"Семёновна"

Раиса Егорова [Raiska2011] | 13.05.2025 в 21:19:57 | Жанр: Рассказ

Казачкой Анну звали от рождения. Родилась она и выросла на Дону. Оттого и характер у неё – справедливый и непреклонный. Как былинка степная - гнется от суховея, об землю колотится, а не ломается. И сколько тех суховеев на долю ее выпало – она одна лишь знает. А только не зачерствела душа, от добра не отринулась. Случись беда где - Анна на помощь приходит первая.

А вот льстить и приспосабливаться, так и не научилась. Мелочность души – не принимала, трусость – презирала, от того, может, и с мужем не ужилась – детей сама растила. Но зато певунья да затейница была – каких поискать.

Станичные ребятишки так возле нее и крутились.

- И чем она их только приманивает?... - судачили старухи.

- Да без мужика ж, вот молодежь и огуливает…

Судачили-судачили, и уморились. Как ни выглядывали, как ни выспрашивали – а только греха за Анной не нашлось. Стали звать Анну – Анной Семеновной. Высшей награды от старух мало кто добивался.

А Анна от доброты своей, видать, Богом замечена стала.

Как стукнуло, ей 30, так по пору свою золотую и стареть перестала. Годы идут – а она все не меняется, да всё озорничает.

В станицу грозил заглянуть атаман окружной. Казаки всем миром готовиться стали, Анну на круг звали:

- Выручай, Анна Семеновна! Художественную часть выдумывай.

Солнечным июньским днем нагрянули гости. А Аннушка, что царица Тамара, в новой юбке с каймами, кофточка мудрено расшитая шлычка узорами поблескивает… Что там окружной атаман, свои казаки Анну как в первый раз увидели…

А она с лукавой улыбкой гостей хлебом-солью дарила. На клубной сцене такие игрища устроила, что и стар, и мал, как с ума посходили, года забыли…

После круга не было казака, чтоб за Анной не ухаживал. Окружной в ноги кланялся, руку целовал:

- Эх, казачка! Кто ж мог знать, что здесь, в далекой станице, такая краса живет. Наша ты… Наша. Жаль только жизнь стала новая, такие, как ты, перевелись…

- Да что ты, атаман! У меня вот продолжение есть! – говорила Анна. – Видишь, сколько казачат вокруг меня? Они – наше будущее. Зажгу в них искорку, до дней последних гореть будут, род казачий продолжать станут.

Слушал атаман и радовался. А Анна…

Видела Анна казака сероглазого. Да и как не заметить его, если выше всех, стати необычайной. Старые казаки к нему с почтением, хоть и годов он Аннушкиных…

Смотрел сокол сероокий на Анну, и глаза улыбались. Далеко стоял, а словно близко. Не смутишь Анну, а сердечко сильней забилось.

Ранней весной назначили смотр казачьих войск. В станице переполох. Все казаки от мала до велика коней, да упряжь готовят, песни строевые репетируют. Аннушка чинит казакам военное обмундирование.

- Анна, Анна! – слышится со двора – Гостей принимай!

Выскочила Анна на крыльцо – сердце оборвалось, все перед глазами смешалось и превратилось в лицо бородатого окружного атамана, рядом с ним казак сероокий.

- Просим тебя, Анна Семеновна, почетным гостем на нашем празднике быть. Любо, казаки?

- Любо! Любо!- взревели станичники. Улыбнулась Анна:

- В хату прошу!

Стол накрыла, гостей угощала. А казак сероглазый нет-нет, да кружку с чайком подаст, тарелку поближе к Аннушке подвинет да на соседа Анны глазом стрельнет. Заерзает сосед на лавке, да вроде невзначай так в другую сторону от Анны и отодвинется.

- Ох, не спроста все это... - думает Анна, а по телу тепло разливается - и не ухаживает за мной, и беседу не заводит, а смеющихся глаз не спускает, да улыбку в усах прячет. Хитер и умен, и горд сокол мой ясный. Эх...

Прощались поздно, «сероокий» последний подошел, руку подал:

- Запомни казачка, меня Григорием зовут – так, на всякий случай говорю...

Чуть может дольше руку Анны в своей подержал. Ладонь у него огромная, как и он сам, но теплая и на удивление мягкая. Щекой бы к ней прислониться...

- Глупая, глупая ты, - думает о себе Анна. - Он вон какой: старики уважают, казаки к нему с почтением - в авторитете Григорий у них, а ты размечталась... Он может и слов-то ласковых не знает. А к тебе с иным не подходи - сразу от ворот поворот дашь и с мечтами своими не посчитаешься. Слышала как он – «Запомни, Григорием зовут!». Как приказал. Ох, Анна, не для тебя это... Это ж «коса на камень»...

Проводив гостей, долго еще Анна в постели ворочалась, пока не сказала себе:

- Все. Ничего не было. Выдумала Бог весть что. Другие вон и ухаживали, и приобнять пытались, да и намеки солоноватые отпускали, а этот и десятком слов не обмолвился с тобой... Спокойной ночи, Аннушка!

Чтобы ехать на парад, атаман личный «Мерседес» за Анной прислал, в город поехали.

А там народу собралось – видимо-не-видимо! Казаки, живые, «всамделишные» да еще и на настоящих лошадях! Вот так невидаль! Народ ближе познакомиться норовил. Детишек на лошадей сажали родители, парни своих девушек подсаживали. Новая форма на казаках синевой радовала глаз, сапоги блестели и в них играло солнце, форменные фуражки лихо сидели над выбившимися казачьими чубами.

Телекамеры, фотокорреспонденты, репортеры... Все интервьюируют казаков и ждут именитых гостей.

Среди этой казачьей синевы – Анна, единственная женщина – казачка, да еще в казачьем костюме. Теперь таких не носят.

- Эх, ягодка... слышится голос со стороны.

- Казачка! - вторит другой.

А Анна думает:

- Вы - мое сердце, моя Родина, моя кровь! Я ваша, а вы - мои. Я горжусь всеми нами. Мы - казаки.

Старый казак Антоныч не отходит от Анны ни на шаг, как молодой кочеток пытается быть первым кавалером среди других казаков.

Сзади заржала лошадь, Анна обернулась - племенная кобылка Линда несла на себе достойного седока, Григория. Он спрыгнул с лошади, заглянул Анне в глаза провел ладонью по ее волосам, и, протягивая великолепную алую розу, сказал:

- Это тебе. Пока ты держишь ее вверх бутоном, я буду знать, что ты думаешь обо мне.

Онемевшая Анна глядела на Григория. В ушах звенело, в груди стучало и сквозь глухую завесу команда:

- На коня!

В руках - роза. В небе- солнце. В душе - весна.

- Анна, Анна!...- теребит за рукав Антоныч. - Построение.

Конные казаки выстроились у контрольной линии, пешие - в колонну. Именитые гости выходят из машины…

Лошадь Григория умудрилась на треть корпуса выйти вперед, и атаман собственноручно вынужден был ее разворачивать, затем она удумала кого-то из соседок лягнуть, потом заплясала под Григорием и в заключение, в тот момент, когда именитые гости подходили к колонне, Линда сделала свои естественные нужды.

Анна поняла весь комизм этой ситуации. Таким образом лошадь выразила свое непосредственное отношение к именитым гостям и ко всему происходящему. В глазах «союзников» скачут одинаковые бесенята.

Но вот уважаемые отцы города перед казаками и атаманы приветствуют их. Старый Антоныч, взяв Анну под руку, комментирует события, как вдруг… Григорий поворачивает голову в сторону Анны, в глазах - молнии и сквозь зубы шепчет:

- Руку!

Антоныч, как ошпаренный выдергивает у Анны свою руку и говорит:

- Теперь этот черт меня заест. Он и так на меня что-то въелся. Наверно, из-за тебя, казачка! Анна смеялась.

После парада на площади развернулась массовое гуляние. Звучала современная музыка. Молодежь танцевала, Анна с улыбкой смотрела на них.

- Пойдем, казачка, в круг, - пригласил молодой подхорунжий.

- Нет, извините, меня музыка не устраивает.

- А что бы Вы хотели? - поинтересовался предприимчивый дискжокей.

- Семеновну и хорошего казака в партнеры! – Не моргнув глазом, ответила Анна. Дискжокей недоуменно пожал плечами...

Праздник закончен. Пора возвращаться домой. Атаман пригласил Анну в свою машину.

- Она поедет со мной!

Все поняли, такое мог сказать, только один человек. Атаман посмотрел на Анну, Анна на Григория, Григорий протянул руку, не думая ни секунды, Анна положила на руку мужчины свою ладонь и, залившись краской, опустила глаза. Заулыбавшийся атаман сказал:

- Ну вот, всегда так. Лучшая женщина обязательно достаётся другому.

К счастью, она этого уже не слышала.

- Прошу! - Григорий открыл дверцу своей машины, поинтересовался, удобно ли женщине и вставил ключ в замок зажигания.

- Ты можешь задавать любые вопросы, я на них отвечу.

Ровно через пять минут Анна поняла, что это был отвлекающий маневр своего рода анестезия, когда оперируемому под местным наркозом хирург начинает задавать разные вопросы, дабы отвлечь больного от ощущений самого медицинского процесса. Машина резко набирала скорость. Григорий улыбнулся:

- Этот кузов стоит на платформе гоночной машины. Верх - макет. Все настоящее - снизу.

Боже, что это было! Машина бешено мчалась, обгоняя другие автомобили. Реальность напоминало компьютерные игры - гонки. Но это захватывало, и совсем не было страха.

- Я профессиональный гонщик, - улыбаясь, сказал Григорий. С лошадьми тоже так - они меня уважают и слушаются.

- А женщины?- подумала Анна, но не спросила.

У её дома Григорий протянул Анне руку:

- До свидания, казачка! - и выжидающе поглядел в глаза.

- До свидания! - ответила женщина и вошла в дом.

Ночью она плакала, сама не зная отчего. Может от одиночества.

Лето стояло жаркое. Дел невпроворот: время припасиха проходит быстро; как потопаешь, так и полопаешь.

Однажды августовским вечером постучали в дверь, Анна вышла открыть. На пороге стоял Григорий, а у забора стояла привязанная лошадь.

- Я за тобой. Можешь быстро переодеться? В казачье...

Через 20 минут, замыкая дом, Анна услышала, как казак присвистнул:

- Умница!

- Я всегда умница! - чуть не ответила Анна, а сама подумала - почему она всегда делает то, что хочет он?

Дорога вела в город, который сиял огнями. Машины и прохожие останавливались, пропуская вперед странный «кортеж» - среди современного ночного города, мужчина и женщина в национальной одежде, на коне, не обращая ни на что внимания, двигались в неизвестном направлении. То здесь, то там слышался вопрос:

- Что случилось?

- Снимают кино?

А Григорий лишь посмеивался, крепче прижимая к себе Анну. Анна же, с ее веселым заводным характером, приняла условия игры и ждала, что же будет дальше, решив, что в грязь лицом она не ударит ни при каких обстоятельствах.

Свернули в парк. Толпа зевак изрядно прибавившаяся двигалась за лошадью с седоками.

Из-за кустов неожиданно вынырнула летняя танцевальная площадка и к ее входу уверенно двигалась лошадь. Музыка стихла, люди расступились, пропуская на середину площадки необычных наездников.

Ловко спрыгнув на землю, Григорий бережно опустил рядом с собой Анну.

Раздались аплодисменты. Лошадь заржала, но была передана неизвестно откуда взявшемуся молодому казаку.

Голосом дискжокея, динамик вещал:

- Приветствуем на нашем танцевальном кругу казаков Войска Донского. Для вас - «Семеновна», с выходом.

Раздалась первые аккорды и.., махнув рукой, Анна смело поплыла в танце. Медленно обошла круг. В мелодию вступили ритмичные постукивания ложек. Анна сузила круг, двигаясь к середине площадки, увидела, раскрыв в стороны руки, к ней идет Григорий.

Перед Анной он остановился, сделал приглашающий жест, и дальше все словно сорвалось с мест - и музыка, и Анна, и Григорий.

Мужчина и женщина танцевали с «характером», как говорят старики, попеременно наступая друг на друга, словно что-то доказывая один другому.

Публика, затаив дыхание, смотрела на это состязание двух, гордых людей и когда стихла музыка, взорвалась аплодисментами.

Григорий, поцеловав Анне руку, подвел женщину к лошади, посадил в седло, сам вскочил на коня и с места взял в галоп, пока не остановился у дома Анны.

Он смотрел ей в глаза и ждал...

Она смотрела ему в глаза и ждала...

А в итоге - до свиданья!...

- Ну, почему я такая непутевая?- думала Анна. - Женщины все с мужьями, а я со своей гордостью. - И сама не налюбилась, и меня не долюбили. А вот встретила, ведь знаю - казак, сама ж такая, гордая! Позови он меня - на крыльях полетела бы, заботилась бы о нем, как о ребенке малом, только бы помнил, что я. тоже человек, не стучал кулаком, а просто сказал - мне так хочется...

И я бы для него... Да он и не знает, что я могла бы сделать для него. Нет того, чего - бы я не сделала для любимого человека. Но... Он молчит, а я... Скорее всего, я просто комплексую... И хочется крикнть:

- Будь, мужчиной! Мне надоело быть одной и в доме, и на работе. Я хочу любить и быть любимой! Но... что попало мне не надо. Мне нужен мужчина! С большой буквы и … Казак!!!

Середина осени. Ночи похолодали. Небо вызвездило и напоминало о зиме. Не виделась больше Анна с Григорием. Себя корила - гордая. Но знала - иначе не могла, хотя сердце плакало и каждую ночь умирало, а каждое утро, рождалось обновленное надеждой - вдруг, как тогда, нежданно-негаданно постучит в дверь и скажет... А, что скажет? Любил бы... Пришел бы. Да о чем ты Анна? Видела же ты, что нет женщины равнодушной к нему. Видела же сама. Но, характер его - вряд ли кто выдержит - гордый и властный. С ним жена должна быть рабой, покорной и согласной на все. Но я не раба, я - казачка! Но и он - казак!

Грустно и хлопотно протекает осень. Тоска ест душу.

Анна заболела. Врачи сказали: последствия стресса. Да с чего ему взяться - стрессу-то?

Станичники пришли проведать.

- Что это тебя не видно? Казачата говорят, больна. Вот, принесли гостинцы, ешь, поправляйся.

Вечером пришел казачек Санька. Долго сидел, пока соседка не пришла уколы больной делать.

А через час после Санькиного ухода, в дверь постучали. Открыла дверь дочь Анны.

Вошел Григорий.

- Поедем ко мне. Мне нужно! Очень нужно... Назад я тебя привезу, поедем.

На отговорки, на болезнь Григорий не реагировал. Поедем и все!

Анна наскоро оделась. Да и могла ли она поступить иначе? Час с ним, а потом хоть смерть.

Машина остановилась на широком подворье, где белела стенами хата, а рядом с ней изукрашенное изразцами, деревянное строение. Вот к нему-то и вел Григорий Анну.

- Милости прошу!

- Это твой дом?

- Нет, это моя баня! Заходи, раздевайся. Все будет прилично и так, как ты захочешь. Сейчас я буду тебя лечить травами, водой и огнем. Да не смотри на меня так! Но сначала - экскурсия.

И хозяин повел гостью показывать свои владения - душ... топка... бассейн, парная, бар..., настойка из лечебных трав - один глоток. Вот - полотенце, простыня. Тебе помочь? Помни мы друзья!

- Нет! Помогать не надо. Я сама.

В душе женщина чувствовала только стыд и какую-то обреченность. Хозяин рассказывал о травах, о пользе подобного лечения, о том, что, впервые разбившись на гонках, Григорий сам лечил себя и ставил на ноги. Сам! Анна верила ему. Такой человек все может. Ведь, может же она, женщина... Да, что он о ней знает?

А вот поведать о своих бедах Анна не может: сестра брату нужна богатая, а жена мужу - здоровая. Народ мудрец зря не скажет. Да и смирилась она уже со своей судьбой.

И у Григория тоже - один в один судьба Анны.

Он разбился - жена бросила.

Анна заболела - муж бросил.

Неважно, что потом были извинения и покаяния. Но в трудную минуту бросить человека в беде, это подлость.

Григорий не простил своей жене.

Анна не простила своему мужу.

Но, что дальше? А время идет. Каждый сам устраивает свою жизнь для себя но... дети вырастут и уйдут, здоровье с годами ослабнет... Два гордых человека станут одинокими.

Это закономерность.

Из задумчивости гостью вывел Григорий, завернувшийся в полотенце:

- Ты готова?

Анна, вздрогнув, ответила:

- Да!

А дальше...

Целых девять часов видеть и слышать его, дышать одним воздухом с ним. Держать руки в воде и обмениваться пригоршнями брызг, которые скатывались по лицу и напоминали о реальности происходящего.

Затем хозяин ведет Анну в парную, льет на раскаленные угли состав из лекарственных трав, и, заставив Анну расслабиться с помощью лечебного массажа, несколько раз заставляет ее менять раскаленную парную на ледяной бассейн. В последний раз женщина уже не в состоянии из бассейна выбраться. Ее «выуживает» оттуда Григорий, закутывает в сухую простынь и приказывает:

- Двигайся!

Пять минут Анна пытается что-то делать, испытывая своё больное и непослушное тело, а потом в изнеможении опускается на лавку:

- Все! - только и выдохнула она.

Работает одна мысль:

- Не могу! Мне уже не стыдно, что я одна перед чужим мужчиной в его доме, в его полотенце, в его простыне, в его власти и не в силах справиться со своим телом. Я похожа на одушевленный, но неподвижный предмет. Если хочешь, можешь трогать меня, если угодно, перекладывать, я согласна!

Я согласна с тем, что ты берешь меня на руки и, уложив мою голову к себе на колени, гладишь пальцами мои волосы и сравниваешь их с гривой дорогого тебе коня.

Согласна с тем, что ты, прикасаясь ко мне губами, шепчешь что-то на ухо, не знаю даже что…, но мне от этого уютно и тепло,

Я согласна не думать о совести до утра, лишь - бы ещё и еще чувствовать прикосновение твоих рук и губ...

Тщетно пыталась Анна вспомнить, когда еще в жизни она чувствовала себя такой маленькой и беззащитной и в тоже время такой защищенной от всего зла на свете. Ей казалось, что если - бы в это время разрушился весь мир, с ней ничего не случилось, она так и продолжала бы лежать на его коленях, а он касался ее своими губами и повторял:

- Маленькая моя...

Да, он большой и сильный, она маленькая и слабая.

Но как мало и как много нужно для счастья.

Анна пыталась заглянуть в будущее, найти место для женщины в доме Григория. Все вокруг говорило:

- Я здесь хозяин.

Места для женщины не находилось.

И еще горше было от того, что вместо самолюбивого гордеца Анна увидела вдруг мужчину нежного и заботливого, очень чуткого, которому не чужды человеческие слабости.

Как бы хотела она отдалить неумолимый рассвет и остаться в этом доме ещё.

Но главное она здорова и благодарна Григорию за те часы счастья, тепла, душевного уюта, а главное чувства безграничной защищенности и надежности, и хотелось верить его словам, что время все расставит по своим местам.

Зима в тот год выдалась лютая. Казаки часто вечерами заходили к Анне, собиралась молодежь. Дело находилось всем: девушек Анна рукоделию обучала, песни и игры играли. Казаки задумали музей казачества открыть, сносили к Анне старинные седла, уздечки, собирали предметы казачьего быта, чинили их. То один, то другой Анне по дому помощь предлагали, но она отказывалась.

- Гордая ты, Аннушка. Мы же тебе не чужие. Все сама, сама. А годы идут... И чего ты ждешь?

- Казака жду, своего!

- А мы что, чужие что ль?

- Нет! Вы мои, родненькие. Мы все вместе казачество сохраняем, вы - братушки мои... соратники, как будто, по борьбе, за дело наше казачье – смущалась Анна.

- Ну, эт ты, Нютка брось! Значит, мы тебе родные, а тот, кого ты ждешь, свой... Свояк что ли? - загоготал Антоныч.

- И что он такого должон сработать, что б понять, что он свой?

Анна хитро улыбнулась, приняла вызов.

- А вот вы ж меня Марьей-Искусницей кличите, а светлицу мне не построили. А он, сам приедет за мной, и увезет в светлую горенку, на...

- …гнедой Линде! - вставил Аникеич.

- Вот-вот, и подвинет нашего Антоныча, чтоб на Аннушку не заглядывался! - добавляет куренной. И повезет...

И начали казаки тему раскручивать.

- Да цыть вы...- шикнул Сашко и только теперь балагуры заметили, что Анна притихла.

- Аннушка! - прокашлялся куренной - Расскажи нам про светлицу свою.

- А что о ней рассказывать?.. Светлица - это где светло и глазу, и телу, и душе. Чтоб солнце с трех сторон в окна глядело, чтоб цветы круглый год по стенам вились, где буду сидеть я у окошка с вышивкой и милого своего поджидать. А он ненаглядный мой, ходить ко мне будет по ступенечкам с перилами резными дубовыми. Протянет ко мне руки и скажет:

- Желанная моя, ненаглядная... Обнимет и будем мы обнявшись с ним жить, до дней последних. Все беды переживем, все невзгоды преодолеем. И никогда, слышите, никогда уже никто больную меня в беде не бросит, бранным словом не обидит, и не нужно будет мне вас, казачки, поджидать, чтобы забор покосившийся поправить, потому что он, роднее родных, который сам обо мне позаботится...

Куренной виновато подсел к Анне, руку на плечо ей положил и покачав сокрушенно головой произнес:

- Да!... Долго нам Аннушка, забор твой чинить придется пока ты своего казака дождешься...

- Ничего, - вымолвила Анна. - Еще полжизни впереди..

Расходились казаки за полночь. А о разговоре том долго помнили, да между собою обсуждали.

- Хорошая ведь, бабенка. И умелица, и веселая, и в беде первый друг. А, поди, ж... Придумала светлицу себе и ждет, кто бы ее построил. Нет, казаки, не в свое время Анна наша живет, да и где мы ей казака такого отыщем, чтоб бранным словом не звал? Я свою Настасью иногда так «заверну», что она долго дорогу туда ищет, в курене живет и светлицу не требует.

- Дак Настя твоя - не Аннушка!...

- Что верно, то верно, - согласно кивает казак.

Весна пришла неожиданно. Снег сбежал в Дон ручьями талыми, в степях алели редкие по этим временам цветы лазоревые. Ветер ронял наземь вишневые лепестки, лазурно синело небо.

Собирали круг. Окружной приехал с большой группой своих казаков. Напрасно искала глазами Аила среда них Григория. Больно защемило сердце я лишь гордость не давала плакать.

- Кланяется тебе Григорий, казачка. Здоровья желает^!" - сказал атаман.

- Спасибо... - выдавила Анна, а про себя зло подумала, нужны мне его поклоны. Каменный он человек - всколыхнет душу и пропадет, всколыхнет и опять пропадет! Лучше бы вообще на дороге моей не становился. Ему шутки, а мне - горе горькое.

Да только стали вскоре казаки глядеть на Анну, так, вроде, знают что-то, и выжидают, как это «что-то» воспримет Анна.

В середине лета куренной зашел к Анне и сказал:

- Нам бы знамя новое, может поедешь со мной в город, чтоб материю подобрать?

И снова дорога в город. По ней Анна с Григорием на дискотеку ехали. Вспомнила, улыбнулась, кто еще мог вот так душу порадовать? Горько вздохнула, задумалась Аннушка и не заметила, как на широкий двор въехала атаманская машина.

- Мне тут по делу надо, - оторвал ее от раздумай куренной. Подняла глаза Анна и обмерла - машина стояла на подворье Григория.

Упало, глубоко рухнуло сердце, задрожало. Вспомнились губы и руки его, и слова ласковые. Обида вдруг исчезла. Как в огне пылало тело Анны, и на Григория, стоявшего у машины, глаз не поднять было. Только и смогла вымолвить:

- Здорово живешь, Гриша...

Он молча сделал шаг и натолкнулся - на взгляд Анны, руки к ней протянул, сжал ими непослушные пыльцы женщины и произнес:

- Здравствуй, голубка моя.

В глаза заглянул и увидел в них и боль, и ожидание и обиду жгучую.

- Я здесь тебе подарок приготовил, - тихо сказал Григорий, и повёл Анну за собой.

За домом, на месте старого гаража, вся в горохе созревших вишен высилась самая настоящая светлица. Высоко на срубе стояла и сияла она стеклами окон с резными наличниками. Точь-в-точь такую видела Анна в детской книжке, рубленую в три огромных окна. По новеньким ступенькам с резными перилами поднимались казак с казачкой в большую комнату. Единственным предметом мебели в светлице была широкая деревянная кровать, причудливо изукрашенная резьбой, металлическим позументом…

Вместо матраса - слой душистых трав, сверху все устлано шкурами.

Изумленная, глядела вокруг Анна, ведь именно эту чудесную кровать видела она тогда у Григория,

- На ней, никто, кроме меня, никогда спать не будет - сказал тогда хозяин. Анна догадалась, что Григорий показывает ей свое новое жилье.

- А дом как же?- спросила она.

- Дом остается без изменений и там все мое. Менять ничего не хочу. А это, для тебя, если ты не против...

Как громом пораженная стояла Анна, тот шар, переполненный воздухом, что находился в ней, стал душить ей горло, превратившись в болезненный стон, и вдруг лопнул.

Слезы залили лицо Аннушки. Сначала оно плакала тихо, затем громче, затем, безудержно рыдая, стучала кулаками Григорию в грудь, и причитала:

- Это тебе за розы... Это тебе за танцы... Это за баню…

На лестнице стояли куренной и Сашко. Они не понимали, о чем речь, за что так колотит Анна Григория.

Куренной нахмурив брови осуждающе проговорил:

- Вот и угоди им, этим бабам. Он ей светлицу полгода возводил, ни дня, ни ночи не видел, все своими руками. Мы ему только лес подносили... А она его за это в шею! А говорила встречать буду... А сама его же салом, ему по мырсалам… Да кто их поймет, баб этих...

- Пошли атаман, нечего на семейную ссору рот раскрывать - только и успел сказать Сашко, когда Анна вдруг поняла, что же случилось.

Долго, широко раскрытыми глазами смотрела на Григория, молча обошла светлицу, погладила ладонью деревянные панели, из окна сорвала вишню - положила на подоконник, а потом бросившись на душистый матрас тихо позвала:

- Гришенька!..

Свидетельство о публикации №2302 от 13.05.2025 в 21:19:57

"Семёновна"

Отзывы