. Чем ближе я к ней подходил, стараясь не шаркать кожаными домашними туфлями о камень лестницы, тем больше слышал музыку Вила и тихий разговор. Говорили на арабском, иногда кто-то смеялся. Пахло кофе.
     Во главе с Магдой за столом в кухне сидели Эмма, Рамирес и ещё одна незнакомая женщина. Эти трое посмотрели с сожалением на меня, когда я вошёл. Магда встала со своего места, чтобы подойти и поцеловать меня, как-то озабочено показательно.
     Женщина оказалась врачом психиатром, которому я нехотя дал себя осмотреть. Она на чистом английском расспрашивала меня, часто ли бывают со мной тревожные состояния, и не злоупотребляю ли я спиртным. Я, конечно, принял заботу Магды, о моём здоровье молча и с достоинством, но ничего лишнего женщине-врачу не рассказал. Что-то мне в ней не понравилось, какая-то тихая настойчивость, направленная против меня, против моего существования на этом свете, в этом конкретно месте.
     После этого посещения я перестал жаловаться Магде на свои нестыковки, которые она называла страхами, потому что мне вдруг стало понятно, к чему это может привести. Но наблюдения я свои не бросил и самые явные пытался заносить в секретную папку на своём ноутбуке. А нестыковок становилось всё больше, пока они не переросли в явные устрашающие видения.
     Чужие запахи, шаги в темноте, мелькающие в дверных проёмах платья, уже не так пугали меня, к этим неявным проявлениям нечто я уже привык. Но вот однажды я увидел Магду сразу в двух местах. Одна Магда купалась в бассейне, когда я сидел на открытой террасе, а другая в это же самое время зашла в спальню и, не заметив меня, взяла с прикроватной тумбочки телефон. Через несколько дней появилась и третья Магда. Она больше времени проводила в саду, в беседке. У неё даже там была любимая скамейка. Но к какой бы из своих жён я не подходил и не пытался с ними заговорить, все они мне отвечали, разговаривали со мной на английском без всякого акцента с приятными знакомыми нотками в голосе и особых отличий я в них найти не мог. Лицо, руки, родинки, ухмылки, ужимки и даже запах – всё было у них одинаковым. Я не мог отличить одну Магду от другой. Но и своей жене, с которой я ложился вечером в постель, я ничего не говорил о тех двух моих жёнах, соображая, что если это всё-таки разные люди, то появиться все втроём или хотя бы вдвоём передо мной они не посмеют, и значит, - я психически болен. А если появятся, то я быстро смогу их разоблачить, и значит, - я совершенно здоров. Но всё вышло совершенно иначе.
     В одно из прекрасных солнечных африканских утр я проснулся в нашей с Магдой супружеской кровати от того, что моя жена, видимо во сне, стала меня обнимать. Я открыл глаза и долго смотрел на её прекрасное лицо. Оно было настолько правильным, идеально сложенным, что можно было запросто жениться отдельно каждом прекрасном глазе или носе, взахлёб целовать наполненные прозрачным перламутром кожи ушные раковины, создать целую иллюстрированную книгу положений её необыкновенных губ, потому что запомнить всё было просто невозможно, а очень хотелось. Перед тем, как встать я ещё понюхал её пульсирующую жилкой греческую шею и поцеловал место, где дотронулся мой кончик носа до её кожи, как бы прося прощение за столь раннее прикосновение, потревожившее прекрасный сон.
     Потом я повернулся, чтобы встать со своей стороны кровати и на какое-то мгновение пространство поплыло у меня перед глазами. С другой стороны от меня лежала в точности такая же Магда. Одета она была, так же как и первая, и как мне вдруг показалось, была ещё прекраснее. Я потёр тыльной стороной ладоней глаза и вдруг отяжелевший лоб, но обе Магды остались на месте. Только вторая вдруг открыла глаза, поднялась, уложила меня на лопатки, и я почувствовал, как её руки и лоно ищут утреннего удовлетворения.
     Сердце моё ухало в такт нашей почти бесшумной кровати. Сознание раздваивалось, мысли путались, если вообще они были сейчас в голове. Эндорфины брызнули в мозг упругой струёй.
     Первая Магда проснулась от того, что её таки образом потревожили, но словно не заметив происходящего, она встала, накинула халат и бросив мне обычное ласковое: «Доброе утро», - вышла на террасу курить. Потом, вторая Магда, получив своё, отправилась в душ, и я услышал, как шумит вода. Первая Магда вошла обратно и сказала, как ни в чём не бывало: «Пойду, сделаю завтрак. Приходи, без тебя не начну пить кофе». Наклонилась, поцеловала меня в ещё не остывшую от страсти раскрасневшуюся щёку и ушла. Я вскочил и бросился в душевую. Там из большой квадратной лейки, изображавшей по возможности тропический ливень, ещё капала вода. Стеклянные стенки душа изрядно запотели, на одной из стенок виднелся явный отпечаток утончённой женской ладони с нечёткими фалангами пальцев, но внутри никого уже не было.
     Я быстро оделся и спустился на кухню. Выдохнул с облегчением, она сидела за столом одна и напевала пятую арию из бахианы Вилла. Голос у неё был крепкий и с нотами она, похоже, дружила. Я заслушался, но от своего не отступился.
     «Что ты на это скажешь?» - Резко спросил я, имея ввиду утреннее сумасшествие со второй Магдой. Первая Магда посмотрела на меня с тревогой и удивлением. «О чём ты, мой дорогой? Тебе стало хуже?» В искренности её голоса я не мог сомневаться и поэтому стал сомневаться в своём душевном здоровье. «Вас было двое», - пролепетал я, переходя на скрытный шёпот. Потом повысил тон и спросил, делая равнодушный вид: «В нашем душе кто-то мылся? Там капает горячая вода». «Я знаю, - неожиданно ответила Магда, - нужно попросить Рамиреса, чтобы он вызвал сантехника или попросить Эмму. Я не знаю ни одного здешнего телефона коммунальных служб. У нас даже нет телефонного справочника». С этими словами Магда подошла и села ко мне на колени, обняв за шею. «Как всё это отвлекает от главного, быт расхолаживает чувства». Я услышал её горячее дыхание, чистое и сладкое. Поставил на стол чашку с кофе, которую держал в руке и положил ей руку на тёплый живот. «Это всё музыка, - шепнула она мне на ухо, - музыка вечности. Нам нужна только она».
     Магда стала целовать моё лицо, держа его между своих ароматных ладоней, и я снова почувствовал необыкновенный прилив сил, неукротимое желание сейчас здесь на кухонном мраморе взять её. Настолько велики и таинственны были её эротические чары.
     После всего, мы лежали на полу просторной кухни (даже не смогли добраться до здешнего дивана, на котором никто никогда не сидел, но и в этот раз он не пригодился). Магда, положив мне голову на руку и закинув мне на ноги изящно согнутую коленку, дышала мне в ухо и немножко задремала от только что пережитого головокружения. Я смотрел в потолок, на его совершенно ровную и белую текстуру. Обвёл глазами гнездо нитеобразных плафонов, свисающих с высокого потолка над столом. Зачем-то поглядел в угол, где висела репродукция какого-то африканского маэстро от живописи. Вся картина была похожа на хорошо вышитый различными цветными узорами ковёр. «Здесь ей самое место», - подумал я. И вдруг краем глаза заметил какое-то движение в кухонном проёме. Быстро и с нескрываемым испугом глянул туда, даже приподнял голову, отчего Магда у меня на руке шевельнулась и сказала тихо: «Не уходи».
     В кухонном проходе в одинаковых платьях (такое же сейчас лежало на полу рядом со мной) стояли две абсолютно одинаковые Магды и с лёгкими идентичными полуулыбками смотрели на нас. А я смотрел на них. Это пристальное смотрение продолжалось какое-то время, потому что я не знал, что мне предпринять. Либо это плод моего больного воображения, и счастливая, дремлющая на моей руке Магда будет потревожена зря. А ещё пуще, скажет снова, что я болен. Мне очень не хотелось её расстраивать. Но в то же время любопытство и страх заставляли меня как-то действовать. Я медлил до тех пор, пока за спинами этих двух фантомов Магды не появился третий, точно такой же. Тогда я и шепнул: «Магда, проснись, проснись! Смотри!» Но когда Магда отрыла сонные глаза и повернула голову, туда, куда я хотел, эти две хитрые бестии плавно и тихо разошлись в разные стороны. И я не помню, куда увели третью, направо или налево, взяв её за руку.
     «Зачем ты меня разбудил? Я видела сон, что мы с тобой едем на машине по побережью. Это было так красиво, и ветер шумел у меня в ушах», - Магда снова поцеловала меня и обняла. «И действительно, - ответил я, - почему наш розовый Cadillac Eldorado, наследие великого Элвиса, пылится в гараже, давай сегодня выгоним его на прогулку. Мне кажется, что от долгого сидения дома мы начали множиться». Сказал я в шутку. Но Магда посмотрела на меня с тревогой.
     Сборы на прогулку прошли без потрясений, если не считать, что я видел Рамиреса в саду, который совершенно спокойно разговаривал с моей женой, сидя на мраморной лавочке уже нагретой солнцем. При всём при этом моя жена была рядом со мной. Я слышал, как она сама с собой разговаривала, выбирая в гардеробной, совмещённой со спальней, наряд для прогулки.
     Вышла наряженная: жемчужные серьги в мочках ушей, помимо обручального кольца ещё два перстня с зелёным и красным камнем в короткой белой обтягивающей юбке и такого же свойства жакете с открытым соблазнительным животом и манящим взгляд ногами. Я посмотрел на неё и с улыбкой сообщил, что мы уже не в Лондоне, и даже не в Париже. Напомнил ей, что здесь нужно одеваться скромнее. Тогда она накинула на себя длинный цветной балахон, с пояском, а волосы подвязала длинной африканской косынкой. На руках оставила только обручальное кольцо.
     «Так-то лучше», - буркнул я, и мы отправились расчехлять Cadillac Eldorado.
     Люблю раритетные машины. Блеск никеля, тяжёлый округлый лакированный кузов, на него можно опереться и даже сесть. Выразительные фары, которым не хватает только ресниц, подведённых чёрной тушью, старое радио с ручками настройки и громкости из порыжевшей слоновой кости. Неистребимый запах кожи возбуждает гордость. Просторный почти кресельный салон, предназначенный в основном для любви. Мощь и сила послушного двигателя. Я разу забыл все свои пугливые настроения. И когда мы выезжали, громко подминая колёсами белую хрустящую гальку, нас встретил Рамирес с Эммой. Они вышли пожелать нам удачной прогулки. Я всё-таки остановился около них и спросил у нашего садовника, стараясь не привлекать внимания к своему вопросу остальных. «Что она тебе сказала?» Я имел в виду, его беседу с фантомом моей жены на лавочке. На что Рамирес ответил на очень плохом английском: «Не понимаю о чём вы!»
     Пока мы выезжали на асфальт, пробираясь по кочкообразной , насыпной дорожке сквозь пальмовую рощу, я всё размышлял на свою уже привычную и устоявшуюся в моём сознании тему: «Если все они, включая Магду, сговорились и просто хотят свести меня с ума – это одно дело. Но если мне всё это действительно видится – значит, я болен. Единственное что мне нужно сделать, это не выдавая себя попытаться столкнуть живых людей с фантомами, да так, что бы те на них каким-то образом отреагировали, заметили что-ли или заговорили, иначе меня самого ждёт незавидная судьба. Судя по сегодняшнему утру, меня ещё подстерегает много сюрпризов».
     Когда мы выезжали на асфальтовую дорогу, совершенно пустую в оба конца, лишь разогретое солнцем её полотно парило воздух накопившейся за ночь влагой, я разглядел в прогалине между пальм нашу виллу. Бросил туда взгляд. И хоть было достаточно далеко, мне удалось разглядеть на террасе второго этажа двух женщин, сидящих на наших с Магдой шезлонгах перед стеклянным столиком, третья вышла из нашей спальни с подносом. Но я уже ничего не сказал Магде, просто поехал дальше.
     Мысль о камере, о камере которой можно было всё снимать, пришла мне неожиданно, я даже резко затормозил и остановился посереди дороги. «Какой же я был дурак, - ругал я сам себя мысленно, - ведь есть же самый простой способ доказать недоказуемое! Даже в простом телефоне есть камера. И таком огромном доме в систему безопасности должны входить камеры наблюдения». «Что случилось?» - Спросила кивнувшая в такт моему резкому торможению Магда. «Так ничего особенного, кажется, я забыл телефон дома», - ответил я сбивчиво. «Зачем он тебе, ведь я же рядом», - Магда насторожилась. Это сразу стало заметно, словно что-то почувствовала. «Вдруг придётся позвонить в автосервис, если сломается машина или позвонить Эмме, чтобы приготовила к нашему приезду, что-то вкусное», - вывернулся я, хотя прекрасно знал, что эта машина никогда не сломается, а жена моя готовит исключительно сама. Магда поморщилась и ответила холодно: «Не люблю еду из чужих рук. Приедем, я сама тебе приготовлю, всё что захочешь». Я кивнул и чтобы не вдаваться в щекотливые подробности, нажал на газ. Машина уркнула, откинув нас на кресла, и понеслась в Касабланку.
     Но рассудив трезво по дороге, я всё-таки решил себе купить дополнительную мини камеру, мало ли что уже сделали с имеющимися в моём невнимательном распоряжении. Оставалось только решить, как это сделать незаметно от Магды, которая ежеминутно висела на моей руке, обдавая меня обаятельными феромонами счастья. И как я оказался прав, сохранив в тайне эту покупку.
     Мы весь день колесили по этому курортному городу, посещая различные бутики и развлекательные клубы. Но Магде всё не нравилось, ни одежда, предложенная мной на выбор, ни еда в густо пахнущих ресторанах, ни атмосфера шумных, разлинееных правилами улиц. Единственное, что привело её в нормальное расположение духа, это барахтанье со мной в мелкой воде на одном из многочисленных широких пляжей, растянувшихся огромной дугой, соединяющий город с океаном. Там она умиротворилась и даже уснула на прогретом лежаке под холщовым зонтом. В это то время мне и принесли мой заказ, незаметно сделанный у входа на этот просторный, с шиком обустроенный пляж. Маленькую камеру, умещавшуюся на ладони, запасные монетки батареек и несколько карт памяти. Я был доволен поездкой.
     Вернулись домой под вечер. Дом казался пустым, хотя везде горел свет, ожидая нас. Верхняя терраса, прибранная и помытая, словно её специально драили, заметая жуткие следы, пахла приятным маслом, видимо растёртым по доскам пола. Не смотря на обещания что-то приготовить, Магда с простотой ребёнка уснула чуть ли у меня не на руках, и я занёс её в спальню, накрыл одеялом, а сам пошёл искать место, где может находиться домашний центр видеонаблюдения. И я его нашёл, быстро и без всяких проблем. Это была небольшая комната на первом этаже, похожая на чулан, без окон, но свет в ней включался. Правда, пришлось взломать замок. Там стояло несколько покрытых пылью мониторов, видимо Эмма сюда никогда не заглядывала, и на столе застыл разбитый молотком блок управления с вывернутыми наружу кишками проводов. Молоток валялся тут же на полу в засохшей луже чёрного цвета. Я наклонился посмотреть и вдруг неожиданно для себя понял, что это кровь. Просто старая засохшая покрытая слоями пыли, лужа крови.
     Ещё не понимая, как это всё воспринимать я снова поднялся в спальню. Магда лежала на прежнем месте, только перевернулась на другой бок. «Вот что внушает надежду, - подумал я, - что-то в городе у меня Магда не множилась и не мерещилась мне на заднем сиденье кадиллака, и в океане со мной купалась только одна Магда, а не четыре». С этого момента я начал больше доверять себе и своим глазам, и теперь у меня была камера, про которую никто не знал.
     Помятуя ещё свои опасения про телефон, я решил проверить камеру и на нём. Точно, как я и предполагал ранее, - телефон не снимал. Я не смог сделать ни одного кадра, сколько ни нажимал на его иконку, на мерцающем экране. «Вот так дела! Теперь нужно держать ухо востро!» - Думал я и решил, пока Магда спит, написать письмо своему другу Генри в Лондон и отправить по электронной почте. Мой друг учился на врача, и поэтому мне было с кем поделиться странностями происходящими здесь. Я думаю, он мог бы по каким-то похожим, описанным уже в учебниках случаям, определить принадлежность окружавшей меня атмосферы. В данном случае я пытался добиться от него опасно здесь или не опасно, поэтому я всё описал более чем подробно. В конце я добавил подробный адрес с указанием километров и поворотов дорог, чтобы меня было можно без труда найти, если я перестану выходить на связь. Но то, что я сегодня утром занимался любовью с другой женщиной, сильно похожей на Магду я уже знал точно, и мне показалось, вернее я так подумал, сопоставив некоторые факты, что уже не первый раз.
     И ещё одна догадка поразила меня. Только сейчас я понял, что на нашем с Магдой бракосочетании не было ни одного фотографа, не сверкали вспышки камер, никто не бегал и не заставлял нас позировать на долгую память, чтобы сохранить мгновения счастья в семейном альбоме. Никто не записывал видео, чтобы потом долгими тихими вечерами просматривать его с любимой женой.
     Письмо Генри я уже отправил, и решил, что ничего уже дописывать и досылать не буду, потому что достаточно и того, что я уже ему сообщил. Это обстоятельство и моя невнимательность, моя доверчивость настолько поразили меня, что я теперь смотрел на спящую прекрасную Магду с опаской и недоверием. Лёг рядом со своей женой, не раздеваясь. Долго ворочался, перебирая в голове возможно ещё упущенные моменты моего здесь пребывания. Ничего более не нашёл, всё глубже погружаясь в тяжёлое забытие, инстинктивно прислушиваясь к звукам пустого дома. И весь этот густой до дрожи сон меня сопровождала безумная и талантливая музыка Вилы-Лобоса.
     Проснулся я от того, что меня кто-то сильно придавил. Я попытался освободиться от тяжести сверх меры, опустившейся на меня, но не смог. А когда попытался открыть глаза, то увидел лишь полотно наволочки на подушке, попытался перевернуться и понял, что у меня связаны и руки и ноги. В конце концов, мне удалось повернуть голову и единственное, что я увидел, это были пыльные ботинки Рамиреса. Он молча отошёл от меня, и ко мне придвинулись точёные икры Магды или её фантома. Сейчас трудно было понять.
     Кто-то сказал фразу на арабском и меня перевернули. В лицо ударило утреннее солнце. А когда я проморгался стряхивая с ресниц солнечных зайчиков, то увидел перед собой Эмму с лицом серьёзным и властным. За ней стояли две Магды, а третья курила на террасе. Рамирес вышел из спальни и в комнату вошли ещё две Магды, но одеты они уже были по-разному. «Итого, - подвёл я шутливый итог, - вас уже пять». Эмма взвизгнула от злости и отвесила мне звонкую пощёчину. «Ты не в том положении, чтобы шутить», - сказала она зло, коверкая английские слова, и собиралась отвесить мне ещё одну оплеуху. Но вошедшая с террасы Магда, схватила её за запястье и сказала глядя ей в глаза: «Достаточно мама, не порти нам вечер!»
«Мама, - повторил я, как эхо, - это твоя мама?» «Заткнись!» - Бросил мне грубое слово один из фантомов Магды. «Ладно, развлекайтесь, но помните, у вас всего десять дней», - ответила Эмма по-английски. И тут я почему-то пожалел, что не догадался ещё вчера уехать отсюда прочь, а теперь не страх, а удовлетворение, что я оказался прав, наполнило меня. И тут же к этому победному удовлетворению примешалось смутное нехорошее предчувствие.
     «Посмотрите, что я нашла у него в кармане, - сказал с напускным весельем один из фантомов Магды, - он уже давно всё понял, и хотел следить за нами». Я увидел у неё в руках мою мини камеру. Потом псевдо Магда подошла ко мне и села рядом со словами: «Ничего, мы найдём ей применение». Потом отложила камеру на прикроватную тумбочку и достаточно хищно схватила мою голову в свои руки, пытаясь забраться языком мне в рот. Я дёрнулся и закашлялся. Настоящая Магда вышла из комнаты молча, не взглянув на меня.
     Весь оставшийся день меня к чему-то готовили, но для начала насильно напоили какой-то дрянью. Отчего мои руки и ноги еле ворочались, а голова плохо соображала. Однако же я всё понимал, и иногда собравшись с силами, пытаясь сознанием затормозить вертящееся вокруг меня пространство, выдавал в эфир язвительную шутку, касающуюся личностей меня окружавших. Например, неудачная шутка: «Может нам пригласить полицию на вечеринку, у них есть замечательные костюмы!» или, как мне показалось удачный пример: «Если Эмма у вас мама, то Рамирес у вас папа!?» Тогда я даже не подозревал, что оказался прав.
      Руки и ноги, чуть позже, мне развязали, но это радостное обстоятельство лишь усугубило моё тошнотворное состояние.
     Сначала меня кормили обедом, состоящим из множества блюд. Есть и правда хотелось, очень хотелось, и я получил массу удовольствия, разжёвывая различные, плохо мной узнаваемые блюда. Вроде бы я ел осьминогов, неизвестного вкуса фрукты, полностью сопровождали мой долгий обед, различные острые соусы и сомнительные деликатесы, вроде бычьего глаза. Но всё было вкусно, очень вкусно. Фантомы Магды всё множились, теперь я их насчитал уже семь. А поскольку делать мне особо было нечего, кроме как икать перед очередной тарелкой, то я тщательно снова их пересчитал. Получилось семь. Хоть они теперь и были одеты в разные платья, но найти какие либо отличия между ними было крайне сложно. Эти фантомные создания были просто копиями друг друга. Прекрасными копиями. Не знаю, отличались ли они внутренним содержанием (я имею ввиду душевные качества), но снаружи отличить одну от другой не представлялось возможным.
      Магды ходили вокруг меня, подносили мне блюда, пытались со мной заигрывать. Потом стащили с меня одежду, всю до последней ниточки, и разоблачившись сами. Их тёплые немного влажные ладони блуждали по моему телу, словно ощупывая его со всех сторон, потом меня понесли в ванную комнату, где, как оказалось, меня ждала ещё одна Магда, восьмая. Она сидела в пенящееся и пузырящейся джакузи с видом властительницы мира и, конечно же, я понял, что это и есть моя жена. От неё от одной шёл этот несравнимый ни с чем, виртуальный запах аристократичности, царственности и вечной молодости. Остальные Магды совершенно не имели такого свойства. Наверняка, будь я в другом состоянии духа, то не взглянул бы на них даже. А сейчас я словно пьяный делал всё, что они хотели. А хотели они многого! У меня даже рука не поднимается написать, что они вытворяли со мной на глазах у моей жены. Чуть позже я был оставлен ей в пузырящейся ванне, и она играла со мной, как с игрушкой, которую бросили ребёнку, когда решили его помыть. От усталости, (все соки из меня выжали семь фантомов Магды), и от горячей пены, меня сильно развезло. Я стал уходить под воду не в силах противостоять этому. Тогда Магда, моя Магда, вытащила меня на тёплый кафельный пол голубоватого цвета и так оставила. Её идеальные ступни удалились от меня в сторону двери. Я ещё долго одним глазом, второй был закрыт полом, не в силах пошевелиться разглядывал максимально увеличенную часть напольной плитки. Оказывается, она была совсем не ровная, а имела горы и долины, даже озёра в которые с моих волос накапала вода. И там жили люди. Сначала всего двое, потом у них родились дети. И через невообразимое количество тысячелетий эта цивилизация расселилась по всему плиточному миру. Были и свадьбы и похороны, и судьбы которых не счесть. Одни племена боялись других, а те которые не боялись, затевали войны. Потом, кто-то мудрый придумал, как уничтожить всех. Но пришла страшная болезнь и уничтожила всех раньше. В конце всех веков заиграла «Бразильская бахиана ария 5» и этот плавный липкий голос гудел у меня в мозгу ещё несколько тысячелетий, пока не оборвался вместе с видимым миром.
     Очнулся я, как ни странно совершенно бодрым и голодным, хотя как мне казалось, вчера плотно поел. Мои воспоминания о прошлом дне сильно размылись и походили на странный, больше приятный, чем опасный сон. Я повернул голову от слепящего окна, которое выходило на террасу, и увидел стойку медицинской капельницы рядом с кроватью и какое-то мутное пятно в виде человеческой фигуры, сидящее у меня в ногах. Пятно приобрело резкость и я, совершенно не понимая, откуда он тут взялся, сказал тихим голосом: «Генри? Как ты сюда попал?»
     Генри поднял опущенное на грудь лицо и встрепенулся, увидев, что я бодрствую: «Ну, наконец-то! Умеешь ты попадать в истории. Как ты нас всех напугал!» «А что, что случилось?» - Недоумевал я. «Ты четвёртый день лежишь в наркотической коме, у тебя сердце останавливалось дважды. Карета неотложной помощи уехала час назад. Тут такое творилось, пока ты отсутствовал – целый детектив с погонями. И, если честно, то у тебя сегодня второй день рождения!» Я смотрел на Генри и не совсем понимал, что происходит. И тут я вспомнил про Магду! «А где моя жена!?» - Спросил я с тревогой в голосе. «Жена!?» - Удивился и разозлился Генри. «Ты шутишь! - он заходил по комнате, засунув руки в карманы, - Она тебе не жена, и никогда бы не смогла ей стать. Это преступница, на её счету не одна человеческая жизнь, да ещё и психически больная! Как ты этого мог не заметить!? Ну, как, дорогой мой друг?!» Я издалека начал, что-то понимать и заметил шутливо философски: «А тебе не кажется, Генри, что все женщины в какой-то степени имеют подобные свойства. Больше, меньше, просто в этот раз мне попался явный перекос». «Ну вот, - Генри подошел ко мне и присел на корточки напротив моего лица, - он уже шутит. Вчера чуть ноги не протянул, а сегодня шутит!» «Послушай, - спросил я Генри, - а ты ещё не знаешь, почему их было так много, этих совершенно одинаковых Магд?» «Кстати, - встрепенулся Генри, - все они сёстры близнецы. Такой феномен очень большая редкость, но уже встречался в 19…, забыл, в каком году. Они промышляли тем, что сводили мужчин с ума, показываясь в разных образах, а потом завладевали их собственностью и деньгами. Видимо эти тоже решили пойти по их пути. Но ты для них оказался «крепким орешком», ты видимо что-то стал замечать, и тебя решили быстро ликвидировать. Знаешь, тебя только этот факт и спас. Так бы я просто не поверил, прочитав твоё письмо. Сейчас они все арестованы, включая Рамиреса - их отца, и Эмму - их мать, хотя наверняка имена у них другие. Полиция уже ведёт следствие». «Интересно, а кто же тогда был на бракосочетании вместо родителей?» - Подумал я вслух. Генри посмотрел на меня, как на идиота: «Не знаю, кто там был, но тебя явно облапошили. Самое первое в жизни мужчины, что он должен усвоить – это обходить седьмой дорогой всё, что связано с женитьбой. Сам мне про это говорил. Все уши мне обтрепал, что называется, и сам попался! Все эти родственные связи: вечно недоверчивый отец жены, её туповатая мать, какие-то близкие родственники по непонятно какой линии. Зачем тебе всё это, зачем? Тебе что плохо живётся? Или у тебя есть проблемы с одиночеством? Ты рождён для другого, ты же - писатель. Придумай себе музу и довольствуйся ею. Зачем тебе эти пелёнки, какашки и прочая требуха?» «Ты понимаешь, Магда - это что-то особенное. Она словно соткана из природных нитей. Она чувствует не только музыку, но и ветер, дождь, солнце. Она разговаривает с животными и насекомыми. Она может быть в нескольких местах сразу. Она может стать ураганом или быть ласковой, как океанский штиль. Весь мир отражается в ней. Знаешь, если бы я заранее знал, что она больна, то всё равно бы рискнул. Возможно это не болезнь, а то, что мы считаем болезнью. Так на самом деле устроена женщина. Ведь то, что я испытал с ней, не поддаётся никакому логическому мужскому осознанию. И это было прекрасно. Это было, как вечность!» «Хватит, хватит патетики. Она тебя чуть не уморила вместе со своими хищными недоразвитыми сёстрами, а он её ещё и защищает», - ответил Генри с негодованием. «Я любил её!» - Сказал я громко. Повисла антагонистическая тишина.
     Потом Генри, походил молча по комнате, где недавно царствовала Магда и, остановившись у окна, которое выходило на океан, где он соединялся с небом дрожащей волшебной дымкой и сказал: «Какой здесь колоссальный вид и, наверное, рыбалка. Ладно, что бы ни было, я рад тебя видеть, дружище, очень рад!»
     На следующий день, моё состояние пришло в окончательную норму. Хотя нормой мою тоску по жене назвать было трудно. Я будто чувствовал её прикосновения, голос и шуршание платья, но, увы, теперь это действительно была только игра моего воображения.
     В ванной комнате за статуэткой Венеры я совершенно случайно (улетела запонка от рубашки), обнаружил свою мини камеру, она всё ещё работала, и я забрал её в надежде посмотреть, что на ней записано, когда у меня появятся силы и мужество для этого. Конечно же, я никому не сказал об этой записи: ни полицейским, ни Генри, потому что только в этом сохранившемся окне в прошлое я смогу увидеть свою жену. Такой, какая она мне нравилась больше всего. И ни один человек в мире меня в этом не переубедит.
     Конечно, жить дальше в месте под названием вилла «Лаубе» я не смог. Мне хотелось скрыться в большом городе, в маленькой комнате, где видно каждый угол. Жить здесь без Магды не имело смысла. Связь с природой без неё была утеряна. Генри же вызвался помочь мне продать эту виллу. Он собирался порыбачить тут на вольных водах, пока риелтор не найдёт покупателя. Видно было, что даже ему, городскому книжному червю, здесь понравилось. А потом с чистой совестью присоединится ко мне в Лондоне. Я согласился, а что мне ещё оставалось.
     PS
     Перед моим отъездом обратно в Лондон, за несколько часов до моего трагического убытия, Мы сидели с Генри на террасе второго этажа и смотрели на широкое пустынное солнечное побережье. Зыбкий воздух как никогда ещё здесь парил над линией берега, создавая иллюзию бесконечности горизонта. Генри хвастался своим новым приобретением. Это был вислоухий щенок далматинца, никак не хотевший привыкать к его командам. Очень подвижный, готовый по любому поводу лизнуть вас прямо в лицо своим шершавым я зыком. Он носился по террасе, игнорируя грозные окрики Генри, а я лишь спокойно затягивался сигаретой из пачки Pall Mall, оставшейся от Магды. «Ты знаешь, здесь породистые щенки стоят намного дешевле, чем в Европе. А я давно хотел иметь именно такую собаку. Не смог себе отказать. Однако с этой непоседливой бестией ещё работать и работать». «Что ты от него хочешь? Ведь это же ещё щенок. Он сейчас находится в состоянии «счастливое детство», а ты для него просто добрая заботливая мама», - ответил я Генри. «Думаю назвать его Фредди или Фред», - Генри встал с шезлонга и попытался поймать непоседу. «Надеюсь это не в честь кого-то?!» - съязвил я. Щенок, ловко улизнув от Генри, пронёсся сквозь спальню и я услышал, что он упал на лестнице, ведущей на первый этаж, но тут же вскочил и, цепляя когтями плитку на полу, помчался дальше. Генри собрался было за ним вдогонку. «Оставь его, пусть поносится по саду, - крикнул я ему вслед, - от него тут одна неразбериха и пыль». Мой друг вернулся, отчаявшись догнать стремительного Фреда, и снова уселся рядом со мной на второй шезлонг. Я затушил сигарету в пепельнице и тут же достал из пачки другую.
     Пятнистый далматинец ещё какое-то время носился по белым гравийным дорожкам сада, а потом его привлекли клумбы, заботливо высаженные Рамиресом, готовившим виллу для себя, и он навёл на них свой своеобразный порядок. Несколько соцветий уже валялись на земле, выдранные с корнем. Потом он унесся, со скоростью ветра в пальмовую рощу, а ещё через какое-то время мы с Генри заметили его на побережье. Он уже медленно шел в дрожащем от испарений воздухе, обнюхивая чьи-то следы. «Ну, всё, нужно сходить за ним. Слишком далеко усвистал этот глупый щенок», - Генри встал и застыл на месте, как вкопанный. Я повернулся и проследил за его взглядом, Фред спокойно лежал за его шезлонгом, мирно положив морду на лапы, и иногда отгонял поднятием то одного, то другого уха надоедливую муху. Мы снова посмотрели вдаль, на побережье, туда, где я впервые увидел гуляющую Магду. Тот Фред остановился, и видимо смотрел в нашу сторону, высоко подняв морду.
     Тогда мы переглянулись, и я увидел испуг, почти ужас в глазах моего друга. Но что он увидел в моих? Надеюсь истину, к приятию которой я уже был готов.

27.05.2022 г. Б.В.

Свидетельство о публикации №7069 от 07.08.2025 в 22:05:12

Вилла «Лаубе»

Отзывы