Не вылюбить до дна

  Бабушка неожиданно замолчала, немного пожевала губами и, аккуратно сложив их бантиком, вкусно, по-особому сладко, причмокнула. Лера внимательно посмотрела на неё, однако попросить продолжить рассказ не решилась, боясь спутать интересный сюжет, но втайне девочка надеялась, что бабушка лишь ненадолго замолчала и скоро продолжит своё повествование. А та с некоторым разочарованием взглянула на свои натруженные руки, усталыми птицами, расположившимися на её чистеньком фартучке, а потом посмотрела вдаль за окно, где вольно раскинулся снежный простор. Круглый кухонный стол был залит тёплым оранжевым светом старинного абажура, кокетливые чашки забыто стояли на льняной узорной скатерти, обидчиво храня в себе остатки ароматного, но уже остывшего чая.
- Вот ведь, не руки, а страх один, - тронула свои скукоженные пальцы Пелагея Никитична, - а всё от работы непомерной… Как вспомнишь, жизнь какую прошла! А смолоду ведь и знать не знала, и ведать не ведала, что испытать придётся. А ведь как я у отца с матерью жила, точно, как в стихе – птичка божия не знала ни заботы, ни труда… Даа, - старушка снова глянула на улицу и неожиданно сменила тему. - Зима! Любишь зиму-то?
Бабушкин взгляд метнулся в сторону внучки – девочка замерла и, боясь пропустить продолжение истории, просто быстро кивнула в ответ.
- Зимой здо́рово! – не смогла сдержать своего восторга по поводу любимого времени года Лера.
- Ну к родимцу! – в отчаянии махнула рукой бабушка. – Щас и снега-то столько нету, как ране! Вот бывалоча снегу как навалит – под самые крыши, дверь иной раз утром не открыть! А морозы какие были: птичка на лету падала – замерзала. Но хоть и суровые зимы были, а любили мы их, ребяты! Дети ж были, нам что? Знай веселись, да радуйся! А вот у взрослых работы было всегда, к холодам готовились заранее: мужики дерева рубили, сыновья с ними в лес ходили, потом помогали в деревню дрова доставлять, сразу старались побольше навозить, чтоб на всю зиму хватило. Бабам тоже работы доставало: как скотину забьют – всё расплантовать надо: куда какое мясо; с осени ещё овощи с огорода засолить, грибы-ягоды насушить, но это девки подмогали, да ма́лые, что поме́не были, те, что в лес за этими самыми грибами-ягодами и ходили. А вечерами варежки вязали, носки, шарфы, тулупы шили, рубахи. Хоть тяжело было, но и радости хватало, весело́ было – находили время для развлечений. Накатаемся с ребятами на горках, а потом сядем все у печки и песни поём, сказки сказываем. Праздники опять же: и Рожество, и Святки…
Пелагея Никитична перевела взгляд на внучку, и по Лере полыхнуло голубое сияние родного любимого взгляда.
 


  В высоком морозном небе, окружённая россыпью мелких придворных звёзд, висела холодная белая луна и лениво рассеивала скупой, едва заметный свет, на уснувшую промёрзлую землю.
  Никита Андреевич Кириллов остановил разгорячённого от быстрого бега коня и спрыгнул у ворот. Распахнув их, он вошёл в тщательно расчищенный сыновьями двор. Закрыв хлев, хозяин остановился посреди своего добротного хозяйства и, сдвинув на макушку шапку, задрал вверх голову. Несмотря на то, что зима была непростым временем, временем забот и испытаний, он любил это особенное, волшебное время года, когда всё, вот как сейчас, погружалось в тишину и покой, а чёрная и будто неряшливая после осени родимая земелюшка укрывалась белоснежной пушистой шалью.
  Кириллов постоял ещё немного и, с наслаждением вдохнув прозрачный и чистый морозный воздух, вошёл в тёплый, дразнящий ароматом хлеба дом, его дом, защищающий от шума, дел, суеты будней; дом, где царил мир, лад, где его окружали любовь, покой, забота и смех детей.
- Вот оно счастье! – подумал он, от порога заметив супругу, спешащую ему навстречу.
- Здравствай, Никитушка! – тихо улыбнулась ему женщина. – Озяб? Холодно́ как на воле сегодня! Раздевайся, я щас быстренько на стол соберу.
  Хозяин прошёл в горницу и, ненадолго остановившись перед тускло светящейся лампадкой, наскоро перекрестил лоб.
- Не колготись, Танюша, - ласково произнёс он и тронул за плечо жену, - молока поем и бу́дя.
- Как же так? – удивлённо посмотрела на него женщина, отрезая на груди ломоть душистого ноздреватого хлеба. – Как же, не хочу?! Цельный день бегаешь, день-деньской, умаялся поди?!
- Барин сегодня расщедрился – накормил от пуза: сама знаешь, на столе-то у него и стерлядка, и икорочка, и мясо. Даа, он и ребятам нашим гостинчиков передал, - Никита Андреевич вытащил из-за пазухи кулёк и, положив его на край стола, показал супруге сахарные печатные пряники.
- Батенька! – раздалось откуда-то от полатей и перед родителями предстала юная русоволосая красавица со следами-оспинками на милом лице. Девушка бросилась в объятия отца.
- Любушка моя, - ласково произнёс Никита Андреевич и, улыбнувшись, чмокнул её в висок.
- Любимица отцова, - пряча улыбку с шутливой укоризной посмотрела на дочь Татьяна Филипповна, - спать иди, вон все спят уже, а то завтра мне подмогнуть надо: и напрясть, и наткать, и еды наготовить…
  Пелагея, не смея перечить матери, послушно направилась в сторону печи, Кириллов проводил дочь взглядом и уселся на лавку: «Строга ты к ней, Татьяна! Пелагеюшка и так умница, да и Натальюшка тоже – вон какая чистота в избе! Даа, хорошие дочери у нас выросли, глядишь скоро выпорхнут из родного гнезда». Татьяна вмиг погрустнела и налила мужу в миску молока. Тот взял краюху хлеба, деревянную ложку и с аппетитом из неё отхлебнул.
  За долгую зимнюю ночь мороз немного отпустил, уступив очередь вьюжной метели. На ветвях деревьев, словно кружева искусной рукодельницы, повис иней. Всё вокруг блестело мириадами снежных бриллиантов. Снег усы́пал крыши и теперь уютно лежал на них, словно защищая жителей от любых напастей. За оградой раскинулась нетронутая следами таинственная белоснежная гладь.
  Ещё немного и побегут, протаптывая дорожки торопливые шаги работающего люда, которому особо и некогда любоваться великолепием зимней сказки, гармонии природы, ведь ему нужно думать о хлебе насущном, вот поэтому он и встаёт затемно, накалывает дрова для печей, которые потом весело гудят, наполняя дома теплом, ароматом пирогов и картошки; а сам трудовой народ уже мечтает о наступлении весны, тепла и об уходе злых морозов, хотя с оттепелью придут новые заботы – работы в полях и огородах.
  И только ребятня пока беззаботно спит под тёплыми одеялами, но вскоре разбуженная дразнящими запахами еды, обрадуется, глянув за окно, и по-быстрому поев, побежит на улицу лепить снеговиков, с воплями мчаться с крутых горок, кататься на скользкой замёрзшей речке. Их крики, смех, визги перекликаются с перестуком дятла в лесу, с беспечной трескотнёй сорок. А вот молодёжь может предаться досугу только ближе к вечеру – у них, как и у старшего поколения, дел невпроворот. И тогда, как младшие катались на салазках, лыжах и коньках, играли в снежки, девушки и юноши были заняты делами, помогали взрослым, и им так же было не до заснеженных пейзажей и красоты зимнего леса.
  Но зато долгими зимними вечерами собирались всей семьёй, пели песни, играли, девушки гадали, молодёжь ходила друг к другу в гости, устраивала посиделки. Именно в такие зимние вечера, под завывание вьюги, задушевные разговоры в кругу близких казались особо ценными, а бабушкина сказка, иногда слышанная сотни раз согревала сердца не только её маленьких внучат, но и неоднократно битого жизнью, огрубевшего душой, немногословного, но очень доброго и мягкого, хозяина дома.
  Кириллов вышел на улицу, там только-только забрезжил рассвет. Огромная жёлтая луна, круглая и ноздреватая, словно ароматный блин его милой Танюши, лениво висела над самой головой Никиты Андреевича, роняя в снег тускловатый рассеянный свет.
- Гневная ты какая нонче, - с укором коротко бросил ей управляющий и прошёл в сторону сарая.
Под его ногами морозно и весело заскрипел матовый снежок, дружелюбно «заговорил» с человеком, будто пытаясь задобрить того, в отличие от молчаливого ночного светила.
  Кириллов посмотрел на ожидавшие своего часа сани с расторащенными оглоблями, а потом подошёл к рыженькой лошадке и нежно потрепал её по вылощенной морде: «Ну что, милая, застоялась? Ничего, щас запрягу и поедем!» Услышав ободряющее обещание своего хозяина, соскучившаяся по резвому бегу кобылка ласково фыркнула в ответ и в нетерпении стукнула об пол копытом.
  Перед тем как усесться в повозку, Никита Андреевич ещё раз оглянулся на единственное горящее в доме и за ночь разрисованное морозом окно, но не сумел в него увидеть, как жена на прощанье робко и неловко, будто в первый раз, стеснительно махнула ему вслед и незаметно, благословляя, перекрестила. Кириллов несильно тронул поводья, повелевая лошадке ехать.
  Проводив мужа, Татьяна подбросила в печь поленцев и принялась за свои обычные, ежедневные бабские дела. Бесшумно и мягко передвигаясь по тёплому ухоженному дому, она думала о том, как повезло ей с супругом: какой он у неё хозяйственный и заботливый, какие от него родились красивые и умные дети. Она поставила на стол закипевший самовар и пошла звать детей к завтраку.
- Как вкусно всё, маменька, благодарствую! – выгребая из миски остатки каши, произнёс Алёша. – Счастливые мы, что у нас отец с матерью есть, а вот у Дениса…
Парень глубоко вздохнул и замолчал, не окончив начатую фразу.
- А что ему-то, Денису?! – непонимающе хмыкнул Кузьма, брат-близнец Алексея. – Сам уж взрослый мужик, на кой ему мамка?!
- Матушка, сынок, - тихо вмешалась в сыновний разговор Татьяна, - любому нужна, хоть стар он, хоть млад. А Дениса и впрямь жалко, сирота! А парень какой славный! Вот бы нашим девчатам такого мужа!
  Наталья и Пелагея незаметно переглянулись между собой и, потупив взоры, слегка порозовели.
 


  Денис Широков оббил от снега поношенные валенки и вошёл в сенцы. Сняв заскорузлые рукавицы, он засунул их в карман кургузенького тулупа и подышал на свои покрасневшие пальцы, которые успели застыть от работы на утреннем морозе. Хоть парень и замёрз, но ему очень не хотелось заходить в тёплую, протопленную избу, в которой изо всех углов и щелей тянуло могильным холодом.
  Денис был круглым сиротой, и сколько себя помнил – жил без родителей, когда те померли – одному Богу известно. Других родных у него не было и поэтому вырастили паренька всей деревней. Но больше жил он у одинокой, как и он сам, тётки Аксиньи, жили небогато, но ладно. Денис много работал, управлялся с нехитрым хозяйством проворно, а тётка кормила и, как могла, ухаживала за сиротинушкой. Но вот уже лет пять, как и её не стало, а в наследство парню остался полуразвалившийся домишко, который он тут же принялся доводить до ума, поскольку раньше хозяйка ничего менять не велела. А так как годков Денису было уже немало, надумал он жениться, а для этого в первую очередь нужно было хорошую избу, чтобы было куда молодую хозяйку привести. Зарабатывал парень тем, что батрачил на чужих людей. А люди, как известно всё разные: есть душевные, а есть и такие, как Жилинов Федот, зажиточный полуслепой дед, алчный, до безумия скупой, старикашка, у которого он только что чистил от снега двор.
  Федот был вдовцом уже лет пять, и прислуживала ему крепкая молодая девка Авдотья, хлопотавшая сейчас по дому. Она лебёдушкой скользила по горнице в долгополой юбке, ухаживая за старым хозяином. Щёки её раскраснелись от горячей печи и нехитрой работы.   
  Шумно допив чай, старик, кряхтя поднялся из-за стола, и велел ей подать кипятка и Денису. Девица кивнула и, озорно улыбнувшись парню, прищурясь, поглядела на него синими, как васильки, очами. Несмотря на свой нелепый, до пят, сарафан и повязанный по самые брови платок, она была удивительно хороша собой и, зная это, умело пользовалась сим фактом. Денис бросил на неё быстрый взгляд и тут же потупил его. Авдотья полила парню на руки воды и подала чистый домотканый рушник.
- Киселёк молочный сварила, будешь, Денечка? Поешь! – приглушив голос, чтобы не услышал хозяин, в самое ухо работнику шепнула молодуха.
И тут же, пока не видит дед, бесшумно метнулась к печи.
  Дуняшка, как все её называли, поднесла Денису угощение, а сама украдкой и с лёгкой усмешкой поглядывала на парня. Парень же всё время старался избегать дерзкого взгляда Авдотьи. А она не понимала. Чем она не хороша? Какого рожна надо этому Дениске? Дуня знала, что нравится многим ребятам, но ей нужен был только он, её Денис!
 


  Между тем, прошла зима, промчалась весна и наступила особая пора – пора, наполненная ярким буйством цветущих лугов, ароматами зелёных лощин и радостями жарких летних дней.
  Ранним утром, едва рассеялся туман, Денис шёл по мягко стелющейся изумрудной траве и с удовольствием прислушивался к просыпающимся голосам природы. Лучи солнца лились сквозь густую крону деревьев, нежно лаская макушку парня. Он шёл к своему дому.
  Ближе к полудню, когда жара достигла пика, появился Тихон – закадычный друг Дениса.
- Ох и пекло нонче, Денька! Здоро́во! – весело воскликнул приятель, снимая картуз и отирая рукавом со лба пот.
 - Так ты бы не спал до обеда, а пораньше пришёл, так и не запарился б, - недовольно ответил Денис.
Но друг начал оправдываться и уверять, что он давным-давно встал, да только батька надавал дел, что вырваться было невмочь.
  А солнце уже нещадно грело, так и хотелось спрятаться где-нибудь в тени. Было душно и тихо. Мертвенное молчание лишь нарушало редкое жужжание назойливых насекомых, да еле слышные возгласы занятых повседневными делами людей.
 Денис наслаждался ароматом свежескошенной травы, запахом цветов, доносившимся с полей, и думал о том, что лето промчится очень быстро, а у него ещё уйма работы с ремонтом дома.
  Из-за покосившейся изгороди раздался визгливый крик соседки Клавдии, вырывая Дениса из его думок. Тётка громко отчитывала своего сынишку за то, что тот, не спросясь, убежал купаться. Мальчишка, только что прибежавший с речки, где он вместе с остальными сорванцами устраивал весёлые, беззаботные игры и заплывы, сейчас громко выл от мамкиных оплеух и воплей.
- Вот же вздорная баба!  - оторвавшись на миг от плотницкой работы, воскликнул Тихон и посмотрел на друга. – Такую тишину нарушила. Не приведи Господь такую жёнку, да День?
  Денис, вырвавшись из полона умиротворения, выразительно посмотрел на товарища и поинтересовался, а какую бы жену хотел тот. Друг признался, что ему очень нравится Авдотья, но она совсем не обращает на него внимания. Широков про себя хмыкнул, но промолчал, вспомнив многозначительные взгляды Федотовой прислуги.
 


 Лера была настолько увлечена бабушкиным рассказом, что даже не заметила, как та замолчала. Внучка погрузилась в мир деревенского лета. Она чувствовала живость природы того, давнего, времени; думала о людях, живших тогда. Лера сама ощутила себя частью тех тёплых светлых дней, и от этого ей было очень легко и радостно на душе. Девочке начинало казаться, что наступил вечер, и деревня, словно потихоньку стала оживать: Лера слышала стрекот кузнечиков, тягучее мычание и размеренное цоканье копыт коров, которых гнали домой с пастбища; видела потрясающе ровный закат, окрасивший всё небо в сиреневые, красные, розовые и золотые цвета. Все склоны, дорожки – всё было озарено этим волшебным сиянием. Девочка даже слышала, как разговаривали между собой деревенские жители – их смех и усталые вздохи. Она подумала, что как, наверное, там было красиво и незабываемо ночью: голоса птиц, шум леса, плеск речных волн… И, конечно же, звёзды! Ведь они, наверняка, восторгали своей красой: яркие, манящие, во все времена, безудержно влекущие к себе людей!
  Лера тоже невольно вздохнула и внимательно посмотрела на бабушку. Пелагея Никитична оторвала взгляд от зимнего пейзажа и подслеповато глянула на внучку.
- Что, милая, так тяжко-то?
- Бабушк, а дальше? – потребовала продолжения рассказа девочка. – Дедушка увидел тебя, влюбился и замуж позвал?
- Замуж позвал? – эхом отозвалась бабушка. – Как они дом с Тихоном-то отстроили, так и решились к отцу мому сватов засылать, но не ко мне, а к Наталье, сестре моей. Меня-то он и вовсе не знал, да и Наташку так… Гулять не гулял, кады ему было? Батрачил бедняга всё! Но прийти пришли. Наталья знала, но особо рада не была – ей Фролка нравился. Ну вот, пришли сваты, а мы стол накрывали, я, значится, матери помогаю. И только Тишка собрался имя нареченной назвать, как Денис останавливает его и говорит: «Пелагея». Все так и обомлели. И я тоже. Кто ж знал, что он такое удумает…
- А дальше? – нетерпеливо выпалила Лера.
- Что ты всё? Дальше да дальше, - рассеянно проговорила старушка, - а дальше обвенчались.
Она ненадолго задумалась, опомнилась, потому что внучка задала очередной вопрос по поводу того, как же отреагировала её сестра.
  Пелагея Никитична вспомнила, что Наталья тоже вскоре вышла замуж по любви за своего Фрола, а красавица Авдотья, отказав Тихону, связала свою судьбу с любимым парнем, который потом спился – он и смолоду ни одного веселья, ни одной гулянки пропускал. «Точное гаданье-то было, - подумала она, - ведь ей бутылки привиделись, а товарке её – голышики, она и родила человек десять ребят-то».
- А Тихон? – тихо предложила продолжить повествование внучка.
- Он тоже девку хорошую взял, не то, что Дунька. И жили хорошо, ладно, как и мы с Денисом, в любви, - грустно ответила бабушка.
- А какой он был Денис, расскажи, - попросила Лера.
- Хороший, вот как папа твой. Заботливый, меня чуть не на руках носил, пылинки с меня сдувал, работу тяжёлую не давал делать – всё сам: и в огороде, и во дворе… Говорил, что мне по дому, да с ребятами забот хватает. Вот ведь как бывает, смолоду счастье, а потом словно сглазили, - Пелагея Никитична вздохнула, - как в воду канул милый мой. А тут война ещё: и жгли нас, и стреляли, и вешали… Есть нечего, крыши нет, с неба льёт, заткнёшь, как сможешь, по-бабски – и то хорошо. А вот ещё вспомнила, спрашиваешь, какой дед был. Честный очень! Батрачил же на этого куркуля Федота, а тот ведь, как крот, слепой был. Красная армия как пришла – так он тикать удумал, а как же драпать, не с пустыми же руками? А он, оказывается, как революция началась, в землю кубышку припрятал с богатством своим: там и монеты царские, и золото, и каменья драгоценные. И велел он Денису выкопать горшок этот. Так Денюшка взял лопату и пошёл, куда сквалыга этот показал. И не ошибся слепец – шагами всё вымерял. А Денис нашёл тайник и отдал, а Жилин от жадности трясётся весь, шипит: «Не украл ли ты чего себе?»
  Потом Тишка Дениса спрашивал, неужели и впрямь не заныкал хоть мелочишку какую, дед всё равно слепой был, в карман положил бы, тот и не заметил бы. А тот удивился, что как же можно чужое взять. Вот так-то милая. А потом пропал он на войне – ни слуху ни духу, и только потом, через много лет, похоронка пришла. А я, хоть и сватались ко мне (и мужуки хорошие были, славные), не могла его забыть и предать память его не могла, поэтому решила, что лучше Денюшки мово никого не будет, да и отца ро́дного ребятам нашим никто не сможет заменить.
- Счастливая ты бабушка, ведь у тебя настоящая любовь была, такая…
Девочка на минуту задумалась, а бабушка внимательно посмотрела на неё, улыбнулась и тихонько добавила: «Такая, что и не вылюбить её до дна» …