Лоскутное одеяло

Наталья Гаврюшова [gavryushovan] | 27.08.2025 в 20:44:47 | Жанр: Рассказ

«…Пошла Маша в село Дивное через хрустальное озеро с говорящими рыбами, села на бережок, достала бабушкин пирожок с брусничным вареньем, да и съела. Рыбки просили ее поделиться с ними, а она – нет, жадная оказалась. Пирожок ведь один у нее в сумке, а других – нет. То есть они есть, только не рыбам же. А рыбы-то говорят: «Эх ты, Маша-растеряша! Как же жить будешь? До твоей деревни-то Копылино идти и идти. А пирожков уже нет!» Разозлилась Маша и отвечает: «Не в Копылино, а в Дивное сначала, потом домой! Не лезьте со своими речами ко мне!» Встала и побежала, быстро-быстро, даже облака не могли ее догнать. А тут выходит трактор и говорит: «Дай пирожок, а то задавлю!» Маша ему отвечает: «Нет пирожков для тебя, только для рыб, трактор!» «А-а-а, - сказал трактор, Так ты еще и обманщица! Сейчас точно раздавлю!» Только за ней, а Маша прыг в кусты. А там ежик сидит и говорит: «Выходи отсюдова или пирожок дай мне, Маша!» Маша и отвечает: «Ага, сейчас, вас вон сколько, а пирожков-то с гулькин нос осталось, а мне еще в Дивное!» Взял ежик свою иголку и уколол Машу. Больно. Чтоб дошло, как надо, что жадничать и обманывать нельзя, по-другому - то ведь не понимает. Ничего! До Дивного заживет, зато человеком настоящим станет, а не то, что прынцесса бессердечная. Пришла в себя Маша, вернулась к озеру, рыб угостила, потом в лес, там трактора, а ежу не дала пирожок, колючий больно. Но все же решила угостить ежа. А еж не взял пирожок, сказал, что «… проверял я тебя, Маша на вшивость, оказалось – ничего ты девка! Иди с миром в свое Дивное. Да помни, хлебосольная жизнь – не дышло, как не крути к тебе же и вернется! С такими пирожками, что не пожелается больше даже вот, таких колючих ежей слушать. Это жизнь – в ней всякое бывает. От любви к сердечной пропасти – один шаг, и тот всегда не к месту. Иди, Маша, себе потихонечку и ничего не пропускай. Свидимся еще. И пошла Маша снова в Дивное».

- Вера Ивановна! Вера Ивановна!

- Да, я вас слушаю!

- Там Петрухин опять возле забора курит. Ему же всего тринадцать только! Что же это такое?!

- Деревня, милая Глаша, деревня, девочка. Сейчас приду. Так, дети, нарисуйте рисунок к первой части этой сказки. Будьте внимательны. Мне надо отлучиться на пять минут всего. Сытин! Отвечаешь за дисциплину. Все! Тишина! Работаем!

Я приехала в деревню «Теплую» давно. Как отучилась, пединститут окончила, так по распределению и попала. Глушь такая, даже подумать страшно. Думала, в Пензе останусь, а нет – судьба распорядилась иначе. Приехала, в общем, с книгами своими, а деревенские смотрят на меня, как на чудо, какое. Ученая ведь, с дипломом, молодая, незамужняя. Дали домик, маленький такой, но уютный, прямо на заднем дворе школы стоит. Там еще таких же штук семь, так сказать, деревня в деревне – учительское поселение. Я сначала даже плакала, с тоски, конечно. Там Пенза, там все, а здесь – что? Кругом лес, да озеро вдоль дороги. Ни библиотеки, ни дома культуры, ничего! Но сейчас, понимаю, молодая была, как голове придумалось, так и желалось, а здесь, как есть и все. Дали в школе не то, чтобы класс, а сразу директором назначили. Временно. Как оказалось, навсегда. Трудно все это. А кому легко? Что деревня, что город! Это я сейчас уже понимаю. Детей люблю, своих нет, вся жизнь в школе.

Ага! Вот и Петрухин прячется. Чудак! Дома курит, а здесь прячется. Стыдно, говорит. Сколько раз отца его просила: «Петр Васильевич, да не способствуйте, не поощряйте, у него вся жизнь впереди, кому ж больной нужен-то. Здоровые не угождают. А Валерка ваш замечательный ребенок!» А Петр Васильевич мне и говорит: «Вера Ивановна! Где вы ребенка видите?! Он уже с девками таскается вовсю, ученик ваш! Горе отцу луковое. Эх, кабы мать жива была… Пусть учится жизнь понимать, а учебники все ваши, поймите правильно, как грамота городская!» Ну, как так?! Неужели на этом все и закончится, и поступать не поедет, будет, как отец – выпивать время от времени и работать с утра до ночи. Ну, как же так?!

- Петрухин! Ва-а-алера! Немедленно выброси сигарету! Ума курить хватает, а тему по биологии уже пятый раз сдать не можешь Глафире Александровне. Ты хоть бы почитал о вреде никотина!

- Чего? Вера Ивановна! Какой же вред, так баловство, и все.

- Вот, и я говорю, что все! Дальше ничего. Пустота и только.

- Эта Глафира Александровна вечно следит за мной. Придирается.

- Валера! Что за тобой следить-то? Ты сам весь, как наше озеро – все, как на ладони. Только в глубину не заглянуть.

- А че туда заглядывать? А хотите сигарету, Вера Ивановна! Вредную!

-…А давай, Петрухин! Что с тобой поделать! Или со мной, директором таким. Тебе вот тринадцать, а мне сорок будет, а ты умнее меня без института в стократ будешь.

- Какие стократ, Вера Ивановна? Огня подать?

- Подай, Петрухин, подай. Да, подвинься, не один ты теперь у забора ведь. Да… вот тебе и диплом…

- Ты чего куришь-то? А, Валера? Нет, чтобы биологию выучить и сдать! Хоть бы тройку Глафира Александровна тебе поставила. Опять придется ее просить. Да... так чего куришь, а Петрухин?

- Та не знаю сам. Хочется.

- Выпиваешь?

- Иногда.

- Тоже хочется?

- Иногда.

- Да…

- А что, Вера Ивановна! Отца жалко!

- Так ты его и пожалей, не кури и не пей, а после школы поступай, хоть в училище, какое. Эх ты, Валера…

- Та, зачем оно мне? В лес ходить? Че время зря тратить. Чтоб вот так, как вы, с Пензы раз и все!

- Что все?!

- Вы курите, курите, Вера Ивановна. Вон, вся деревня, только и говорит: «Ученая да потерянная!» Прямо, как та Маша-растеряша в сказке! Я все слышал, как вы мелкотне рассказывали. Кому ж охота после института в такую глушь к нам. Тут не то, что закуришь и выпивать начнешь, умом тронешься! А вы добрая. Директор – во! Другая бы давно сбежала.

У меня навернулись слезы. Дым попал в нос, закашлялась, а потом, снова слезы, только навзрыд. А Петрухин Валерка-то и говорит:

- Да вы поплачьте, Вера Ивановна. Оно полегче будет. Мы же все люди. Вот я Петрухин, а вы Вера Ивановна. Вот, я обычный деревенский парень, а вы директор школы. И че? Все люди. Все курят и выпивают по времени. И это нормально.

- Как это нормально?!

- Очень так и нормально. Вот, вы не железная ведь, а не уезжаете. Хорошо ведь здесь. Тихо и спокойно, а в городе что? Там еще больше разврат. Сюда к нам приезжают, так сказать, душой отогреться, там ведь негде. Ой, Глафира Александровна бежит. Глаза – во!

- Стой, Петрухин Валера, спокойно. Сейчас докурю и пойдем.

- Вера Ивановна! Вы что-о-о?! Вы же директор!!!

- А что, Глафира Александровна, не человек, если директор. Мне тут Валера, без вашей биологии и моих сказок много интересного, так сказать, жизненно-необходимого поведал. Хотите покурить с нами?

- …Хм… дела.. Я же учительница.

- А я директор.

- А я Петрухин.

И все посмотрели друг на друга с таким удивлением, как-будто первый раз встретились.

- И все мы люди, прежде всего, - добавил Валерий.

- Да… - сказала Глафира Александровна.

- Дела… - ответила я.

- А давайте-ка мне вашу сигарету, - согласилась Глафира Александровна. Тему по биологии по размножению все равно сдашь Петрухин! Как человек, прежде всего!

- Угу, - согласился Валерий и протянул сигарету. Че за размножение? Зачем об этом писать? Все одно везде, но самое главное, что все об этом знают. Все люди же. Ни че нового не расскажу, Глафира Александровна.

- Дайте и мне сигарету, еще одну, - попросила и я. Как просто, человеку.

Петрухин дал сигарету. Уверенно и спокойно, как-будто он всю жизнь знал, что мы вот так втроем с ним стоять и курить будем. Да… У Валерки мать померла при родах, когда он на свет появлялся. Не любит потому он биологию. Особенно, тему размножения. Вот, и не спешит сдавать. А Глафира Александровна ему нравится, как обычно это происходит у тринадцатилетнего ребенка, то есть взрослеющего мальчика.

- Вера Ивановна! Вот, видите, Петрухин, даже здесь отказывается тему сдавать. Безобразие! Ну, что ты за человек такой?!

- Я? Да обычный, деревенский. Это размножение мать мою забрало. Я ведь ее и не видел-то никогда, только по фотографии. Тяжелые роды и я почти пять кило, во – харя, и нет матери теперь. Размножение. А вы, Глафира Александровна, вечно ко мне придираетесь и не только с биологией. Нравлюсь я вам, наверное, просто, как человек.

- Вера Ивановна! Сил моих больше нет!

- Да, кстати! А как у вас с размножением, Глафира Александровна?

- Да, вы что, Вера Ивановна?!

- Так, без биологии, все люди.

- Честно, никак. Не получается. Семь лет с мужем живем и все никак. Хоть тему эту уже назубок выучили не только теоретически, но и практически. Да, Петрухин, ты прав. Ни че нового, так по-деревенски?

- А че сразу-то по-деревенски? По-городскому точно также будет!

- Ага, - добавила я.

Валера многозначительно на меня посмотрел, потом на Глафиру Александровну и сказал:

- Все-то вы понимаете, да только зачем дипломами своими прикрываетесь? Биология, биология… Нет, чтоб к людям ближе быть. Да пусть хоть и учением своим! А то не по душе как-то!

- Как не по душе?! – вспылила Глафира Александровна. Ты, что Петрухин перекурил или не докурил?! Дела… Скоро договоримся.

- Ага, - снова ответила я. А что договариваться, Валера во всем прав. Закрылись сердцем в излом, как мыши серые в норах, и от ума дуреем. Какие дети при такой биологии могут быть? И мужья тоже?

Из окон чуть покосившейся деревенской школы стали выглядывать измазанные красками довольные лица третьеклашек. Мы стали еще ближе к забору. Вдруг увидели, что к нам неторопливо приближается отец Валеры Петрухина - Петр Васильевич. Потом посмотрели друг на друга и продолжили докуривать каждый свое.

- Ну, хоть что-то хорошо! – сказал Петр Васильевич. Я уж думал часом, что грамота все человеческое отшибло. А вы, ребенок, ребенок. Пошли, Валера, домой, отучился ужо. Не поощряйте, не способствуйте. А жизнь-то – она одна для всех получается. Только здесь в деревне смыслом доступнее, как на ладони. Пойдем, Валера, биологию тебе без учебника расскажу. Завтра, Глафира Александровна, сдаст он вам хвосты свои. Сегодня чуть раньше с работы пришел, да вот и за сыном. Да… В общем, до свидания, Глафира Александровна и Вера Ивановна! Да! Вера Ивановна – вы молодец! И Глафира Александровна – вы тоже!

- До завтра! – крикнул Валера.

- До завтра! – ответили мы и побрели, молча назад на уроки.

Но ведь действительно было очень хорошо! Даже замечательно! Как-то тепло и по - детски щекотливо. Вред, сигарета и все такое. Что-то всколыхнулось и затрепетало, защемив сладкой болью сердце. Я подумала, что это все очень правильно, хотя этому в институте не учат. Да и других, по всей видимости, тоже не научат.

Третьеклашки, завидев наши с Глафирой Александровной фигуры, даже не отпрянули от окон. Мы им помахали, а они нам рисунками. Я зашла в класс, и сказала, что всем, всем без исключения, поставлю пятерки с плюсом. А они кричали: «Ура! Вера Ивановна! Мы ничего не видели, что было за забором, но вы самый лучший директор, который только может быть! Ура-а-а!» Действительно, ура, откашливаясь от дыма, я продолжила вторую часть сказки.

«…Жизнь – это сказка. А кто мы с вами в ней, часто нам же и непонятно. Вот, Маша-растеряша на своем пути и рыб говорящих повстречала, и трактор, и ежа, прежде чем себя увидела. Пирожки – они тоже не лишни бывают. Вот, сигарета, хоть и вред какой организму, а молодому особенно, а кстати, оказалась, так сказать, на счастье дня и назло уму. Курить – плохо и не нужно. Главное себя, как человека не растерять вне сказки. Да, и в сказке тоже. Вон, какие красивые рисунки нарисовали. Молодцы, какие! Сказка закончена, то есть наш с вами урок…»

- Можно идти домой! До свидания, дети!

Третьеклашки сидели, как зачарованные. Я открыла дверь и сказала:

- А ну-ка, считаю до трех, и чтобы никого в классе не было! Быстро!

Они вскочили и побежали с криком: «Ура-а-а!»

Я ни разу в жизни не пожалела, что оказалась по переводу в этой школе. Деревня «Теплая» – она ведь недаром теплая. Пока есть такие Валеры Петрухины, все будет хорошо и с биологией тоже. Надо ж кому-то мудрее грамотных быть. Любовь – это прекрасно! Когда дело по душе, да и сигарета к слову тоже без злоупотребления, тогда и ясность деревенская во всем. Что здесь, что в городе, все люди!

Люблю детей, нравится работа, и даже эти ученые книги. И что живу, почти в школе тоже нравится. Хоть и директор, а жизни вовсе не знаю. Может и встречу еще свою половинку, биология-то у меня ничего, авось найдется. Все равно, откуда, лишь бы по душе.

А фамилия моя – Милая. Вера Ивановна Милая. Почти, как Теплая. Простая и понятная для всех, и для Петрухина Валеры тоже. Только пока, наверное, не для меня. Иначе от любви не бегала бы заученной биологией. Прямо, как Маша-растеряша в сказке. Да…

Свидетельство о публикации №7935 от 27.08.2025 в 20:44:47

Лоскутное одеяло

Отзывы